Глава первая: прах и пыль
Сначала была тьма. Она кутала окружающее пространство мягкой периной, поглощая свет, не позволяя звуку задержаться в ней дольше, чем на одно мгновение. Тьма простерла свою длань, заявила права на всё сущее. Всеобъемлющая и непроницаемая, она довлела над миром. В её холодных объятьях сознание медленно угасало, не было больше эгоистичного "я", только мягкая, убаюкивающая словно мать беспокойного ребенка, холодная тьма. И в ней хотелось раствориться, ей хотелось отдаться, стать частью великого целого. Не человеком, запертым в тюрьме из плоти и крови, таком несовершенном, слепым и испуганным, но чем-то большим. Всем. Тьма предлагала слиться с ней воедино, не создать симбиоз, но влиться в неё, с головой окунуться в холодное горное озеро, в котором ты наконец обретешь покой. Там нет света, режущего глаза, нет надоедливых звуков. Тебе не нужно даже дышать. Лишь покой и холодящий кожу холодок, не раздражающий, но напротив - приятный, баюкающий.
А потом в обитель тишины пришли звуки. Разрозненные и раздробленные, принадлежащие не одному, но многим. Словно дуновение ветра они пробивались через простыню, приглушенные и отдаленные. Слышался лязг металла, резкие команды, и крики, полные боли и ненависти. Но самым сильным, самым близким и теплым был шепот. Шепот, уверяющий, что всё будет впорядке. В этом хаосе, какофонии звуков, только он, шепчущий слова любви и утешения, имел хоть какое-то значение. А потом они все стихли. Прекратился лязг, замерли те, кто еще недавно проклинал, и вместо слов утешения в животе образовалась пустота. Пустота и боль. Она пришла не резко, а так, словно была там с самого начала, удачно маскируясь, отвлекая внимание другими, несущественными вещами.
Вслед за болью прокрался свет. Он появился не так, как его предшественница - он явился без стука и предупреждения, больно резанув по глазам, заполняя с пугающей быстротой и жадностью. Было в нем что-то неправильное: Его здесь быть не должно. Но он здесь. Почему борется с тьмой? И почему такое ощущение, что всё должно быть совсем наоборот?
Всё было наоборот.
И этот свет так слепит глаза!...
Учащенное дыхание на миг прервалось, сменилось сухим кашлем. Кхара с величайшим трудом разлепила тяжелые веки, машинально попыталась закрыться рукой от назойливого, больно режущего глаза света, но та была неподъемной, словно каменная. Девушка застонала, когда на это нехитрое действие рана отозвалась острой болью. Сил не было совершенно. Они покинули тело вместе с кровью, которая пропитала одежду, и всё не думали останавливаться. Девушка застонала, закрыла веки. Нужно было подумать. Но думать не хотелось совершенно, да и сил на это не было. Прежде чем думать, нужно отдохнуть. Точно, сейчас, немного отдохнуть, а потом разбираться, что к чему...
Когда она открыла глаза во второй раз, солнце всё ещё находилось в зените. Сил, на удивление, прибавилось, да и кровь перестала сочиться из раны. Стиснув зубы от подступающей боли, Кхара попыталась рывком принять сидячее положение. Голова закружилась еще сильнее, глаза резало от острой боли. Помещение, в котором она находилась, ходило ходуном - видны были лишь очертания: желтый с оттенками коричневого и золотого, которые по какой-то неведомой причине никак не хотели останавливаться и разделяться на отдельные цвета. От такой мешанины Кхару замутило, и непременно вырвало, если бы желудок её не был пуст. Повезло, можно сказать. Да и повезло ли?
На позывы желудка рана отозвалась новой болью, резанув по боку, словно ревниво напоминая, что сейчас она - забота девушки, а никак не отсутствие еды и горячая, каменная плита, покрытая песком, очертания которой Кхара рассматривает вот уже несколько минут к ряду, не в силах от боли сфокусировать глаза, не говоря уж о том, чтобы поднять голову. По ощущениям рана была глубокой. Чудо, что кровь перестала вытекать, иначе б она уже давно истекла кровью. А погибать совершенно не хотелось. Тем более здесь. А где - здесь? На Оксенфурт, да и вообще на весь Север, не похоже. Слишком жарко. Нестерпимо жарко. Во рту пересохло, и каждый раз, как девушка пыталась сглотнуть, горло драло с нещадной силой. А еще песок… Как давно она не ощущала песка под пальцами! Как давно!.. С тех пор, как они с труппой покинули родные земли необъятного Офира...
Кхара лежала на каменном постаменте, рассматривая потолок. Дышать она старалась ровно и глубоко, и в конце концов зрение возвращалось - обрело четкость. Cтали видны все трещины, что змеились по потолку, свет, что попадал в это помещение через окно напротив постамента стал ярче и куда приятнее. Теперь она могла куда яснее разглядеть каменную фигуру в изголовье постамента, который, как оказалось, вовсе и не постамент, а гробница.
Осирис. Царь загробного мира, Бог возрождения, Судья душ усопших, стоял распростерев руки над гробницей, и суровым взглядом каменных глазниц взирал на Кхару. На самом деле он смотрел на того, кто был похоронен здесь, на того, чей лик был вырезан в камне. В ужасе от осознания происходящего Кхара скатилась с гробницы, и упала прямо на песок, что укрывал шершавым одеялом некогда величественную гробницу. Охнула, ахнула, и застонала от боли, приземлившись прямиком на рану.
Отредактировано Кхара (2017-09-19 03:06:33)
