окрестности Хагги, на приличном расстоянии.
Кто-то умирает в холодных домах, завернувшись во все тряпки, что только может найти. Рыдает, заставляя себя душить детей, которые так уйдут хотя бы во сне, не переживая ужасов голода. Унижается и отдаётся за жалкий кусок хлеба или миску еды, какую раньше и собаке бы не выбросил. А кому-то холодный ветер, уносящий жизни целыми десятками, бредущими в рай или ад в метели, им порожденной, лишь красит щеки и едва-едва залезает под теплые одеяния. И сохраняет в неприкосновенности ценные реагенты, любовно упакованные в ящички и сложенные в большую повозку, идущую в середине того подобия каравана, в который превратилась авантюра Линдаи Морр, нанявшей лишь четверых наемников в защиту себе, но оказавшейся в окружении целой небольшой армии, когда близ Флотзама её скромный отряд, ютящийся в двух повозках - одной грузовой да солдатской и одной частично грузовой и хозяйской, натолкнулся на другую группу людей. Вооруженных куда лучше. Закованных в сталь поверх крепких шерстяных одеяний. Уверенных в себе. И движущихся примерно в том же направлении, что и группа Линдаи.
Раутбриттер, так он себя называл. Ссылаясь на архетип "благородного преступника", воспетый ныне во множестве баллад. Не лишенный, и правда, некоторого ореола героизма, Барроди Цепеш, лидер группы солдат, дополнивших, как хотелось думать Линдае, её караван, двигался на юг, в поисках тех, кого он называл "Погаными черными ублюдками". За те недолгие несколько дней, что продолжался их общий путь к Хагге, Линдая услышала от него всю историю его жизни. И не раз. Но так и не смогла её запомнить, потому что по большей части размышляла о том, как бы избавиться от надоедливого спутника, который явно преследовал строго определенную цель, с самого того часа, как встретил чародейку. Цель, продиктованную к тому же не столько уважением к её силе, сколько мыслями о том, что он попросту спас её, как какую-то идиотку, от растерзания её же собственными людьми.
Да, об этом Барроди тоже любил говорить. Эта тема казалась ему чертовски возбуждающей, особенно в часы, когда ему следовало бы лучше заткнуться и наслаждаться тем, что даже Линдае было бы не по силам подчинить себе его людей, окажись раубриттер внезапно в сонме мертвецов. Что же до чародейки... Увы, иногда жизнь шлёт нам далеко не самые приятные дары. И ей приходилось терпеть. До этого самого дня. Терпеть совершенно не то отношение, которого она могла бы заслуживать. Терпеть вынужденную близость с этим грязным и мерзким существом, вся героичность которого пропадала напрочь, стоило ему оказаться в хотя бы иллюзорном положении власти собственной, "абсолютной и непреклонной".
Нет, она не была впечатлительной девочкой, страдающей от простого факта того, что мир вокруг поган и мерзок. Но в меру сил своих, она старалась привносить в этот самый мир нечто более прекрасное. Более приятное. Более благородное. А если ей не удавалось, то, печально вздохнув, избирала иную тактику. Собирала всех хороших людей... И указывала им не плохих. Ведь это так просто - собраться, и устранить тех, кто мешает развитию, просвещению и обогащению нашего мира добром!
Стоило об этом только задуматься, и губы Линдаи искажались в очень, очень нехорошей усмешке.
Барроди не похоронили. Этого не понадобилось. От каравана так часто отгоняли трупоедов, что никто не сомневался - останки бывшего их покровителя не останутся лежать на дороге надолго. Даже вмороженными в лёд, их отыщут и разгрызут. Вместе с ним осталась и часть его людей, либо попавших под ярость Линдаи, ввиду чего оставленных там даже в их погнутых и разорванных доспехах, либо же оголенных, дабы вручить их снаряжение верным и благородным защитникам, следовавшим за чародейкой всё это время. Тот же десяток солдат "рыцаря-разбойника", что вовремя не совершил поступков, которые могли бы оставить их предводителя в живых, теперь продолжал свою службу. Вел телеги. Шёл рядом с ними. Но не приближался к центральной повозке, в которой чаще всего и располагалась Линдая. Даже в пути обходил её стороной. Потому что был предупреждён о том, что не следовало даже подозрений в собственной измене вызывать. Предупрежден с более чем красочной демонстрацией того, как подвластная Линдае Сила, направленная её вспыхнувшей пурпурным пламенем рукой, выдавливает глаза, разламывает кости и перекручивает руки и ноги одному из их, увы, падших друзей.
Шесть телег. Четырнадцать бойцов, притихших, напряженных, заканчивающих свой привал. В их рядах сквозили не те разговоры, которым стоило бы предаваться охранникам конвоя. Они верили в своё преимущество, свою силу. Часть из них желала Линдае смерти. Другая часть отрабатывала свой аванс и знала, что лишь вернувшись из путешествия в Аэдирн они получат свою оплату. Третья же впала в состояние, лучше всего описываемое как "оцепенение". Они не знали, чего ожидать. Не знали даже, куда они теперь идут. Новая "хозяйка" объявила им лишь то, что они получат двойную оплату от той, что платил им Барроди. Глупцов, что однозначно поверили ей, не нашлось. Не нашлось и тех, кто попытался бы возразить. И сейчас, на одной из дорог, ведущих в Хаггу, примерно в пяти-шести часах пути от неё, скорбный караван предателей и трусов выдвинулся в дальнейший путь. Без былых песен. Без той бравады, что вселял в своих людей очередной человек, споткнувшийся о собственные неуемные желания и дурацкую идею о том, что возможно брать от жизни всё, рано или поздно не вытянув из её бездонной колоды карту бесславной смерти.
Впрочем, сейчас у них была новая предводительница. Давно уже списавшая большую часть "своих" людей и запасов со счетов. Думающая о совершенно иных материях, нежели примитивные в основе своей мысли бойцов, прошедших гордый путь от побиваемых палками в замке местного феодала мальчишек до ничтожеств, которым он же зря вложил в руки оружие. Они мечтали о тепле и покое, не зная, что движутся в совершенно иные реалии, что их ждёт встреча с самой Смертью, заносящей над миром свою орошенную гнойной чумой Катрионы косу. И даже не могли предполагать, что именно на встречу с этой самой Смертью и торопится чародейка, чья тяга к созданию послушных слуг с использованием существ иных планов, достаточно слабых, чтобы полностью их контролировать, лишь возросла со временем, проведенным в изучении любой доступной информации о некромантии и всех видах гоэтии. Где была чума, там были люди, находящиеся на грани жизни и смерти. А где было это состояние, там были и идеальные условия для ритуалов, подобных тому, что породил её кота, до сих пор верно ей служащего. Возможно, она была не в себе, раз так сильно желала играть на струнах, заставляющих её марионеток двигаться... А возможно, к этому взывал огонь, что пылал на её теле, поглощая испускаемую ею Силу. Ограничивал её потенциал. Взывал к самым темным глубинам её души, подчас с легкостью затуманивая её взор и сознание болезненными требованиями энергии, в агонии которых Линдая Морр сотворила уже слишком много ошибок.
И она отомстит. Выдернет из себя эту тварь. Научится вселять ему подобных в страдающие живые тела. А затем вселит и его во что-нибудь, за чьей смертью будет с удовольствием наблюдать. И так ещё раз. И ещё. И ещё. Пока не утолит свою жажду мести. И пока не доведет свои способности, связь с которыми она ощущала тем ярче, чем болезненнее ныли её шрамы, до совершенства. А дальше... Кто знает? Возможно, получится обернуть подобный нынешнему "контракт" в куда более выгодную для себя же сторону...
[AVA]http://s3.uploads.ru/DOBC9.jpg[/AVA]
