- Что ж. Полагаю, это будет обыкновенный превосходный день? - заговорил Леон, мастер острого слова, картограф, букинист и в целом - прекрасно одетый, самый опрятный из всех знакомых оксенфуртских букинистов, попадавшихся на промежутке времени немного немало, аж в целых пять долгих лет. Алва Амнелл, разумеется, занималась делами и помимо поиска самого опрятного и прилично пахнущего оксенфуртского букиниста. Алва Амнелл, разумеется, пробовала и других. Но лишь у Леона получалось быть таким, какой он был.
Тихий и одновременно шебутной Леон - единственный на весь Оксенфурт букинист, который владел самой взаправдашней картой сокровищ. Причём нарисовал он её вовсе не от руки. Всамделищная карта сокровищ была приданым, доставшимся от прапрапра - и ещё раз сто - прабабки, которая была немного немало - а целым эльфом, известным также как Aen Seidhe, Народ Гор.
- Что ж, коллега. Полагаю, вы правы, - отозвалась Алва Амнелл, поглаживая коня по гриве. Гипноз действовал отменно. Гипноз - и просто дефантастическое количество парфюма. Потому что острый нюх был не только у коня. Но и у самого Леона, того самого букиниста.
О, что это был за человек...!
Спустя два или три поколения всё эльфское наследие его кровь, разумеется, растеряла. Леон был ниже и коренастее сотни тех, кто Леоном не был. Его имя, сохранившее отголоски высшей расы, звучало куда сложнее, заковыристее и хуже для запоминания, нежели просто "Леон". Его фамилией можно было проверять студентов академии на трезвость. Он всегда обвешивался сотней - а может и всеми двумя - всяких сумок, кошельков, карманцев и кругов для удержания, выходит, воздуха. Потому как более ничего Леон с собой не носил. И всегда-превсегда мечтал встретить на своём пути нечто необычное. Дефантастическое.
Нечто куда более потрясное, чем Алву Амнелл, которую встретил на ярмарке двумя месяцами ранее.
Ему была необходима компания. Ей - времяпрепровождение.
Молодыенетлюди сошлись на том, что прекрасно подходят друг другу.
Это должен был быть превосходный, прекрасный обыкновенный день из них совместных приключений. "Первого за долгие пять лет", - всегда уточняла про себя Алва.
День выдался тихим. Безоблачным. И чрезмерно, прямо-таки фантастически спокойным.
Прекрасный день, чтобы умереть.
- Леон... - начала было Алва и замолкла.
Она слышала их. Тихих, как шелест листвы на деревьях. Ловких, будто ветер. Проворных, как солнечный лучик, пробивающийся сквозь неплотную древесную листву на лесную проталину. Незаметных, будто собственная тень.
Алва Амнелл ничего не говорила о том, кого слышала, кого заметила и кого не боялась встретить.
- Леон, - снова начала она. - А где карта?
- Ох, дорогая, - начал Леон. - Там же. В верхнем правом нагрудном кармане, слева от...
Леон - букинист, прекрасный человек, похожий ростом на низушка скорее, чем на потомка эльфов, утих. Вампирша уловила тонкий свистящий звук. Затем ещё один. И ещё.
- Что вам нужно, нелюди?
Она не вопила, о нет. Она спросила у воздуха, ветра и земли. И конечно же, не получила ответ. Она не знала, что попала на их территорию.
Леон затих потому что из его глазницы торчала стрела. А со стрелой в голове разговаривать несколько проблематично.
Его тело - уже не он сам - медленно сползло и упало на землю, подняв клуб сухой пыли.
- Что вам нужно? - повторила она. Спокойным голосом. Ответом была стрела вторая, вонзившаяся в бок лошади.
Она не знала, что они нарушили все священные, мыслимые и немыслимые границы.
Конь - светлый, пшеничный мерин, встал на дыбы. Он конечно же был возмущен таким обращением.
Ездоком вампирша была неопытным. Вместо того, чтобы схватиться за поводья и удержаться так, по привычке скорее, нежели по желанию, выпустив когти, она вцепилась в гриву. Цеплялась и за шею, и за бока, и за седло. Но не удержалась. Выскочила, упала. Разбила локоть, порвала кафтан, испортила себе настроение.
- Выходи! Выходи, я сказала! - уже кричала она. И думала.
"Не дриады, - думала. - Дриады предупреждают. Эти убивают сразу. Сразу..."
- Я - мирный че-ло...
Она не успела договорить. Звенящий свист раздался снова. И третья стрела вонзилась в живот.
Алва закричала. Схватилась за древко сперва, но не достала, не смогла как следует ухватиться из-за перчаток. Раскинулась навзничь, постепенно закатывая глаза.
Потому что именно так бы сделал человек.
И раз уж они не отвечают, чего хотят, придётся узнавать это куда более изощренным способом.

Она слышала шаги. Тихие, будто шелест листьев на ветру. Но уверенные, знающие своё дело. "Не дриады, - думала она. - Дриады не обберают трупы."
Тихо, беззвучно она лежала. Раскинув ладони в перчатках и кровавых пятнах на них. Закрыв глаза. Даже дышала через раз, и то скорее по привычке, чем по необходимости. И так незаметно, слово была мертва. Потому что человек, обыкновенный, среднестатистический, должен быть мёртв. А сейчас Алва Амнелл - никто иной, как человек. Обыкновенный. Среднестатистический. А значит, мёртвый.
Она знала, что попала не на свою территорию.
Вот только столкнуться с обитателями не боялась.
Потому что на самом деле - далеко не человек.

Иногда быть трупом - весьма полезно.
Например, никто не донимает вопросом о том, который сейчас час. Например, без разницы, насколько толст слой грязи на брюках в районе ягодиц и насколько гипотетические опаздываешь на намеченную встречу.
Иногда быть трупом - вполне себе удобно.
Иногда.
Быть трупом в ситуации, когда за ногу, причём предварительно сняв сапог, тащат маргинального вида и помыслов наружности эльфского происхождения - ох, мать вашу, как неудобно.
Когда всадили стрелу в живот, Алва терпела. Вовсю отыгрывала свою роль. Притворялась, как могла.
Когда рыскали по карманам, выуживая их содержимое, и цепляли за грудь, Алва терпела. Ведь мёртвые люди не говорят "Молодой человек, пожалуйста, раз уж вы всё-равно там, поправьте мне бюстгалтер, пожалуйста".
Даже когда потащили по сырой, прохладной земле, портя дорогие фетровые брюки - она терпела, потому что так было куда проще избавиться от навязчивого хвоста и стрелы второй, уже не в живот, а в куда более интересный орган.
Но когда её притащили к тому, что называется "яма"...
- Какой ужас, - выдохнула она. Тихо, непринуждённо. Словно трупы на самом деле умеют разговаривать.
Ямой оказалась, собственно, яма. Только никто её не рыл. Это был провал. Трещина в земле, которую размыло долгими дождями. Рана, сделанная не днём и не неделей. И её пытались заполнить.
Мертвечиной.
Вонючими, смрадными, гниющими, разлагающимися от влаги и работы червей телами случайных путников, которые так же, как и она, свернули не в ту сторону на проталине.
Когда Алва Амнелл Лорелея Эн-Бирет поняла, что её, будто безродную собаку, сбитую телегой, бросят к этой жиже, не являющейся больше ни людьми, ни телами, Алва не выдержала.
О, она не вопила, нет.
Она не просила относиться к ней с вежливостью и уважением.
Она даже не попросила свой сапог и кафтан обратно, не говоря о содержимом всех карманов её и, несомненно, Леона.
Она выдернула свою ноги ноги из чужих рук.
И встала.
Просто встала. Вот так, как была, со стрелой в животе, сантиметровым слоем налипшей к дорогим штанам в районе ягодиц грязи, повторно выдыхая "Какой ужас".
Мельком оглядев своих невольных могильщиков, вампирша удовлетворённо проговорила, почти промурлыкала.
- Aen Seidhe-e-e-e, значит. Так вот, до чего вы опуст-прошу прощения, - она громко икнула, - опустились...
Стрела, по всей видимости, задела желудок. Тяжесть разливалась по животу. А завтрак просился наружу.
Всё-таки на лошадях её укачивает. А падения и стрелы в живот не добавляют здорового оптимизма и возможность нормально переварить омлет с горошком.
- Одну минуту, пожалуйста, - произнесла она, прикрывая рот ладонью. - Одну минуту - и попробуете объяснить, что здесь проис-ик!-ходит.

Отредактировано Алва (2017-09-18 20:24:58)

А ведь день на самом деле довольно хорошо начинался. По крайней мере, сколько раз сама Алва Амнелл пыталась утверждать, что день, начинающийся с конной прогулки, априори не может быть плохим.
Ха! Ещё как может!
Пущенная самим Исенгримом стрела пробила грудную клетку навылет. Её наконечник торчал аккурат в той самой опасной проекции, где находится сердце.
Если бы Алва знала, что в неё стрелял сам Исенгрим, она бы поапплодировала. За точность, исполнение и быстроту реакции.
Но Алва не знала, что в неё стрелял сам Исенгрим. Она вообще не имела понятия, кто это такой. Для неё все эльфы были не просто на одно лицо, а одним эльфом. Эльфом, которого она встречала в основном на страницах книг, а не на воле, в дикой природе.
Иными словами, ничегошеньки о тех, кто не относится к людям, Алва Амнелл не ведала. Да и не сильно горела желанием.
Тем не менее, Предназначение решило иначе. И в неё выстрелил самый известный эльфский маргинал за всю историю известных эльфских маргиналов.
Алва упала на колени. С глухим, сиплым звуком пыталась раздышаться, но так и не смогла. А потом повалилась уже лицом в землю. Прямо к ногам тех, кто затем так любезно подтолкнул её - по мнению большинства - просто тело - в яму. Прямо на то, что ранее было Леоном.
Запахов она не чувствовала. Как не чувствовала ничего иного.
Если бы могла, назвала бы это смертью.
Если бы не знала, что таким образом не сможет умереть.

Когда вдох сделать всё-таки удалось, уже наступила ночь.Количество счастливцев, избравших неправильную лесную дорогу, увеличилось ровно на одного. То был молодой и угрюмый парень с густой бородой. Он лежал прямо сверху, всё так же брошенный, будто использованная бумага. На нём не было штанов и сапог, и горло оказалась перерезано настолько грубо и глубоко, что если приглядеться, можно было увидеть позвоночник. Пришлось сбросить его с себя. Опираясь на мёртвого бородатого паренька, вылезти из ямы труда не составило. В конце-концов, она не была глубокой. Да и уже порядком заполнилась. А судя по запахам, орудовали эльфы здесь не один день. "Неделю, возможно," - думала Алва.
В прочем, экспертом в трупоидентификации вампирша была примерно таким же, как мастеров в вытягивании стрел из собственной спины.
Наконечник она сломала ещё когда падала, теряя сознание. Несколько часов назад. И сейчас спереди зацепить древко составляло огромных усилий. Если не сказать - невозможных усилий. Потому что остатки стрелы из живота достать удалось. А вот та, застрявшая в спине, так и осталась там. Ибо Алва не обладала достаточными навыками акробатики и гибкости, чтобы дотянуться до оперения.
С обиженным вздохом она оглядывала исполосованную, испорченную блузку, на кремовом поле которой расплылись бурые пятна засохшей вампирской крови. Глядеть на штаны не хотелось вовсе. Там было всё куда хуже.
Вариант стащить более-менее сапоги у одного из обитателей ямы перевесил вариант беганья по лесу без обуви вообще. Она взяла сапоги Леона. И куртку Леона, на всякий случай. Несмотря на свой рост, у него была ужасно огромная нога и фантастическая сажень в плечах.
Единственное, что Алва Амнелл знала о выживании в лесу - следует держаться воды. И воду она нашла достаточно быстро. По звуку. И сырому запаху мха, который тоже любил влажность. И пусть вода не являлась такой уж жизненной необходимостью, в ней можно было хотя бы умыться.
Смыть с себя противный запах вонючей гниющей плоти. И привести себя в куда чуть более человеческий вид.
И... Кусты! Ох, какие вдоль этого подземного ключа, протекающего в мелком лесном ущелье, росли кусты! Во всей Темерии таких не бывало.
Попадаться на глаза эльфам третий раз не хотелось. Их психика могла не выдержать подобного потрясения. Психика Алвы, в прочем, тоже.
Поэтому держаться вампирша решила не только воды, но ещё и самых густых темерских кустов в округе. Так, на всякий случай.

Выходит, день, начинающийся с прекрасной компании и не менее прекрасной конной прогулки, может оказаться плохим.
Выбраться из ямы труда не составило. Во-первых, она была не такой уж и глубокой. Во-вторых, уже была прилично наполнена такими не нерадивыми путниками, забредшими не на ту территорию и не успевшими об этом пожалеть.
Когда Алва открыла глаза, первое, что она увидела - абсолютно чёрное, будто разлитая смола, ночное беззвёздное небо.
Количество весёлых мёртвых приключенцев в яме увеличилось ровно на одного. На казалось бы молодом и казалось бы леснике, судя по признаку наличия длинной запутавшейся бороды, отсутствовали штаны, сапоги и рубаха, а шея была перерезана настолько глубоко, что в глубине раны зиял позвоночник.
Труднее было смириться с тем фактом, что Алва не обладала достаточной сноровкой, выдержкой и гибкостью, чтобы исхитриться и вытащить стрелу, застрявшую в спине. Больно не было, но жутко раздражало.
В диком темерском лесу, один на один с злобной природой вампирше оказываться ещё не приходилось. Здесь вам не Туссент, где достаточно крикнуть "Помогите!" в воздух с особо жалобной интонацией, и из воздуха материализуется минимум два рыцаря, дабы слёзы девичьи утереть.
Здесь была, прости господи, самая настоящая Темерия.
Которую Алва ещё не успела выучить по карте.
На всякий случай, если пойдёт дождь, Алва решила забрать кафтан Леона, который почему-то никто не украл, в отличие от содержимых его кармана. Возможно, сыграло то, что там половину этих эльфом нужно было вместе сложить, чтобы получить одного Леона. И носить таких размеров кафтан было у них попросту некому. Перспектива бродить в одном сапоге тоже, в прочем, не прельщала. Поэтому помимо кафтана, у того, что когда-то было смышлёным оксенфуртским букинистом, сапоги также Алва конфисковала. В отличие от неё, этому человеку вещи уж точно не понадобятся. Вряд ли он встанет. И пойдёт искать свои сапоги обратно.
Единственное, что она знала и усвоила о выживании в диких северных лесах - всегда необходимо следовать за водой.
Люди любят воду. Они посвящают ей стихи, поэмы, музыку, картины, имена. Люди кучкуются вокруг воды. Реки обрастают деревнями и городами. Поэтому следуя за водой, всегда можно найти цивилизацию.
Поэтому она взяла - и пошла за водой.
Вернее, за маленьким ключом, который быстро отыскала по звуку и потому что, собственно, её одолевало непреодолимое желание смыть с себя грязь в как можно большем количестве мест. Хотя проще было просто содрать кожу и отрастить новую. Вместе с одеждой. Которая будет явно поприличнее тех кровавых лохмотьев, в которые превратилась её. Хотя если бы удалось снять блузку... При одной мысли лопатка отозвалась тупой тянущей болью.
Не смертельно.
Но очень раздражает.
Отчего-то думалось о том, какими злыми бывают высокосоциализированные вампиры, месяц проходившие в одной и той же одежде по дремучим темерским лесам. Отчего-то в мыслях все такие вампиры представали исключительно с лицом Алвы.
В прочем, достаточной дремучестью местный лес не обладал.
Через час блуждания вдоль ключа, который успел разрастись до приличного размера ручейка, если ещё это нельзя было назвать речушкой, ей на глаза попалась маленькая лесная хижина. Конечно, при ближайшем рассмотрении оказалась она вся в мху и больше походила на сарай. Но к большому удивлению, оказалась вполне даже обитаемой.
- Кто идёть? - спросил её живенький бодренький голос из-за ближайшего пенька. Стоило пенёк обойти кругом, как от него отпочковался землистого вида старый человек. Предположительно всё же мужчина. Из-за его бровей, кустами свисающих до самых скул, понятно ничего не было. - Ну, кто идёть?
- Алва, - ответила Алва, не зная, что в принципе говорят в таких ситуациях. - Меня зовут Алва. Мне нужна помощь.
- Ёльфом буишь? - фыркнул он и его брови дёрнулись так, будто собирались оторваться.
"Странный человек," - подумала Алва. Ещё подумала о том, как удивительно тихо и спокойно рядом с его времянкой.
- И чтой-то ты тут забыла тогда, если не ёльф? - продолжал дед. - Ёльфы тут повадились бегать. Топчут мне травы. Один, шустрый особо, у пещеры чуть севернее поселился. Худющий, бледнющий. Выскочил как-то на меня разок. Ба! Думал, грибы не те в омлет утром завернул. Страшный такой. А ты, сталбыть, раз не ёльф, может, чаю хочешь? У меня их много. Аж четыре штуки разных набрать могу, во! И тебе, видать, помощь нужна. Пахнет от тебя странно. Смертью какой-то. От ёльфа похожим несёт. Но тот скоро помрёт. А ты нет, ты вродь живая останешься. Хочешь помощи?
Алва слушала его вполуха.
"Не из тех ли это эльфов, которые мои сапоги увели?" - думала она.
Сапогов не жалко. Дед сказал, что он, эльф, умирает.
Вампирша задумалась.
"Умирает... Почему?"
История выходила странной.
Но карту нужно было вернуть. И если этот эльф знает, где карта, то день не так уж и плох, как мог бы казаться.

Во времена давней своей молодости, нося ещё имя гордое и вполне себе человеческое - Арлен - состоял в тесном знакомстве с одной местной скорее даже легендой, чем сказкой, которой потчивали его сперва мать, затем бабушка, а затем и собственная жена. Арлен, ещё будучи крепким смышлёным малым, родился и вырос в мелкой деревеньке в сердце лесов Темерии. В дремучих деревнях дремучих лесов часто верят в то, что это не ветер колышет траву, а какая-нибудь Дева Полей проводит по сгорбившимся травинкам своей невидимой дланью.
Верил и Арлен. И в Деву Полей, и в лесных нимф, и в то, что ромашка помогает от остеохондроза припарками, а также отсрочивает старость и импотенцию.
Однако в отличие от взаимоотношения припарок из ромашки и остеохондроза, Деву Полей он встречал, поэтому верил в неё вполне себе законно и заслуженно.
Первый раз был в той самой далёкой-предалёкой молодости, когда Арлен был Арленом. Он встретил её на закате. Белое платье, тёмные волнистые волосы до поясницы. И бледная, нехарактерная для людей кожа, похожая на мрамор. Они провели ночь на одеяле из смятой травы, листьев и цветов. Она ушла утром. И Арлен знал: духи возвращаются, дарят своё благословление не раз, если умеешь им пользоваться, если умеешь духов задабривать.
В деревне правда историю о дарах местной легенде не оценили. И уже тогда Арлен был вынужден поселиться в ещё более дремучем лесу, но всё той же старой-доброй Темерии. И жил он, веря, что Дева Полей навестит его вновь.
Шли года. Ромашка не помогала отсрочить старость. И навещали Арлена, который Арленом более не был, лишь заблудившиеся путники да стаи комаров. Иногда набредали эльфы. Один раз спалили его хату, лет десять назад. Дважды вытаптывали капусту. Жизнь Арлена, который теперь начал называть себя не иначе как Дуб, приключений полна не была. Как и визитов злосчастной Девы Полей.
Его покидало зрение. Не столько силы и ловкости осталось в старых дряхлых руках. Он старел. Но лишь телом, не духом.
И вот увидел Её. Вновь!
Однажды сидя и затягиваясь любимой трубкой на старом пне у своего лесного маленького дома.
Она была прекрасна также, как и пятьдесят лет назад. Лишь теперь от неё шло не тепло, а прохлада.
"Наверное, потому что зима близко," - думал Дуб. И спросил на всякий случай:
- Ёльфом буишь?
Лесным дурачком претворяться было легче, чем всё объяснять. Он не мог разглядеть странную гостью и не помнил, называла ли она в прошлый раз имя своё. Но легенда, в которую он верил, гласила помогать добрым духам. Ибо добрые духи без помощи становятся духами злыми.
Не проронив ни слова, она как-то быстро ушла после его краткого рассказа о наличие в лесах остроухих синонимов слова террор. Арлен, называющий себя последние пятьдесят лет Дубом и притворяющийся лесным дурачком-отшельником, окликивать Деву Полей не стал.
Он загасил трубку, вытряхнул пепел, поправил штаны и вернулся в хату.
Накрапывал дождь. Небо затянуло толстыми тяжёлыми чёрными тучами.
И когда уже Дуб собирался подумать, что же всё-таки ему сейчас явилось, в дверь постучали.
Дева Полей, если это и была она, приволокла эльфа.
- Я люблю его, - ответила на немой вопрос, застрявший в бровях старого Дуба.
И Дуб вздохнул, открывая дверь пошире.
"Добрым духам, - думал он, - надо помогать..."

Алва Амнелл, будучи вампиром высшим и старающейся притворяться человеком, след по запаху брала плохо. Потому что люди, стало быть, следы по запаху тоже берут плохо. Они ведь, в конце-концов, не собаки-ищейки. И не все поголовно ведьмачьей природы.
Она рыскала по лесу в поисках неизвестно чего и неизвестно зачем. Искала подсказок у тёмного неба, листвы и деревьев, но они молчали. Выискивала следы на траве и земле, принюхивалась к воздуху и сверлила глазами тёмные дали. Но и там не было ничего.
Алва Амнелл отчаялась и уже собиралась возвращаться, чтобы старик хотя бы со стрелой в спине ей помог. Но она услышала песню. Едва-едва отличающуюся от тихого ночного шелеста листьев. Грустную песню. Хмурую песню. Песню на языке, который она не могла понять. Но которая манила, влекла к себе будто за шкирку.
- Сюда! - говорила песня. - Иди сюда!
И Алва Амнелл подчинилась наваждению.
И нашла его. Странный запах, о котором говорил старик, ударил в нос. Алва его знала: зловоние смерти.
"Но он скоро помрёт," - вспомнились его слова.
К тем порам, когда вампирша нашла то, что искала, эльф уже замолк. Не вилась больше грустная песнь на неизвестном ей языке.
Алва принюхалась. Алва оглядела его.
- Дурная, грязная кровь, - сказали ей ощущения.
- Он умирает, - подсказал опыт.
Но он спал. Больным, дурным, мёртвым сном.
- Он не проснётся, - думала Алва. Идти по миру дальше с воспоминаниями о том, что она ничего не сделала - не хотелось.
Её рука, холодная и сильная, вцепилась в воротник.
И потащила.

Сперва Дуб умудрился помочь ей со стрелой.
Затем принялся за эльфы.
И лишь коснулся лба остроухого пришельца, как подумал нечто вроде: "И зачем же эта недалёкая, по всей видимости, лесная приблуда притащила в мой дом полумёртвую лесную приблуду, Лебеда всемогущий?"
Хотя на самом деле сказал он лишь единственное слово:
- Блядь.
И звучало оно одновременно ответом и описанием всего: и ситуации в целом, и его к данной авантюре отношение, и, собственно, диагноз их обоих. Но в помощи старый Дуб им не отказал. Потому что всё ещё верил в святую благодать в благодарность за спасение души.
На дворе разыгралась страшнейшая гроза.
Эльф был плох. Ему так показалось в первый раз, когда тот пытался экспроприировать с грядки кочан капусты. А сейчас, при ближайшем рассмотрении, всё оказалось намного хуже.
- Умрёт он, - изрёк Арлен-Дуб. - Умрёт. Я попытаюсь, но... Говорю же...
- Так сделай, чтоб не умер.
И следующее, что Дуб увидел перед собой, весь следующий месяц являлось ему в кошмарных снах. А образ любой милой девы извратился в кошмарное чудовище по сути априори.
Но Дуб сделал.
Одноглазый эльф не умер в ту ночь.
И в следующую - тоже.

Алва не отходила от кровати.
Потому что в лесном доме травница-отшельника кровать была единственным атрибутом нормального человеческого жилища. Всё остальное - стулья и столы - представляло собой пни. Большие и маленькие, круглые и овальные, покатые и шершавые. Пни.
На одном из них она сидела. А также спала, уронив голову на эльфскую коленку.
Основное развлечение - слушать сердце. Ту-дум, ту-дум. Дуб сказал, что у него кровь грязная, заражённая. И сердце должно быстро-быстро стучать. А если остановится… Сведущей в медицине и человеческой физиологии Алва не была, но прекрасно знала, что бывает, когда останавливается сердце.
Ту-дум, ту-дум, - говорило оно каждую секунду. Беспрерывно, бесперебойно. Всё, значит, было хорошо.
А тело молчало.
Дыра в её спине затянулась нежным рубцом ещё к утру первого дня. Однако повязку она не снимала, потому что у людей раны так быстро не затягиваются. И объясняться не хотелось.
Дуб приходил, принося вонючие отвары трав и мазь глубокого цвета болотной тины. Одним смазывал эльфу лицо. Вставлял трубку в рот, чтобы жидкость не попала в лёгкие и эльф не захлебнулся, и вливал внутрь травяные настои.
- Спрячь его дублет, девочка. Спрячь. Не знаю, ведаешь ли ты, но если его таким вот и найдут - убьют, не глядя на другое.
Дуб, в отличие от Алвы, чуточку интересовался громкими мирскими событиями. И знал, что бывает с нелюдями за дублет с молниями.
Он дал свою рубаху. Большую, широкую, пожелтевшую от частых стирок в реке. Но выбирать не приходилось.

Эльф не умер в первую ночь, как сказал Дуб. Не умер он и во вторую. Его страшная рана на левой части лица гноилась и сочилась вонючей сукровицей, глаз вытек, а глазница была опалена. Но после чистки и обработки всё казалось не так уж и страшно.

Лесная хижина воняла сеном и сыростью. Ночью, когда Дуб переставал возиться с банками и травами и забивался глубоко под печь, будто домовой, воняло особенно сильно. Потому что крыть было нечем.
Прошло наверное два дня с тех пор, как Дуб пустил их на свой порог. За это время произошло немногое в мире и многое - в стенах лесной хижины.
Арлен-Дуб без надобности к ним не подходил. Он понял, что люди в этих стенах в меньшинстве, и просто варил отвары и настаивал настои. Занимался тем, чем привык.
Давненько ничего такого с ним не приключалось. Чего максимум - так лиса куру утащит или кто сопрёт кочан капусты. А тут за два дня жизнь забурлилась и искрилась тысячей цветов. Он не стал их гнать не потому что побоялся гнева. А потому что старому лестному травницу по большей части крайне одиноко. А теперь он был полезен. Ну кто от такого откажется?

- Ошибся, признаю, - бубнел себе под нос Арлен. Он сидел снаружи, чистил рыбу. - Может, и не помрёт вовсе...
Алва дремала, приложившись головой на противоположный край кровати.
Эльфа должно было знобить и прошибать на пот - так сказал Дуб. И если пропотеет как следует - телу станет легче.
Вампиры чутко спят. И, естественно, улавливают малейшее шевеление под собственным ухом.
"Он очнулся? - спрашивала саму себя Алва. - Очнулся?"
Она так и не поняла. Бесшумно двинувшись, будто ночная тень, её рука скользнула по холодной щеке эльфа. Той, которая была целой. Затем опустилась на шею, проскользив по пульсирующим под пальцами сосудам. И замерла на груди. Так она не только слышала, но и чувствовала его сердце. И билось сейчас оно куда чаще. Хороший, наверное, признак.

- Дхойне, значит? - сказала Алва без малейшего намёка на акцент. Так обычно выражаются только кметы. Выплёвывая элегантные эльфские слова как ядовитую слюну. - Чужачка, значит? Что же, справедливо.
Вампирша хмыкнула. И этот короткий, тихий звук потонул в шорохе простыней, который казался сейчас не тише предвестника снежной лавины.
Алва понимала: она вполне заслужила такой ярлык. Ведь выглядит как человек, ведёт себя как человек и видится ему она сейчас как человек. Это было лишь вопросом времени, когда его эльфский ядовитый язык посмеет такое сказать. И лучше раньше, чем когда Алва успеет к нему привязаться.
Так, как когда-то случилось подобное с многими до него. Когда "Чудовище!" летело в её хрупкую спину вместе с вилами и - кощунство! - деревянным колом.
- Полагаю, спрашивать, как ты себя чувствуешь, сейчас вполне бессмысленно, ведь ответом будет "плохо". Значит, будем лечиться. Твоя рана была сильно загрязнена. Видимо, ухода не было хорошего. Но Дуб её почистил. Зашил там, где это оказалось то возможно. Свой левый глаз ты потерял. Зато сохранишь голову. Я пять раз в день смазываю рану анисовым семенем и прикладываю примочки из бересты. Оно всё на спирту. Если немного жжётся - это нормально. Скорее, благодарить ты должен доброго старика, пустившего тебя под свою клеть. Уж лучше не говори ему, какой он dh'oine. Он этого не заслужил. Дуб - хороший человек. А я...
Пользоваться беспомощностью живого существа - низко и скверно. Но иного выбора, да и выхода, по сути, не было.
Алва приложилась губами к его лбу - известный метод определения повышения температуры тела.
Он был холодный. Липкий, мокрый весь. Тело как могло боролось с инфекцией. Травы помогали. Но попробуй же это ему объяснить. Ведь чувствует себя по прежнему он хуже некуда.
- Два дня, - изрекла она внезапно. - Следующие два дня покажут, в какую сторону двигаться. Либо тебе станет лучше, либо ты умрёшь. Но умирать тебе я ни в коем случае не разрешаю, друг мой. Ах, к слову... Я не человек.
Вампирша улыбнулась.
Впервые за, пожалуй, последние пятьдесят лет - во все свои клыкастые тридцать два.
- И вот, тебе необходимо это выпить. Это отвар из чёртова корня. Он приглушит боль и собьёт озноб. Дуб, пусть и дхойне по твоему мнению, а хорошо разбирается в травах.

- Очнулся, значит? - прохрипел сухим скрипучим голосом Арлен-Дуб, помешивая в ступке остро пахнущую хвоей и чистотелом зелено-коричневую смесь. - И чегой-то ты мне не сказала? А?
Алва не ответила ему ничего. Лишь застенчиво заправила за ухо выбившуюся медную прядь и лукаво - не разжимая губ - улыбнулась.
Дуб человеком был странным. Хотя бы потому что он был человеком. Единственным, среди всей этой своры непонятных природой существ. Вокруг него волчком крутился вампир - представитель пусть и разумной, но всё же нечисти. А в доме, больше всё-таки напоминавшем сарай или каморку траволюба, отлёживался остроухий эльф. Воистину Дуб был человеком странным. И совершенно не умеющим выбирать себе компанию.
А Дуба компания особо-то и не заботила. "Поди проживи, - думал он, наблюдая, как крутя хвостом расхаживает по двору острозубая лисица, - с пяток лет в полном одиночестве. Я бы на тебя посмотрел. Ох, посмотрел, девочка".
Состав компании был Арлен-Дубу не столь уж и важен. Он, как существо стадное и высокосоциализированное, желал компании непременно любой.
А та, которая его ещё и ценила - предел, просто говоря, самых смелых его мечтаний.
- Ну, молчи-молчи. Ты следи только за ним. Ёльфы они того, шибко быстроногие. И заживает на них всё как на собаке. Помяни моё слово: оклемается - будешь его из окна доставать. А как сиганёт через огород - ну, пиши пропало. Если он тебе конечно так уж сильно нужен...
- Нужен, - ответила Алва не задумываясь.
Не ответила только, зачем.

На дворе было как раз то время, которое в высшем обществе, купающемся в достатке еды, принято называть полдником. Редко у кого в жизни бывал качественный полдник, поэтому другие люди называли этот час полуднем. Или ещё как-нибудь.
Последние пару дней Алва только и делала что дежурила у кровати, дремала, вслушиваясь в тихое размеренное сердцебиение эльфского сердца, либо притворялась спящей, краем глаза наблюдая за вознёй со стороны стола, изуверски заставленного всевозможной стеклотарой.
- Нужно сменить компресс и наложить свежую мазь, - сказала она вслух, активно колотя когтями по стекляной крышке банки, до верху наполненной кремово-салатовой субстанцией.
Она зачем-то сказала это вслух. Отчитывалась перед самой собой возможно. Думала, будто сейчас влетит Дуб и устроит ей настоящий экзамен по настоящей фармакологии и траволечению. Или надеялась, будто эльф, этот остроухий полусмертник, её слышит. Причём прямо сейчас.
Не приметив обещанной Дубом туши, игриво торчащей задником из окна (та туша продолжала вроде как успешно следовать постельному режиму), Алва вернулась к столу со склянками у противоположной стены маленькой лесной хижины.
Дуб давно уже закончил нужную мазь. Оставалось лишь применить её по назначению.
Раскатывая в руках баночку, подогревая её мизерным теплом собственного тела, Алва вспоминала рану эльфа. Пустой провал в чёрной глазнице, обугленную кожу и густую сеть, шрамами расползающуюся по щеке.
- Какая красота, - наконец выдохнула она. - Как жаль, что ей пришлось такое пережить. Как жаль...

"Глотнуть бы сейчас крови", - думала про себя Алва Амнелл. Думала также о том, что бренди или махакамский краснолюдский спирт тоже сгодился бы. Ох, чёрт, да даже обыкновенный, самогон, настоянный на сахарной свекле, сейчас как нельзя пришёлся бы кстати.
"Что я здесь делаю? Зачем не всё это?" - задавалась она вполне логичными вопросами и - что также вполне логично - совершенно не могла найти на них вразумительных ответов.
А ведь сейчас она могла бы быть уже дома, в Оксенфурте. Прямо в эту минуту - пить чай из виковарского фарфорового сервиза, любоваться на расцвёвшие в палисаднике петунии, семена которых она заказывала оттуда же, откуда и сервиз. Лёгкий утренний ветерок донёс бы до обоняния тонкий аромат свежей выпечки из магазина Поля, булочная которого находится прямо за углом её дома. И слушать, как Лина опять мучает лютню, не в силах правильно поставить пальцы для взятия малого баррэ.
- Неправильно, - сказала бы ей Алва. - Вот, дай сюда, я покажу. Смотри внимательно, Лина. Иначе останешься без макового пирога на обед.
И конечно же, без макового пирога бы никто не остался. Вот только Лина послушает угрозу, и в следующий раз правильно поставит пальцы.
Алва вздохнула. Глубоко и протяжно.
Выпить ей хотелось ещё больше, чем ранее.
Потому что она сейчас была не в Оксенфурте. А где-то в самой что ни на есть глухой жопе Темерии и темерского леса. Ухаживала за раненым слепоглазым эльфом под присмотром чокнутого лесного старика, который называл себя именем дерева. И даже не понимала, зачем всё это делает.
"Потому что мне скучно, наверное," - услужливо отзывалось сознание.
И Алва заканчивала приготовления к очередной процедуре.
- Нужно сменить повязку, - пробубнела себе под нос. К великому счастью, внезапно обнаружив эльфа если не в добром, то хотя бы похожем на это здравии.
По крайней мере, он открыл теперь оставшийся единственным глаз. И смотрел. Смотрел пристально. Без характерного вырабатывающегося у благодарных пациентов доверия.
- Где ты? - переспросила Алва. Пожала плечами, не переставая перекатывать в ладонях банку со свежей мазью. - Не знаю. Я не разбираюсь в местной... Местности. Однако ты хотя бы жив. О, и как ты насчёт того, чтобы сменить повязку? Чем чаще менять мазь, тем лучше впитываются лекарственные вещества. Тем быстрее заживёт твоя рана. Дай посмотреть.
Она уже протянула руку. Но тут же себя одёрнула.
С ним, эльфом, куда проще было, когда он лишь лежал снопом сена, не шевелясь, либо когда бился в приступе горячки. Осматривать, проверять швы, стягивающие красиво обработанные и больше не рваные края, следить за температурой и поить по принуждению целебными настоями. Но сейчас он был в сознании.
А мало какому живому существу, помнила она, до кучи приятно, когда к нему лезут столь настырно.
- Прошу прощения. Возможно, тебе неприятно такое обращение с моей стороны. И, возможно, сперва мне нужно представиться. Что же...
Алва одёрнула полы пиджака. Кровь с которого до конца ей отстирать так и не удалось.
- Меня зовут Алва Амнелл Лорелея Энн-Бирет. А теперь можно я осмотрю твою рану?