Ведьмак: Глас рассудка

Объявление

НОВОСТИ

✔ Информация: на данный момент проект находится статусе заморозки. По всем вопросам обращаться в ЛС на профиль Каролис.

✔ Для любопытствующих: Если видишь на картине: кони, люди — все горит; Радовид башкой в сортире, обесчещен и небрит; а на заднем фоне Дийкстра утирает хладный пот — все в порядке, это просто наш сюжетный поворот.

✔ Cобытия в игре: Несмотря на усилия медиков и некоторых магов, направленные на поиск действенного средства от «Катрионы», эффективные способы излечения этой болезни пока не найдены. На окраинах крупных городов создаются чумные лазареты, в которые собирают заболевших людей и нелюдей, чтобы изолировать их от пока еще здоровых. Однако все, что могут сделать медики и их добровольные помощники – облегчать последние дни больных и вовремя выявлять новых пациентов. Читать дальше...
ИГРОКИ РАЗЫСКИВАЮТ:

Супердевы Цвет эльфской нации Патриоты Старый волчара

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » Книжные полки » Смерть — это только начало (Вызима, февраль 1269)


Смерть — это только начало (Вызима, февраль 1269)

Сообщений 1 страница 20 из 22

1

Время: конец февраля 1269-го года.
Место: Вызима.
Участники: Сирона, Эрс (NPC), Мерун.

Иногда, когда ты свято уверен в какой-то мелочи твоя уверенность может сыграть на руку кому-то другому. В боли потери можно сгореть, достаточно дать ей захватить твою душу целиком.

Отредактировано Мерун (2017-07-22 00:14:09)

0

2

[AVA]http://savepic.net/9547114.jpg[/AVA][STA]не существует настоящих тайн[/STA][NIC]Эрс[/NIC]
Все они знали, на что шли, когда отправлялись в Новиград; каждый догадывался, что шансы вернуться живым являют собой в лучшем случае половину; они готовы были даже терять мелкие кадры — тех наймитов, что отправлялись на улицы, устраивали беспорядки или опрокидывали склянки со штаммом, выведенным лидером совместно с медиками. Но они не думали, что сумеют потерять и кого-то важного — Скеля, служившего в организации с самого начала и погибшего глупо, в толпе разъяренных людей; или Меруна, словно сквозь землю провалившегося.
Потеря последнего сказалась на Эрсе не лучшим образом. Первое время он отправлял своих людей болтаться по улицам Новиграда, надеялся найти его где-нибудь, пусть раненого, не в себе или едва живого, но это не принесло результатов. Не было его в Новиграде, не было и в Вызиме, куда они вернулись через неделю. Не было нигде, где он должен был быть. Свет в доме на окраине, как сейчас помнил Принц, обнадежил его на мгновение, а оказалось, что это всего лишь его сестра.
«Соскучилась», — фыркнул про себя шпик, лениво переставляя фигуры на шахматной доске. На девчонку у него тоже были планы.
Прежде чем они отправились, Мер оставил товарищу чёткие указания: если он не сможет вернуться, отдать сестрице письмо и ключ. Судя по форме, ключ был от подвала, и это лишь больше веселило. Решил посмертно посвятить её в свои тайны? Показать ей свой настоящий дом и тот алтарь, который в этом подвале построил? Эрса до сих пор веселило расположение портрета и свечей, что часто горели рядом. Отношение к сестре у их палача определенно было нездоровым, что бы он там ни говорил. Вот у него были и братья, и сестры, да ещё и несколько, однако он питал к ним разве что стойкую неприязнь — задушить этих щенков хотелось, а не алтарь им воздвигнуть да на вооруженный отряд за них бросаться.
Нет, он никогда не мог понять Меруна. А теперь уже и не поймёт.
От этого противного чувства следовало отвязаться. Эрс не мог поверить, что смерть какого-то верзилы вызывает в нём горечь, боль утраты. Не могло такого быть: ни этого тянущего ощущения в груди, ни досады. Ему просто было жаль, что тот так и не заплатил по счетам. Сколько раз его шкуру спасали? Как минимум трижды, а это уже солидная сумма.
Мер даже не попрощался. Это раздражало. Единственная, с кем он счёл нужным попрощаться — сестра. Она раздражала тоже, словно заноза на жизни друга. Из-за неё он упивался до белой горячки, искал утешения в зависимости от фисштеха; за неё он готов был умереть в Мариборе, за неё с лёгкостью убивал; из-за неё же и погиб. Отчего-то Принц был уверен, что именно невозможность отдаться битве и погубила палача в Новиграде — думал о чём-то ином, ошибся.
Покручивая в руках свернутый пергамент, не обращая внимания на снег, Эрс вышагивал в сторону нужного дома, где до сих пор дымилась печная труба. Девица была там, а значит он вполне мог исполнить последнюю волю её брата, а может и попытаться понять, что в ней было такого особенного. Что такого, что могло бы заставить вести себя так?
С раздражением он сплюнул на землю. Это выводило из себя, билось в сознании назойливой мухой, а такое своё состояние он любил меньше всего.
Дверь в доме Меруна была всё такой же кривой и покосившейся. Эрс умышленно не пошёл через тайный ход, соединенный с подвалом, — предпочёл сыграть в человека, насладиться лицом девушки, когда она сама туда спустится. Поднял руку в тёплой чёрной перчатке, постучал пять раз: по привычке, что выработалась за время жизни с Саламандрами. Сирона, конечно, не сможет понять этот стук.
— Не бойся открывать, малышка, — голос Принца сел от холода, однако не узнать его не сумела бы даже она — никто среди вызимских кметов и прочих отбросов общества не мог похвастаться ни такой поставленной речью, ни таким тембром. — Я всего лишь принёс тебе пару новостей.

+1

3

Прошла почти неделя с того момента, как брат вернулся домой. Первые дни он почти безвылазно провел дома, немало времени уделяя сломанной конечности, о которой Сирона в первую ночь и думать забыла. За последнее ей было особенно совестно. Как могла она запрещала брату работать ей, однако стоит ли говорить, что он не всегда и не во всем ее слушал? Даже во вред самому себе. Он точно пытался за эти дни вобрать все то, чего не хватало ему последние годы. И не верил до конца в то, что она не исчезнет, едва выйдет за порог. Помнится, утром Сирона отправилась в пекарню, что была через дорогу, так Мер все то время, что ее не было, буквально просидел под входной дверью, зная, что выходить на улицу при свете дня ему не стоило. В ателье пришлось взять еще неделю отгула, чтобы у них было время решить некоторые вопросы.
Он так и не мог до конца определиться, что делать теперь с тем, что называл своей «работой», в детали которой Сирона так и не была посвящена до конца. Она лишь помнила пристанище Саламандр, в котором оказалась под действием фисштеха, помнила, что говорили о нем, что говорил он сам, о последнем «заказе» на убийство императора Нильфгаарда. Если бы им это и удалось, то тогда брат вряд ли смог бы вернуться к ней живым и относительно невредимым. Сломанная рука и несколько не серьезных ран в счет не шли, если вспомнить прошлые. Да хотя бы те, что остались у него после штурма особняка под Марибором. Мер так и не рассказал ей деталей, а Сирона не спрашивала, хотя ей было интересно. Сидя рядом с ним она то и дело невольно возвращалась в прошлое, пытаясь представить, каково было брату все эти годы, что он пережил от стычки с Хогом, как перенес все то, что последовало за этим. Поднимать эту тему первой Сирона не стала, чувствовала, как от одной мысли щеки заливает красным и не могла открыть рот, чтобы задать настолько откровенные вопросы.
Но не только в стыде было дело. Пусть рядом с братом и было хорошо, но этой недели ей не хватило, чтобы до конца принять случившееся между ними. От одной мысли у нее все внутри обрывалось, екало сердце, сбивалось дыхание, которое приходилось выравнивать тайком, а от его рук становилось только хуже. Сироне хватало одного прикосновения, чтобы по телу побежали мурашки и участился пульс. Тогда, под покровом ночи и нахлынувших на нее после признания эмоций многие границы стерлись, а после… она прятала лицо у него на груди, когда он хотел ее поцеловать, сжимала руки так крепко, царапала через рубашку спину, а он только улыбался, глядя на красное лицо сестры. До чего все это оказалось ей неловким, непривычным, странным. И очень-очень желанным, настолько, что в этом следовало отказать самой себе. Впрочем, ему не требовались ее губы, чтобы целовать и от этого уже было не спрятаться. Все такая же красная, она молча закусывала костяшки пальцев или ткань его рубахи, но не мешала губам касаться ее шеи.
Даже сейчас, просто думая об этом, Сирона была готова сквозь землю провалиться от стыда. И тем не менее она ждала, когда Мер вернется. Он так и не сказал ей, куда ушел. Сказал только, что нужно решить один вопрос. Какой? Сирона думала, что это относилось к его подпольной жизни. Нередко Мер говорил ей, что любит ее куда больше, чем эту работу, которая подвергает риску его жизнь. Жизнь, которую теперь терять брат не хотел. Теперь – раньше, стало быть, поняла Сирона, это вообще не было для него проблемой.
Мерун ушел, едва на улице стемнело. Сирона заперлась в доме, зажгла свечу и осталась в комнате одна вместе со своей работой. Пришлось взять кое-какие детали на обработку домой, чтобы девочки успели закончить один костюм, а у нее лучше всего получалось работать с такими мелочами. На застеленной кровати рядом с ней расположились иглы, кружево, яркие отрезы лент и ткани, множество ниток лучшего качества, небольшая шкатулка с жемчугом и золотая тесьма. Без Мера в этом доме было как-то очень пусто, а с его присутствием ну очень тесно. Невольно мысли ее соскользнули с жемчуга, которым надо было усыпать кружево и банты, на ту ночь. Сердце в груди подскочило, дыхание стало чаще, Сирона ощутила, что щекам стало жарко, закусив губу, мысленно ругая себя за все это, прикрыла на секунду глаза и тут же сдавленно ойкнула, подскочив на месте. В дверь постучали, а она, не ожидавшая такого, уколола иголкой палец. Слизнув проступившую кровь, девушка отложила в сторону работу, боясь испачкать ее кровью, и встала.
За дверью точно стоял кто-то из знакомых брата, стук был таким… вернее, не таким, как обычно. Точно он должен был что-то означать. Шифры и сигналы, о которых она вряд ли когда-нибудь узнает больше, чем сам факт их существования.
Услышав голос, Сирона замерла перед дверью, таки не донеся руку до засова. Она помнила его, по первой встрече у двери этого же дома, по логову Саламандр и тем советам, что он ей тогда позволил себе дать. Его брат отправил? Решил, что все таки вернется в дело?
Со вздохом, не вынимая уколотого пальца изо рта, Сирона отодвинула засов и в несколько оборотов ключа открыла дверь. Даже в темноте она сумела опознать в нем того самого друга, Эрс, кажется?
— Новости? — во рту остался отчетливый привкус крови, Сирона поспешно вытерла палец платком, заткнутым за пояс. — Что-то случилось? — светлые глаза девушки обеспокоенно обежали улицу за спиной Эрса, но было пусто. Хорошо даже, в противном случае могло обернуться так, что двое крепких парней затащат в дом ее брата в боги знают каком состоянии.
— Проходи, — Сирона посторонилась, пропуская гостя внутрь.

+1

4

[AVA]http://savepic.net/9547114.jpg[/AVA][STA]не существует настоящих тайн[/STA][NIC]Эрс[/NIC]
Девушка огляделась вокруг так, словно ожидала, что за спиной Эрса покажется кто-то ещё. Наверняка ждала и своего брата — может, не невредимого, но живого; просматривались в этом взгляде не только страх и опасение, но и надежда. Неужели и ему приходилось смотреть на своих людей такими глазами, когда те возвращались с вестью? Мужчина невольно скривился, стоило представить себе подобную картину. Отвратительно, совсем на него не похоже.
— Да, — он шагнул в дом куда раньше, чем Сирона предложила ему войти, по-хозяйски прошёлся по прихожей, окинул взглядом каждый угол. Ничего нового, только чисто. — Что-то и правда случилось, вот только мне так и не доложили, что именно.
Едва удержавшись, чтобы не понизить голос до драматического театрального шёпота, Эрс развернулся и взглянул прямо на девицу. Худая, бледная, с большими глазами цвета разбавленной крови на обеспокоенном лице — нестандартная для дочери кмета, но всё же ничего особенного. Ровным счёт ничего, чего нельзя было найти в ком-то другом. Трусливых девок с большими глазами вокруг было полно, стоило только в «У лиса» заглянуть, чтобы найти пару-другую таких. Почему именно она? Из всех людей вокруг, почему именно сестра?
«Наверняка всё дело в родстве, — думал Принц, извлекая письмо, в несколько раз сложенное, из кармана. — В какой-то особой привлекательности крови».
Он так и не осознал, почему же это так раздражало. И неприязнь наверняка отражалась на его красивом лице, легко выдавшем в мужчине человека благородного происхождения, чудом попавшего в преступную группировку. Чудом это было бы, не приди он к Саламандрам с чёткими намерениями, не поставь он им свои собственные условия. Тогда, может, получилось бы чудо, а так это было до мелочей выверенным планом — тем, который Мерун старательно рушил своей несвоевременной смертью.
— Не знаю, насколько тебя могла бы расстроить его смерть, — записку он вложил Сироне в ладонь — ту самую, недавно вытертую платком. — Сильно, наверное, раз ты здесь? Скучаешь и страдаешь без старшего братика?
Конечно она страдала, иначе бы не сидела здесь уже вторую или третью неделю. Эрс прекрасно знал, что комнату в ателье ей дали, едва Мер уехал из города, а значит жизнь в этом доме была её личным решением. Впрочем, понятнее картину это не делало: он помнил, что до возвращения из Марибора сестра заглядывала к брату редко, да и он её старался избегать, прятался. Неужто чудесное спасение растопило её ледяное сердце? От одной мысли об этом становилось смешно. Смешно и противно, будто кто-то втыкал в позвоночник тонкие иголки.
Раздражало.
— Тебе это и не нужно, наверное, но он просил отдать, если не вернётся. Это письмо и ключ, — его он тоже извлёк из кармана, бросив поверх пергамента. — Он от подвала. Если разрешишь, малышка, я бы остался, чтобы взглянуть на твоё лицо, когда ты туда зайдёшь. Должно быть весело. Увидеть алтарь имени самой себя и наконец-то увидеть, чем и как живёт твой братец — сильное впечатление, должно быть.
Если бы Мерун был здесь, он наверняка стукнул бы его за такую манеру говорить с сестрой. Вот только Эрс, прислоняясь к дверному косяку, издевательски улыбаясь, понимал, что тот не появится внезапно из-за угла, не нахамит ему и не ударит. Предатель. Мог бы и задержаться немного.

+1

5

Выглядел он, мягко говоря, раздраженным. На лице Сирона заметила какое-то даже немного брезгливое выражение, когда он смотрел на нее. Так смотрят на что-то неприятное. Может быть раньше ее такое отношение и задело, но теперь она вполне могла ответить тем же, вот только не стала. Возможно он вел себя таким образом именно для того, чтобы ее позлить, посмотреть как она дергается или сорвется и будет кричать на него, плакать, если на то пошло. За последнее Сирона не любила собственный мягкий характер и отчасти научилась сдерживать подобные порывы.
«Не дождется,» — решила для себя девушка, отвечая Эрсу прямым и твердым взглядом, чуть нахмуренными бровями и упрямо сжатыми губами, хотя больше всего он заслуживал подзатыльник. К сожалению, даже до него Сирона бы не дотянулась. Парень казался вертким и скользким типом. И тем не менее, был Меру другом долгое время, насколько такие люди вообще могут быть друзьями. Последнее стало решающим аргументом в пользу того, что его не попытались выставить за дверь.
Привычно поправив высокий воротник платья, которое ей пришлось носить во избежание неудобных вопросов и смешков, которые она однажды уже слышала от Лидки, Сирона сжала пальцами вложенное в руку письмо. У Эрса, как и ожидалось от подобных людей, руки были крепкими, однако… уголок губ у Сироны дернулся, она старалась скрыть глупую улыбку, вспоминая совершенно другие руки. Мер так и не узнал про веревки. Даже вопросов не задал о том, откуда они взялись под кроватью и не спрашивал больше о природе тех синяков. Следы на лодыжках он рассмотреть не успел, те сошли довольно быстро.
Тон, которым Эрс говорил с ней, Сироне тоже не понравился, как и его манера держаться рядом с ней. Он явно ощущал себя хозяином ситуации и словно рассчитывал на достойное зрелище. Сделать ли ему замечание на счет этого? Сирона взглянула на него хмуро, но быстро взяла себя в руки и морщинки на лбу тут же разгладились. Лицо девушки приняло привычное слегка удивленное и немного печальное, из-за больших глаз, выражение. В ателье ей вечно высказывали на этот счет, мол своим кислым видом портишь людям настроение, после этого ко всему прочему добавилась задумчивость, Сирона все время терялась в собственных мыслях.
— Может быть, только не твое это дело, — не удержалась, ответила, сумев смирить разве что грубоватые нотки в голосе. Хорошо, что он заявился в дом только сейчас, после того, как она узнала, что брат жив. Сирона не знала точно, какой была бы ее реакция тогда на подобные вести. Такой же ровной? Нет, но при Эрсе рыдать все равно не хотелось бы даже тогда.
Следом за тем в ладонь, поверх письма, упал тяжелый ключ. Его Сирона узнала сразу, хоть и не видела уже много лет. От подвальной двери за домом, может внутри тоже был люк, но конкретно этот ключ отпирал старый висячий замок снаружи. Сирона не очень любила ходить в подвал. Длинная крутая лестница с шаткими перилами отбивала желание на первых порах, а темнота и пауки добивали его уже внизу. К тому же там было холодно, по ее меркам. И жутко. После пары истерик, с которыми Сирона вылетала из подвала испуганная и еще более бледная, ее перестали отправлять туда. Остались ли там еще какие-то запасы еды? Помнится, стояли мешки круп и оставались горшки с вареньем, была даже бочка соленьев, но та наверняка давно съедена или выброшена. Слишком давно она не была там, а вот Эрс был и знал что-то, чего не знала она. Определенно, этот парень наслаждался ситуацией.
— Думаю, что даже если не разрешу, ты все равно пойдешь следом, — Сирона склонила голову набок, глядя в глаза Эрса. Он не знал, что Мер жив. Не знал, что… что ей известно о жизни и пристрастиях брата чуть больше, чем раньше. Его информация устарела. Будь у Сироны больше знаний об этом человеке и более ядовитое чувство юмора, она бы непременно посмеялась сейчас. Вместо этого девушка переобулась в зимние ботинки, накинула на плечи плащ, который заменил ей утраченную накидку, поставила свечку в уличный фонарь с закрытыми створками, и вышла на улицу.
Погода была не то, чтобы щадящей, колкий снег и ветер, его завывания девушка слышала под окнами собственного дома. К подвалу пришлось идти в обход сугробов. Эту дорогу давно не чистили и в итоге она шла по снегу проваливаясь где по щиколотку, а где едва не по колено. Над подвальной дверью был небольшой козырек, так что снега тут оказалось меньше.
Ключ в замке провернулся не сразу. Сироне пришлось приложить некоторые усилия к тому, чтобы заставить механизм работать. Эрс оказался настолько галантным, что позволил себе открыть дверь, раскидав немного сугроб.
Открыв одну створку фонаря, Сирона посветила на лестницу и вздохнула. Здесь почти ничего не изменилось, только Мер перила поставил другие. Из подвала тянуло застоявшимся воздухом. Ступив на одну из верхних ступенек, Сирона поняла, что их брат тоже менял. Раньше лестница скрипела и шаталась от каждого шага по ней, теперь же можно было не бояться, что дерево под ногой треснет и обвалится.
— Интересно, что ты рассчитываешь увидеть, — на миг в голове Сироны появилась мысль о том, что ходить с этим человеком в подобные места не следовало. Мало ли что могло быть у того на уме, доверять людям, в частности мужчинам, ей все еще было тяжело, а тут… забылась. Внизу девушка подняла оставшиеся створки и мягкий свет выхватил из темноты несколько ящиков вдоль стены, какой-то стеллаж, заваленный непонятно чем, а у самой дальней заметила знакомую раму.
Он повесил ее картину сюда?
Почему сюда, а не в дом?
Поборов робость, вдруг сковавшую тело, Сирона сделала несколько шагов навстречу самой себе. Мер был бы против? Он уже рассказал и показал ей так много себя, что… имела ли она вообще право находиться тут? Вторгаться в его личное пространство?
Девушка на картине почти не изменилась. Шляпка и комплект утерянной одежды вызвали у нее тоску, ей очень нравилось то, что она для себя сшила. Вот только у этой не  было порезов на пальцах и кистях рук, которые остались на коже самой Сироны. Они все затянулись как надо, но при близком рассмотрении или под определенным углом все еще можно рассмотреть тонкие линии, что когда-то врезались в тело. Все. Включая его имя вдоль ребер.

+1

6

[AVA]http://savepic.net/9547114.jpg[/AVA][STA]не существует настоящих тайн[/STA][NIC]Эрс[/NIC]
— Не станешь даже читать? — Эрс разочарованно надул губы, словно обиженная дева, и выдохнул. — Там так много трогательных слов... Это расточительство, Рона — отказываться от прощальных слов человека, едва не посвятившего тебе стихи. Не стыдно тебе?
Ему самому не было стыдно за то, что прочёл чужое письмо. Любопытство тогда пересилило его, однако на пергаменте не было ничего хоть сколько-то интересного: несколько слов о чувствах, извинения за какой-то «последний день», сущие сентиментальные глупости. Зато становилось ясно, какого рода чувства и как долго Мерун питал к младшей сестре. Это объясняло многое, вплоть до его болезненной привязанности и желания вытащить её из Марибора любой ценой.
В тот раз он кривился, думая, что причиной тому стала излишняя слащавость прощальных слов, а на деле раздражало его нечто другое. Зудело в голове, как назойливая муха, не хотело исчезать.
Ухмыльнувшись, ещё раз вздохнув, он вышел во двор вслед за девицей. Ветер усилился, снега навалило прилично и проход к подвалу пришлось расчищать, разбрасывая снег сапогами. Эрс не знал, каким был подвал раньше, он вообще не знал, что его товарищ когда-то жил здесь с родителями, и помнил его уже таким: приведённым в порядок, в отличие от остального дома, ухоженным и обставленным на манер комнаты. Удивительно, как Мер ещё кровать туда не додумался перетащить, если большую часть жизни проводил именно там.
Казалось, он давно тут не был: перила внутри запылились, свечи на столике перед портретом давно прогорели и превратились в восковые лужи, в углу на полу пророс какой-то сорняк. И это посреди зимы, когда в подвальном помещении было холоднее всего. Снова стало противно, щемящее чувство в груди разрослось и заполнило собой почти всё; вместо колких комментариев хотелось развернуться и уйти, чтобы никогда сюда не возвращаться.
— Твою кислую мину, когда ты увидишь, каким фанатиком он был, конечно же, — Эрс хмыкнул, так и остался стоять у лестницы. — И где жил. Наверху для него было слишком просто и когда всё становилось слишком плохо, он прятался тут — от тебя и от реальной жизни, чаще всего. Мы как-то виделись, если ты не забыла — вот тогда он тоже пытался забыть о жизни в этом подвале. Сколько сил я потратил на то, чтоб его отсюда вытащить...
Ноябрьское утро как сейчас вставало перед глазами: множество бутылок, резкий запах фисштеха, смешавшийся с табаком, кровь и застрявший посреди этого дерьма товарищ. Ушло не меньше часа на то, чтобы затащить его в дом и ещё столько же, чтобы привести в чувство. Тогда Эрс не думал о том, что стало причиной, а теперь понимал — и тут сестрица постаралась, не иначе. Это же после этого она побежала замуж выходить? Помнится, Мерун частенько отправлял кого-то следить за ней, значит и про ухажера тоже заранее узнал.
Иногда он не понимал, как можно было быть таким отчаянным идиотом. Да и зачем?
— И в первый раз тоже, — внезапно для себя самого произнёс Эрс. Кажется, ему тоже нужно было выговориться кому-то, кто поймёт хоть слова из этого бреда. — Когда он почти помер, валялся там с перерезанным горлом. Я удивлялся тогда, как ему артерии не задело, любой другой в такой ситуации сто раз бы сдох. И в третий раз, в Мариборе, мне начало казаться, что он вообще умереть не может — слишком сильный для этого.
Мужчина нахмурился, мысленно отчитав себя за эту слабость. Ну кто станет рассказывать малознакомой девушке о том, как спасал кого-то, пусть даже и её брата? Глупости, они не были и на сотую часть близки, чтобы вести такие разговоры.
— Но всем свойственно ошибаться. Мне тоже, как видишь.

+1

7

— И как? Увидел? — эхом откликнулась Сирона, не оборачиваясь к Эрсу, что пытался язвить. На самом деле в его поведении и словах она слышала совсем другое. Она не была настолько проницательной, чтобы проникнуть в суть вещей и чужой души, но здесь этого не требовалось. От Эрса чувствовалась скорбь, которую он стремился скрыть от нее, от себя тоже, поэтому его слова наполнены ядом и не задевали чувств Сироны. В ином состоянии, не знай она, что Мер жив, это с ней могло бы сработать.
Она всегда думала, почти знала, что брат в доме не жил. Ей только казалось, что у него для этого нашлось другое место. Однако…
— Похоже на него, — негромко звучал ее голос, но в подвальном помещении не услышать Эрс не мог. И правда похоже, он здесь прятался, ото всех и всего, от нее в первую очередь, скрывался сам и свои пристрастия. Тогда это оказалось действительно правильным решением. Расскажи Мер раньше и все полетело б к чертям. В то время Сирона не ощущала в себе подобных чувств. Ей нравился ее брат, безусловно, она видела в нем только хорошее и только родного человека, не того, кто мог бы стать ей возлюбленным и любовником. Хотя… стоя перед столом, над которым висел ее портрет, Сирона глубоко задумалась. Нет, было раз или два, когда она смотрела на него под другим углом, оценивая. Брат по своему был красив, даже со шрамами на лице, это девушка поняла для себя довольно давно, считая просто объективной оценкой. Но что если?..
Тонкие пальцы Сироны коснулись гладкой столешницы, по которой растекся кляксами свечной воск. Стол сильно отличался от других предметов мебели, которыми окружал себя Мер. Резные, почти изящные, ножки, хорошее дерево, покрытое не лаком, но скорее всего хорошо отполированное воском, столешница не имела на себе следов от ударов или иных повреждений. Удавалось разглядеть какие-то темные кляксы, которые впитались в поверхность, но угадать их происхождение не удалось бы все равно.
А свечи? Он постоянно жег их здесь? Сирона не могла не отметить тот факт, что они расплавились до основания. Похоже зажег перед своим уходом в Новиград.
От увиденного становилось тоскливо, она бы не хотела видеть этого при иных обстоятельствах, и немного жутко, у Мера и правда была какая-то зависимость, почти фанатичная, как назвал это Эрс.
За ее спиной, в паре шагов, напротив стоял большой крепкий стул с высокой спинкой, повернутый прямо к портрету. Конструкция, изначально достаточно грубая, отполирована едва ли не до блеска многочисленными прикосновениями. Как давно и как часто Мер сидел здесь? А с тех пор, как у него появился ее портрет?
Чувствуя на себе пытливый взгляд Эрса, Сирона прошлась вдоль стены, заметив сундук, которого в доме уже не было. Сундук с ее одеждой, которую он так бережно хранил. Что он тут делал? Не мог же только напиваться до потери памяти, пичкая себя фисштехом? Это было бы слишком просто.
Желая осмотреться, Сирона оставила фонарь на столе, туда же положила немного смятое в руках письмо, решив, что не будет пока читать его, и вернулась к центру подвала. Так удалось рассмотреть в полумраке в одном из углов дверь, там находилось еще одно небольшое помещение вроде чулана, как думала Сирона.
— Скучаешь по нему? — хоть это и было вопросом, голос прозвучал почти с утвердительной интонацией. Ей тоже не верилось, что ее брат мог умереть, он знала, что это возможно, все смертны, но не верила. Всегда Мер возвращался к ней, так или иначе.
— Каким он был для тебя? — спросила вдруг то, что ее интересовало больше всего. Сирона уже пересекла помещение, остановившись буквально в шаге от Эрса. Свет от фонаря сюда почти не дотягивался, может в сохранившемся полумраке он продолжит? Она правда хотела узнать, каким видели брата другие люди.

+1

8

[AVA]http://savepic.net/9547114.jpg[/AVA][STA]не существует настоящих тайн[/STA][NIC]Эрс[/NIC]
Однажды Эрс заявился сюда по срочному делу: тот раз был единственным, когда Мерун в подвале не был пьяным или под кайфом. Он просто сидел в кресле, невидящим взглядом уставившись на портрет младшей сестры — думал или, может, молился, с него бы сталось. Уже тогда он не сумел его понять: не было в этом занятии ничего особенного, невозможно было им себя занять. И как мог такой нетерпеливый человек часами сидеть здесь в одиночестве, зачастую не подавая признаков жизни? В его пьянках и то было больше смысла.
Сирона была до противного права. Он скучал по этому идиоту сильнее, чем представлял себе, и признавать это не хотел. Не могло такого случиться, невозможно было привязаться к грубому, нелюдимому и отвратительному до крайней степени человеку. С другой стороны, Мерун был самым преданным из тех, кого он знал, оказался ему ближе семьи и наставника, когда-то научившего многому. Эрс был уверен, что после того года, проведенного в рабстве, не сумеет подпустить к себе хоть кого-то.
— Отвратительно мрачным, — мужчина повёл плечом, отвернулся в сторону, чтобы девушка не видела его глаз, да и вообще особо на него не смотрела. — Когда мы только познакомились, хотелось то врезать ему как следует, то столкнуть с ближайшей скалы, чтобы больше не видеть этой унылой рожи. По-началу мы ненавидели друг друга, так мне казалось. Не знаю, что творилось в его голове на самом деле. Я не мог и до сих пор не могу правильно его понять.
Со стороны входа в подвал несло холодом, однако поежился Эрс не от этого. Копаться в собственных воспоминаниях было неприятно, словно он добровольно открывал двери, заглядывать за которые не стоило. Они с Мером были знакомы всего несколько лет, не больше трёх, и кто бы мог подумать, что и этого будет достаточно. В последний раз в жизни Принца друзья появлялись в далекой юности, проведенной в родовом поместье, среди роскоши и глупости, не то что сейчас. Он не жалел, что променял жизнь дворянина на жизнь преступника. Ни капли. Только если из-за нормальной еды.
— А потом он вытащил нас с Шунцем из неприятной заварушки, — продолжая, Эрс постукивал пальцами по дверному косяку, не так давно заново окрашенному. — Вёл себя как психопат или животное, но так было всегда, стоило ему выйти из себя. В августе это было, в начале. Не думаю, что тогда он делал это ради нас, так что... У тебя же день рождения в августе, да? Торопился, поди, что-нибудь для тебя сделать, оттого и бесился. С тех пор ссориться с ним расхотелось: он же голыми руками готов был людей рвать, при этом ещё и единственный на ногах стоял. Я всегда издевался над этой его привязанностью, а он не ценил мои шутки.
О том, что его шутки вообще мало кто ценил, Эрс даже и не вспомнил. Не так это было сейчас важно, куда важнее был всё тот же вопрос: почему он позволял себе открываться кому-то? Особенно тому, кого вовсе не знал. Знал только, что Сирона вряд ли станет кому-то об этом говорить, ровно как и использовать эту информацию против него самого.
— Он всегда приходил на помощь, если было нужно. Ругался, хмурился и злился, но приходил. Не знаю, хотел он так отдать свои долги или видел во мне друга. Я так часто напоминал ему о долге, что друг из меня был такой же отвратительный, как из него сосед, — ухмыльнувшись, он наконец выпрямился и даже позволил себе улыбнуться — широко, не очень приятно. — Тоже соскучилась, малышка? Впрочем, может и нет. Помнится, у вас были односторонние отношения.
Нужно было уйти, определенно нужно было уйти отсюда, пока он не начал говорить больше, пока сам не осознал, какие чувства на самом деле питал к пропавшему другу. Эрс не привык разводить панихиду по ушедшему, сантименты не уважал тоже, отчего сейчас чувствовал себя не в своей тарелке, пытаясь покаяться девочке, которая ему и не нравилась даже, частично отталкивала, будучи причиной потери.
Всё ещё хотелось увидеть её реакцию на письмо.

+1

9

Всегда интересно наблюдать за людьми. Сирона, которая из-за слабости собственного тела не могла подолгу работать, только тем и занималась. Сначала сидела дома, глядя в окно на улицу, потом на лавке во дворе, затем на каменном заборе вдоль дороги. Будучи художником она занималась этим постоянно и по сей день. За Эрсом наблюдать тоже оказалось интересно.
Его смущали ее вопросы, свои ответы и тот факт, что он продолжает на них отвечать. Сирона Эрсу не нравилась, это девушка понимала отчетливо. Его здесь удерживала вовсе не она. Вспоминая его слова еще там, на пороге дома, он хотел, чтобы она прочитала письмо. Почти расстроился, что она не вскрыла его сразу. Размышляя над этим, Сирона решила, что сейчас еще не время. Может после, когда останется одна, устроится в этом кресле напротив и попытается увидеть то же самое, что и Мер. Делать это на публику ей не хотелось. По-прежнему мысли о брате для нее оставались чем-то достаточно интимным, она как могла старалась принять случившееся между ними.
Сирона слушала его ответы внимательно, заложив руки под тяжелым плащом за спину и перебирая пальцами. Мерун действительно производил впечатление довольно мрачного человека. Похоже, что только ей он открывался с другой стороны. Сирона всегда знала его как человека достаточно ласкового, даже немного улыбчивого в ее обществе. Когда он был мальчишкой, то и подавно, совсем другой человек, а после… Сирона отвела взгляд в сторону, думая о том, что любовь к ней, иная, чем прежде, испортила брата. Сердце предательски заныло, пальцы сцепились между собой до боли.
— Да, в августе, — Сирона не могла понять, в какой год случилось то, о чем рассказывал Эрс. Явно не тогда, когда ей исполнилось семнадцать, может предыдущий? Или за два года до этого. Вечно он возвращался с новыми шрамами, уставший, когда под дурманом или пьяный. Сирона помнила даже такие дни, когда ей приходилось чистить и зашивать его раны. Наверное это были те из них, которые выглядели особенно ужасно.
— Он не пропускал его, хотя бывало опаздывал на несколько дней, но всегда приходил, — верный, с этой характеристикой Эрс не ошибся.
— И Мер считал тебя другом, — Сирона смотрела на мужчину, который вдруг бросил отводить взгляд. Встретилась с его глазами и не отвела своих. — Помню, он все говорил, что не может понять, друг тебе или просто тот, с кого можно долги содрать. Приятно думать, что я не ошиблась, назвав тогда, я ноябре, тебя другом. Со стороны все ж заметно, — она позволила себе легкую улыбку в ответ на его широкую и до странного неприятную. Похоже, что и этот человек думал о себе хуже, чем было. Ничего удивительного в том, что оба они так и не поняли друг друга.
«Может еще сложится им пересечься,» — но только без ее помощи, говорить Эрсу о том, что брат жив было бы ошибкой. Пусть этот человек и был другом, но себе на уме все же, с него станется затащить Меруна обратно к Саламандрам, не оставив другу выбора. Пусть найдут друг друга и поговорят об этом сами.
Сирона плотнее запахнула плащ, чувствуя как по ногам под платьем забирается холод.
— Соскучилась, — ответила она, не тая этого чувства. Даже сейчас, когда Меруна не было дома всего ничего, она скучала. Ей словно бы тоже требовалось время, чтобы успеть нагнать упущенное. Однако, пока Сирона даже в собственных мыслях избегала думать о более плотной и тесной близости, которую можно ожидать. Сердце начинало бить как бешеное, едва только мысли заходили о его руках под платьем и чем-то большем. Ей и хотелось этого и вместе с тем… пути назад после уже не будет и что, если это окажется ошибкой, самой большой в их жизни?
— Думаешь, односторонними? — Сирона склонила голову на бок. Теперь она понимала, что за отношение было у брата к ней, а как долго знал об этом Эрс? И все остальные? Все знали, кроме нее? — В конце-концов, Мер мне брат, у нас не могли быть односторонние отношения, — сейчас он определенно засмеется и сочтет ее идиоткой, о чем непременно скажет вслух. Не того рода отношения он имел ввиду.
— Кажется, я тебе не очень-то нравлюсь, — заметила Сирона, решив подергать за другие ниточки. Что еще скрывал этот человек? Сколько проблем Меруна крылось за его привязанностью, о которой с таким скептицизмом и неприязнью отзывался Эрс.

+1

10

Пожалуй, Сирона вела себя именно так, как он от неё ожидал. Задавала правильные вопросы, заставляла его ухмыляться, едва ли не смеяться над её словами; его так и тянуло ввернуть что-то про то, что отношения их были односторонними лишь потому, что он был ей братом, но в этот раз Эрс сумел себя сдержать. С этой беседой пора было заканчивать, она и без того слишком затянулась.
— Давай сойдёмся на том, что я просто ревную, ладненько? — он вернулся к прежней манере разговора, позволил себе потрепать Сирону по волосам. — Ты занимала всё его внимание, мне совсем не доставалось.
Он не врал, в какой-то мере это была правда — он действительно ревновал Меруна, вечно заинтересованного в сестре, но никогда в чём-то другом. Были моменты, когда он пытался умышленно сблизиться с ним, найти в нём родственную душу, какую впоследствии и нашёл, вот только тот всегда был где-то далеко. Его интересовала Сирона, её благополучие, работа, алкоголь — что угодно, только не Эрс. Какое-то время он видел в товарище нечто особенное, отличное от других, а потом забыл об этом, выбрав для себя роль подлеца.
Вспоминать об этом было противно, он развернулся и поднялся по подвальной лестнице, остановившись лишь у дверей.
— Жаль, читать ты так и не стала. Я действительно хотел на это посмотреть.
Если бы он обернулся, покидая территорию дома, то обязательно заметил бы, как хлопнула входная дверь; если бы только на секунду допустил, что их палач просто скрывается по углам Вызимы, словно вор, то задумался, что Сирона не сумела бы прошмыгнуть обратно в дом так быстро. Но сегодня Эрс не желал задумываться. Эта беседа лишь сильнее растормошила его спящие ощущения и боль потери чувствовалась пуще обычного. Он решил, что отправит ещё несколько людей на поиски, как только найдётся возможность — толика надежды внутри отказывалась гаснуть.

Мерун никак не мог решить, стоит ли возвращаться обратно. Он любил свою работу, часто по-настоящему наслаждался своей ролью в Саламандрах, чувствовал себя на своём месте, однако Сирона, находившаяся на другой чаше весов, перевешивала всё. Если бы она сказала прекратить, он наверняка и прекратил бы, весь остаток жизни притворяясь мёртвым или пропавшим без вести, но она не говорила. Это он должен был понять сам, вот только решение всё не приходило.
Каждая вылазка в город походила на театральное представление: спрятаться с его ростом было не так-то просто, а лицо, покрытое шрамами, делало его очень и очень узнаваемым человеком, но он старался. Выходил лишь с наступлением темноты, носил потрепанный тёмный плащ, прятал под капюшоном глаза, а под шарфом, натянутым до носа, — лицо. Люди косились на него с недоверием, как на карманника, но пусть уж лучше так.
Сегодня ему понадобилось не только разузнать обстановку, приметить то тут, то там шпиков, расставленных Эрсом, рыцарей Ордена, но и взглянуть на лавку художника. Нет, он не собирался ничего покупать, не начал внезапно интересоваться живописью, просто вспомнил, что последний подарок на день рождения Сироны растворился в небытие вместе со многим другим, что у неё было. Часть её вещей не пережила встречи со Стефаном. От этого имени Мер до сих пор скрипел зубами, при воспоминании о нём и сейчас до боли сжимал кулаки. Тот давно уже покинул этот мир, а ненависть к нему так и жила. Жгучая, всепоглощающая.
Он не сумел бы купить сестре кисти из соболиного волоса сам, точно не сейчас, когда проблем со средствами было едва ли не больше, чем со здоровьем, однако были и другие способы их достать. Сирона их не одобрила бы, сочла недостойными, но и знать ей о таком было не обязательно. Хотелось сделать для неё что-то хорошее, подарить ей немного приятных ощущений. И не только своими прикосновениями, каких она, казалось, всё ещё боялась — даже тех, какие он сам считал невинными.
Совсем недавно, задумавшись об их возможной новой жизни, Мерун притащил к дому досок, внушительного размера бревен — хотел заняться перепланировкой, создать для неё жилое пространство, не ограниченное одной комнатой. Потолки в доме позволяли вместить и второй этаж или хотя бы чердак. Ему самому пришлось бы постоянно пригибаться при потолках такой высоты, однако Мер справедливо считал, что сможет с этим смириться.
Все мысли, любые планы ломало собой появление Эрса во дворе и отсутствие сестры в доме. Подходя к дому, он видел следы на снегу, приметил открытую дверь подвала — это не предвещало ничего хорошего. Меруну пришлось пробираться в дом с осторожностью, через небольшую щель между штор наблюдать за тем, как его коллега поднимается по подвальной лестнице, а следом уходит со двора вверх по улице. Далеко не сразу он сумел догадаться, что Принц наконец решился исполнить его последнюю просьбу — принёс Сироне письмо и ключ от подвала.
Последнее нервировало больше всего. Пусть сейчас там и не было ничего, кроме её портрета и прогоревших давно свечей, он не знал, как отнесётся Звёздочка к этой стороне его жизни. Сочтет ли его слишком увлеченным? Осудит за то, как сильно на самом деле он её любил? Увидит ли в этом нечто ещё худшее, чем само увлечение кровной родственницей? Мерун планировал рано или поздно рассказать и об этом, однако не рассчитывал, что это случится без него. Что это случится сегодня.
Потребовалось больше нескольких минут, чтобы решиться спуститься к ней. Эрс уже давно скрылся за чужими домами, однако боялся Мер не его. Он опасался реакции Сироны, её осуждения и того, что после этого она тоже может убежать. Временами ему казалось, что хрупкое равновесие между ними сейчас может разрушить что угодно.
— Он принёс письмо? — голос охрип от кашля, что преследовал его весь день, и звучал несколько непривычно. — Я думал, не станет.
В подвале ничего не изменилось с момента его отъезда в Новиград, лишь свечи прогорели до самого основания, оставив после себя лишь расплывшийся воск, да в углу проросла какая-то трава. И пыли здесь было куда меньше, чем бывало дома, когда он подолгу не возвращался.

+1

11

— У-у-у, не трогай! — Сирона не успела увернуться от его жеста и сейчас старательно приглаживала волосы обратно. Ее несколько раздражала в других подобная манера, точно она ребенок! Это не так, уже нет. Не стала она акцентировать внимание на других его словах, Эрс не собирался задерживаться здесь. Развернулся и просто поднялся по лестнице наверх, даже не прикрыв за собой дверь. Сирона лишь рассеянно проводила его взглядом и вздохнула. На макушке все еще чувствовалось его прикосновение.
— Бр-р-р, холодина то какая, — ветер ворвался через открытую дверь и Сирона зябко поежилась. Закрывать, правда, не стала. Побоялась, что замок изнутри может заклинить и она сама не выберется отсюда.
— Ревнует, — вздохнула девушка, возвращаясь обратно. — Надо же, Мер бы удивился, — она могла позволить себе легкую улыбку, зная, что через какое-то время расскажет ему об этом. Может если не всех Саламандр, но хоть Эрса он захочет увидеть. Много ли у брата друзей то было, его жизнь не должна ограничиваться только одной ей, Сироной. Она, как ни старайся, всего дать ему не сможет и весь мир собой не заменит.
— Однако, если узнает, то что мне потом выскажет, — замерла напротив своего портрета, рассматривая его с интересом. Затем подхватила письмо со стола и устроилась в кресле. Оно было настолько большим для нее, что Сирона забралась на него с ногами, закинув их на подлокотник.
Ей очень не хотелось думать о том, что было бы, явись Эрс к ней раньше. Слезы, боль, крики в ответ на его язвительные комментарии. Отрицание, выглядит со стороны оч-чень неприятно. И она в таком виде, собственно, тоже. Вот была бы этому парню потеха и развлечение.
— Занимаю все его внимание, — Сирона выдохнула и прижала к себе письмо, улыбнулась. Хорошо, что брат остался жив. Без него… сложно представить свою жизнь без него. Даже тогда, в ноябре, они разругались и довольно крепко, она бы вернулась, да только знала, что в доме его уже не найдет. И болезнь, конечно, тоже сделала свое дело, не позволив ей встать с кровати едва ли не до самого отъезда, а там уже Стефан настоял, что они не могут терять времени. Знай она тогда причину его спешки… стольких проблем удалось бы избежать.
Свеча горела, не давая тепла, в углах собрались тени, которые при должном воображении, пугливости и усталости могли пугать. Сирона никогда не любила этот подвал. Слишком темный, большой, страшный, ей казалось, что из тени на нее кто-то смотрит. Все время. Сейчас же это ощущение не возникало. Ее копия с портрета смотрела в сторону, не создавая неприятного впечатления прямого взгляда. Вздохнув, девушка съехала на кресле еще ниже, до чего же неудобное оно было, и попыталась устроиться получше. Ей казалось, что над головой, в доме, она слышала звуки шагов. Если Мерун вернулся, то наверняка заметил открытый подвал и можно дождаться его здесь.
И точно, долго ждать не пришлось. Скрип снега на улице, затем шаги на лестнице, дверь за собой он предусмотрительно прикрыл, чтобы не привлекать чужое внимание.
— Принес, — ответила Сирона, не меняя положения запрокинула голову назад, пытаясь выглянуть из-за спинки кресла. — И ключ от подвала, я думала, он потерялся.
Небольшая пауза, стоило брату подойти ближе, как она ткнулась макушкой ему в бедро, точно напрашиваясь на ласку. Сирона любила, когда ее хотя бы просто гладили по голове, не трепали, как котенка. Край плаща от ее движения сорвался с ног и упал на пол. Снова стало холодно.
— Не хочешь рассказать, что в нем до того, как я его открою? — если откроет, если это будет иметь смысл. Она хотела услышать это от самого Меруна.

+1

12

Кресло было для маленькой Сироны огромным — она умещалась там целиком, ещё и с ногами могла забраться. Он поймал себя на мысли, что с удовольствием понаблюдал бы за ней со стороны, взглянул бы на то, как она ютится в этом кресле наверху, возле печи, или засыпает в нём же под его плащом. Возникла навязчивая идея перенести это кресло в дом. Может быть, после небольшого ремонта и удастся это сделать.
— Можно и так сказать, — Мерун легко улыбнулся, провёл рукой по её длинным волосам, приглаживая их, пропуская между пальцами. — Я заставил его потеряться.
Казалось, сестра не видела ничего предосудительного в этом подвале. Фактически, он стал для Мера настоящим домом, его личной комнатой, куда более обжитой, чем та, что наверху. Здесь он хранил важные для себя вещи, здесь проводил большую часть времени: думал, пил, сходил с ума, иногда и ночевал. Был период, когда он провёл в подвале целый месяц, практически не выбираясь на поверхность, будто крот.
Письмо Сирона так и держала в руках, не открыла и не прочла. Там теперь не было ничего, чего она бы не знала, но ему всё равно было не по себе. Он не верил в то, что выберется, когда писал его, и настраивало оно на соответствующий лад. Переполненное отчаянием и сожалением, письмо было настоящим прощанием. Он помнил его наизусть.
— Ты не захочешь знать, что случилось, — текст буквально стоял перед глазами, стоило только прикрыть их. — Это неважно. Я хочу, чтобы ты знала, что всегда была единственной важной составляющей моей жизни: сестрой, женщиной, целым миром. Я никогда не любил никого сильнее. Ты этого не примешь, я знаю. Тебе больше и не нужно. Пожалуйста, не вздумай плакать из-за меня и скорбеть по моей жизни. Она не представляла ценности, что бы я в ней ни делал. Прости, что не уделил тебе достаточно времени перед отъездом, я был глуп. Теперь, когда я больше не стану ограничивать твою свободу, будь счастлива, Звёздочка.
Так странно было произносить эти слова сейчас, когда он знал, что ошибся во многом. Он не погиб в Новиграде, пусть всё к тому и вело; сестра не оттолкнула его в ответ на неправильные, аморальные для многих чувства; у неё не было повода плакать. А ведь тогда, чертя буквы на куске пергамента в этом подвале, он действительно попрощался со всем, что имел и настроился на то, что разговор у печи был для них с Сироной последним. Он до конца не верил, что вернётся с буквально самоубийственного задания.
Страшно подумать, что было бы, получи она это письмо до его возвращения. Это выбило бы Сирону из колеи, могло бы довести до истерики. Она ведь скучала, она жила в этом доме, когда он приехал. Она желала его возвращения, по-настоящему. И не хотела от него уходить. Последняя мысль грела душу каким-то особенным теплом. Не хотела. До сих пор.
— Многое не сбылось, верно? — пришлось опуститься на колени, чтобы их лица оказались на одном уровне. Пол был таким же холодным, как земля на улице, однако Мер в очередной раз игнорировал неприятные ощущения своего тела, как игнорировал полчаса назад кашель, перешедший всякие границы. — Но всё это ты уже услышала от меня за эту неделю. Тогда я не думал, что сумею вернуться. И ни капли не жалею, что смог. Хорошо, что оно дошло до тебя так поздно. Как и ключ от этого подвала. Я думал, он не вызовет у тебя доверия. Думал, что ты сочтёшь это ненормальным. Твой портрет и то, что чаще я жил здесь.
Мягким касанием спустившись от волос к плечу, в конце концов Мерун крепко сжал руку Сироны в своей и коснулся её губами. Холодная. И он оставил на ней некрасивый кровавый след. Опять не обратил внимания на то, что стёр не всю. Вздохнув, вытер кровь рукавом своей куртки.
— Я даже скучал по этому месту. Немного.

+1

13

Сирона прикрыла глаза, надеясь затеряться в короткой ласке. Пусть виду и не подавала, но было во всем этом что-то жуткое, что раньше ее бы точно напугало, она бы не поняла. И сейчас не до конца понимала, не хватало сил и возможности осмыслить отношение брата к ней. Это и правда было чем-то другим, как он любил говорить ей, шепча на ухо пополам с поцелуем. От последней мысли девушка поежилась, к тому же рядом вновь зазвучал голос Мера. Сегодня особенно хриплый.
— Я бы не поняла, — призналась она, дослушав его до конца. — Без тебя – точно нет, — Сирона и мысли не допускала, что Мер относится к ней подобным образом. И за собственные мысли в его адрес ей хотелось если не умереть, так быть распятой. Слишком… слишком неправильным все это было. О таком не расскажешь никому, не облегчишь душу. Она даже Меруну до сих пор не рассказала, что с ней делало ее воображение.
— Ты знаешь, у меня сразу возникло бы столько вопросов и невозможность спросить, ох… не знаю, что было бы хуже, без письма или с ним, — она потянулась к нему, легко касаясь рукой бедра чуть повыше колена. Ужасно высокий. И ей нравилось это в нем. Даже смотреть на брата снизу вверх.
Содержание письма могло превратиться в настоящую одержимость, так подумала Сирона, которая так не любила загадки, ответа к которым не могла найти. И брата ругала за то, что он долгое время был такой загадкой. Она как-нибудь обязательно скажет ему вслух о том, что его признание раньше действительно не нашло бы отклика. А позже? Смогло бы это перерасти во что-то большее со временем, знай она? Хорошо, что не пришлось угадывать или переживать на себе подобное.
— Я тоже рада, что только сейчас твой друг решился выполнить твою просьбу, не раньше, — она устроила затылок на подставленное плечо брата и с удовольствием запустила руку в его волосы. И раньше ей нравилось перебирать их, расчесывать и заплетать, однако сейчас все иначе, сейчас ей уже не двенадцать лет. — Хотя то, во что ты превратил подвал, — Сирона вздохнула, кончиками пальцев поглаживая затылок Мера. — Все же пугает, немного. Не могу представить даже, что ты здесь делал, — сжала пальцами его ладонь, закусив губу, чувствуя на ней прикосновение губ брата. Не удержавшись, Сирона повернула голову, оставляя на его щеке легкий поцелуй.
— У меня от этого воротника вся шея чешется, — ей показалось, что сейчас уместным будет упомянуть о нем. — А ты, кажется, снова болен? Я еще утром слышала кашель, ты охрип.
Сирона хмурилась, вспоминая, сколько раз за последнее время Мер кашлял. Кажется, она видела кровь на его губах после одного из приступов. Зацепившись за эту мысль, девушка перевернулась и встала на колени, руками упершись в подлокотник. В свете фонаря заметила, что в уголках губ остались бордовые разводы.
— Давно так? Мер, если ты болен, то нужно лечиться, — светлые глаза Сироны были полны тревоги. Он, кажется, слишком сильно испытывал пределы своего организма, позволяя себя ранить и доводить до порога смерти. — Пообещай, что не оставишь это на самотек, — погладила его по щеке, спустившись на плечо. — Пожалуйста. Сходи к травнику или лекарю, — обратиться к Шунцу она не предлагала. Слишком… опасно это было.

+1

14

Болезненная привязанность Меруна к младшей сестре пугала многих — девушек, из-за неё погибших; товарищей, случайно о ней признавших; саму Сирону. Он не удивлялся этому, лишь незаметно кивал сам себе. В его голове она была богиней, а богине положено было соответствующее место в доме, пусть и такое, как этот подвал. И ему самому он нравился больше безликого дома на поверхности.
От прикосновения её губ огнём горела щека. 
— Жил, — просто ответил он, наслаждаясь её привычкой перебирать его длинные волосы. — Здесь было тихо, можно было побыть одному. Сюда никогда никто не приходил. С августа, когда мы перестали общаться, я приходил сюда пить.
Про наркотики он упоминать не стал, решив, что это болезненная для них обоих тема. Не хватало ещё вспомнить про фисштех и поддаться соблазну, затуманив сознание.
— Тогда меня отчитывал твой образ. За трусость и жестокость, за желание. Я считал себя животным, способным лишь причинять тебе боль, и это всплывало, стоило только выпить.
Спустя время говорить было проще. Какие-то внутренние барьеры сломались уже в тот момент, когда Мерун начал беседу с якобы спящей сестрой, а уж сейчас, когда они вдвоём сидели в его подвале, их не было и подавно. Опасения не исчезали, присутствовал страх, вот только не было уже той уверенности в том, что Сирона обязательно оттолкнет его, прогонит, как бродячего пса. Она лаской привлекала его к себе и он верил, что так будет если и не всегда, то хотя бы сегодня, сейчас.
Неприятный разговор о болезни возвращал с небес на землю. Кашель этот преследовал его уже полторы недели, если не больше — сестра была абсолютно права, советуя что-то с ним сделать. Будь это простая простуда, она давно бы уже прошла, да и не кровила бы так сильно. Нет, это было что-то серьёзное, что малиновым вареньем и перцовкой вылечить было нельзя.
— Вторую неделю, — он крепче сжал её ладонь в своей, нервно поглаживая костяшки подушечками пальцев. Закусил губы, вспоминая, что даёт кашель с кровью. — И лихорадка не отступает, каждый вечер бьёт. Но и обратиться сам я ни к кому не смогу, Звездочка. На какой-то период я хочу остаться мертвым. Не время сейчас возвращаться. Эрс, раз принёс письмо, верит, что меня уже нет, но до последнего будет искать. В первую очередь у знахарей и травников — не поверит, что я цел, если вдруг вернулся.
Свеча внутри фонаря дрожала от ветра, в подвале становилось холоднее. Стоило бы вернуться домой, к тёплой печи и новой порции настоя с малиновым вареньем, однако Мер лишь накинул свой плащ на плечи сестры. Не хватало только, чтобы и она заболела.
— Придётся звать его сюда. Или искать другого, где-то за городом, куда не сунутся люди Эрса. Может быть, завтра. Мне не нравится кровь, её не должно быть. Говорили, что было внутреннее, когда я пришёл в себя в Новиграде, но это было давно, оно причиной быть не может. Только если какая-то противная хворь вроде той, что гуляла по городу в начале февраля.
Сирона была чертовски права: в этот раз у него не было права игнорировать зов своего организма. Если он хотел быть с ней рядом, хотел жить, стоило хотя бы раз послушаться.

+1

15

— Август, значит, да? Ты сам тогда прекратил общение, — это делала не Сирона, к тому же, после его исчезновения она места себе не находила и думала, что поколотить брата, когда увидит в другой раз. Этого она не сделала, забыла обо всем, узнав о состоянии, в котором он к ней вернулся. За ту пропажу ей до сих пор хотелось называть его идиотом, заставил ее нервничать и переживать. Быть может, останься Мер на месте, то не было бы никакого Стефана и той лавки с рамами, которую Сирона посетила в одиночестве.
— Похоже, в твоем представлении я куда более… жестока, — задумчиво произнесла Сирона, вглядываясь в его лицо. В голове не укладывалось то, что говорил ей брат. Сколько лет он мучился? Спивался из-за нее и плотно подсел на фисштех, настолько, что она являлась к нему в бреду. Гробил свое здоровье. Ей пришлось прикусить язык, чтобы с него не сорвалось «я это я виновата».
— Вторую неделю и ты молчал, — укоризненно заметила Сирона, услышав сроки. — Да и я сама хороша, совсем не подумала об этом, — узкая ладонь легла брату на лоб, точно она пыталась определить есть ли у него жар сейчас. — И про руку твою забыла, — тяжелый вздох. — Не перенапрягайся, все дела подождут до твоего выздоровления, — хоть Мер и не носил руку на перевязи, та все равно не восстановилась до конца, а тот еще и любил не думать о ней, когда брался что-то делать. Глупый, как она будет без него?
— Можно пригласить Гера, который, ну… ты помнишь, вскрывал нарыв. Или выбраться в Предместья, старая Нэн в то лето еще жива была, она поможет, скажи только, что я тебя послала. Она мне должна, — Сирона погладила брата по волосам, накрутив кончик пряди на палец.
— Идем в дом, — заметив колебание свечи в фонаре, Сирона поняла, что брату на полу куда холоднее, чем ей в кресле, да еще и под двумя плащами теперь. — Тебе не стоит мерзнуть лишний раз, — соскочила на пол, сбросив плащ Меруна, который постаралась накинуть ему обратно на плечи. — Тяжелый, — заметила она и поправила на нем одежду, — как ты не устаешь носить его, — письмо, так и не открытое, Сирона засунула в карман, закрыла три створки фонаря и повернулась к брату.
— В доме должно быть тепло, я недавно протопила, когда ты только уходил, — она первой двинулась к выходу из подвала, уже не чувствуя прежнего страха от оставшейся за спиной темноты. В прошлом Сирона бы в несколько прыжков вылетела отсюда, но в этот раз с ней был Мерун, на которого можно было положиться.
Верхние ступеньки лестницы уже замело слоем снега толщиной в два пальца, снова начиналась вьюга. Сирона задумалась о том, что Мер выбраться на улицу сможет только поздним вечером, а Нэн, возможно, в такое время его не примет.
«Хотя нет, должна, она не откажет,» — мотнула головой и первая вышла под порывы ветра, что тут же распахнул на ней зимний плащ. Бежать бы в дом, но Сирона решила дождаться брата, которому еще во время подъема передала ключ. Ей он был не нужен, а ему… ему это место было дорого по своему.
— А знаешь, — сказала она, когда Мерун к ней развернулся, — Эрс по тебе скучает. Твой друг действительно о тебе беспокоится, — Сирона едва не провалилась в сугроб, не заметив занесенной снегом тропы, но брат успел подхватить ее и поставить на ноги. — Спасибо, — благодарно сжала его ладонь и дальше шла уже осторожнее.

+1

16

Он не стал упоминать о том, что дело было не в представлении о Сироне, а в том, как Мерун относился к самому себе. Его разум говорил голосом сестры, но те вещи, что никогда не сорвались бы с её языка: о его ненависти к себе, о презрении к слабости, о страхах. Она не знала о них, никто не знал, и в бреду он сталкивался с ними один на один, испытывая себя на прочность. За август ему тоже было стыдно, особенно обжигающей вина была теперь, когда он чётко осознавал, что не реши он играть в самоотверженность в тот раз, всё могло бы обернуться иначе.
Не было бы на его Звёздочке этих шрамов, не было бы никакого Марибора, только и её рядом тоже не было бы. Последняя мысль ставила в тупик — Мер не желал сестре зла, не хотел, чтобы она проходила то, что ей пришлось пройти, однако осознание, что лишь из-за этого она здесь, с ним, не давало покоя. Он чувствовал себя подлецом.
— Что? — встрепенулся Мерун лишь закрывая подвал, хмуро взглянув на сестру сквозь медленно плывущий снег. Представить Эрса скучающим ещё можно было, а вот беспокойным, да ещё и о нём — нет, не получалось. — Глупости. Может, у него и были поводы для беспокойства, но моё исчезновение не должно в них входить. Мы были очень... своеобразными друзьями. Хорошо, что он пропал в Новиграде. Когда ты осталась без письма, я подумал, что ему не так повезло.
Всю жизнь предпочитающий одиночество, он не мог привыкнуть к обратному. Казалось, что людям не может быть до него никакого дела; что единственные чувства, обращенные в его сторону — страх, ненависть, неприязнь. И он понимал, что заслужил подобное. Поэтому не придал значения разладу в семье, не винил родителей в том, что не хотели видеть рядом с собой такого сына; поэтому никогда не обращал внимания на злость своих жертв — та ему нравилась даже, с ней приятно было работать. Обратная сторона всего этого была для Мера чем-то недоступным, будто прорвавшимся из другой жизни.
И Эрс в его глазах так и оставался заинтересованным лишь в тех долгах, что не были ему отданы; и никогда — в жизни товарища, как бы он сам к нему ни относился. Эта змея подколодная была единственным человеком, кому Мерун доверял в последние несколько лет.
Прежде чем закрыть дверь, бросил взгляд на дом травника в конце улицы. Пойти к нему самостоятельно не было возможности — его точно будут проверять первым, а звать в дом его не хотелось. В дом не хотелось звать вообще никого, словно в один момент он стал местом особенным, чью атмосферу легко могло нарушить чужое присутствие. Точно так же, как сделал сегодня Эрс.
— Придётся, — Мер кивнул, закрывая двери на все засовы, по пути в комнату зашторивая окна. На кровати лежали ткани, украшения и несколько иголок — видимо, Сирона занималась шитьем, когда к ней пришли. — Завтра вечером, если повезёт. Не знаю, как она отнесётся к таким гостям, но выбора нет. На работе не требуют тебя назад?
С тех пор как он вернулся, Сирона не ночевала в ателье, да и до того, насколько ему было известно, предпочитала ночевать в этом доме. Он не знал, не ограничивает ли себя сестра только для сего спокойствия: это ведь он хотел, чтобы она жила с ним, не факт, что ей дом на окраине города нравился больше комнаты над мастерской. Там у неё были подруги, там можно было спокойно работать...
Скривившись от собственных мыслей, Мер сунул чайник в печь. От него уже начинало подташнивать, а малиновое варенье он и вовсе предпочитал обходить стороной, однако так чувствовалось хоть какое-то лечение — казалось, что он делал что-то и с лихорадкой, и с неприятным кашлем. Кипяток успокаивал горло, смывал скопившуюся в уголках губ кровь.
На столе близ кровати тоже были разбросаны вещи: бумаги, что он ставил перед уходом. Старые письма, планы и несколько примерных чертежей, каким Мерун собирался следовать только три дня назад. Ему не давала покоя мысль, что сестре тесно в одной комнате — она билась в голове как назойливая муха, не давая сидеть на месте. Никогда ещё за последние года ему не хотелось заняться домом так сильно, будто тот наконец обрел какую-то ценность.
Точно так же, как обрела какую-то ценность его жизнь. Ценность такую, какую хотелось держать не только ради того, чтобы следить за благополучием Сироны из-под тишка.
— Знаешь, я думал, что придётся сделать что-то с домом. В таком тебе, должно быть, не очень уютно.

+1

17

В доме Сирона поставила фонарь на пол и сбросила свой плащ, попутно стряхивая с него снег. По сравнению с улицей здесь было не просто тепло, а жарко. Не выдержав, Сирона расстегнула пуговицы на воротнике и с наслаждением почесала шею. Мелкие темные пятна на ней все еще не сошли, в этом она убедилась утром. Сбросила обувь и прошла вслед за братом в комнату.
— Совсем о них забыла, — Сирона бросилась прибирать разложенные на кровати мелочи. Работать, по хорошему, стоило за столом, но там Мерун разложил свои бумаги, старые письма, которыми занимался днем. Она не вмешивалась и даже не трогала их, боясь перепутать.
Ей определенно не хватало своего угла в этом доме. В ателье всегда можно было спуститься в зал и поработать там, да и в комнате под окном стоял стол. Здесь же… ей почти ничего здесь не принадлежало. Движения Сироны замедлились и в конце-концов она так и замерла, стоя на коленях перед кроватью.
— Не требуют, но мне лучше вернуться, если я не хочу потерять место, — девушка пальцем перемешала молочного-белые жемчужины, среди которых затесалось несколько прелестного розового оттенка. — Схожу завтра, закончу то, что мне поручили, отнесу, пока ты у Нэн будешь. Возможно придется задержаться. Честно говоря, я малость сдала и… — Сирона вздохнула и бросила возиться с жемчугом, накрыла шкатулку крышкой и отложила на тумбу при кровати.
Она не могла не думать о том, что будет дальше. Не в плане своей близости с братом, которую, несмотря на сомнения, позволила себе. Брат вынужден скрываться даже от своего друга, за помощью не к кому обратиться из-за этого, выходить может только по ночам, точно он преступник. Ну, последнее так и было, это все ее сильно беспокоило. Он не просто так скрывал свое к ней отношение, теперь же им придется скрывать это от всех прочих, Сирона даже не сможет заявиться в ателье без высокого воротника, прекрасно зная, что будет уйма вопросов. Она не из тех, кто… позволил бы мужчине касаться себя так до брака, до официально объявленных отношений. И девочки знали, что у Сироны никого не было.
Им всю жизнь придется скрываться, так? Сирона подняла глаза на брата, воодушевленного, счастливого. Так легко было сделать его таким, что приятно грело сердце. Пока он гремел заслонкой и чайником возле печи, Сирона закончила втыкать в подушечку иголки.
— Ты думаешь, мы сможем и дальше жить в Вызиме? — спросила, когда брат вернулся и озвучил свои мысли вслух, заодно дав понять о смысле чертежей. — Мер… — Сирона ощутила волнение, которое подкатило к горлу липкой тошнотой. Надо было встать, но у нее сейчас в ногах поселилась слабость, даже руки не слушались. Раньше ей не приходилось думать о будущем, в котором ее планы могли так кардинально поменяться. — Да, я бы хотела свой угол здесь. В конце-концов, я когда-нибудь забуду на кровати иглу или потеряю ее в подушках. Но дело не только в этом, — от волнения Сирона ощутила себя такой уязвимой и беспомощной, едва не забыв слова, которые нужно сейчас сказать.
— Как долго ты собираешься скрываться? В Вызиме, в этом доме? Эрс и правда беспокоился. Черт, — она выругалась, хотелось сказать все и сразу, слова грозили превратиться в кашу, — ты знал, что он ревновал тебя? И я ему не нравлюсь тем, что вечно забирала все твое внимание. Видимо, он долго пытался видеть в тебе друга, кого-то, на кого можно положиться, поговорить, не знаю, что там еще ему было нужно. Его, похоже, сильно задевало твое отношение, вот он и привязывал тебя к себе, все время напоминая про бесконечные долги. В конце-концов и сам поверил, что ему это и нужно. А сегодня!.. мне он сказал… Мер, он жалеет о том, каким был другом. Так что… я к тому, что он не оставит твою пропажу так легко. Мне показалось, что он еще не сдался. Будет искать, если не живого, так хотя бы твое тело. Последнее он точно не найдет, а сюда еще может вернуться. Наверняка заметит, если дом начнут переделывать, — слова лились из нее без остановки, она не дала бы брату и фразы вставить. — И, Мер, он знал? Про тебя и… меня? Здесь многие ведь знают, что я тебе сестра. Из тех, кто живет в ближайших домах, на моей работе, Саламандры, родители и Предместья. Мы не сможем… не сможем быть вместе на их глазах, а скрываться. Что за жизнь тогда нас ждет? Ты так и будешь прятаться ночами, а я… Как это будет выглядеть для остальных, — если она так и не найдет себе кого-то и жизнь не пойдет тем путем, который принят в их кругу.
— Ох, Мер, столько всего, слишком много. У меня голова раскалывается, когда я начинаю думать об этом всем, — на полу было довольно холодно или может это все от страха и волнения? Ей бы не помешали сейчас крепкие руки брата, одно прикосновение которых могло успокоить.

+1

18

Обжегся о печную заслонку, с шипением одернул руку и решил, что нужно меньше думать о чём-то столь далеком. Сейчас у них с сестрой был огромный ворох проблем: его мнимая смерть для большей части Саламандр, неясной природы кашель, необходимость скрываться; а он, как мальчишка, наконец-то дорвавшийся до того, к чему шёл всю жизнь, думал о каких-то глупостях. И ведь взрослый человек, давно пора было научиться верно расставлять приоритеты.
Резким движением Мерун сгреб часть бумаг в сторону, сложив их неаккуратной, неровной стопкой. Не об этом, далеко не об этом ему нужно было размышлять. Помедлив, часть из них отправил в печь, — письма родителям, так и не отправленные; планы и те записки, что оставлял ему когда-то Стефан, — где до сих пор догорали остатки дров, тлели угли. Лицо обдало новой волной жара, он морщился от вылетевшей золы.
Он задел одну из чувствительных струн её души. В отличие от него, поддающегося эмоциям более позитивным, Сирона переживала об их дальнейшей жизни. Конечно, ему-то не привыкать было прятаться, вести подпольную жизнь или игнорировать мнение окружающих людей, а вот для сестры всё это было ново. И такой жизни она бы не захотела. Если ему хотелось сделать Сирону счастливой, нужно было предоставить ей не только свой угол в старом доме, но и подарить ей свободу — от косых взглядов подруг, соседей, от необходимости прятаться и делать вид, что она всё ещё находится в глубоком трауре по своему почившему жениху. От мысли о нём до сих пор тошнило пуще, чем от чая с малиной.
Как только Мерун открыл рот, чтобы высказаться, его Звёздочка заговорила снова, да ещё и так быстро, нервно, словно долго держала это в себе. Глупостью казалось то, что она говорила об Эрсе. Конечно, о взглядах того он знал лучше других, неоднократно с ними сталкивался и сам же осаждал товарища, когда тот, казалось, переходил черту; но ревность... Такого он не предполагал. Никогда Меру не приходилось смотреть на отношения с другом с этого угла: тот чувствовал себя ненужным, бесполезным и брошенным на фоне постоянных разговоров о младшей сестре. Ему хотелось, чтобы Мерун с тем же пылом бросился за ним куда-нибудь, как бросился этой зимой в Марибор? Хотелось, чтобы он торопился поздравить его с днём рождения с той же яростью, что и Сирону? Представлялось такое слабо. Эрс казался самодостаточным человеком, ничуть не менее самодостаточным, чем сам Мер, проживший в одиночестве большую часть жизни. Он, что, чувствовал в нём родственную душу? Кого-то, кто мог бы понять его, такого же отвергнутого и одинокого?
Вместо каких-то слов с его губ сорвался нервный смешок. Надо же, где иногда можно найти что-то ценное. И когда? В тот момент, когда они уже и не пересекутся больше. Хотелось смеяться и дальше, вплоть до истерики, однако Мерун умолк. Сирона нервничала, не стоило заставлять её переживать ещё и за его душевное здоровье.
— Тише, Звёздочка, — не торопясь с ответами, он опустился на пол рядом с сестрой, крепко сжав её острые плечи в своих руках. Она мелко дрожала. — Мы справимся и с этим.
У него самого ещё не было ответов на эти вопросы, но ответственность за всё лежала на его и только на его плечах. Он должен был узнать, придумать, найти средства и осуществить все те планы, что они построят. Присутствовали лишь обрывки мыслей, тянущиеся друг к другу тонкие нити, призванные заменить крепкие планы. Не было уверенности ни в чём, даже в собственном здоровье, однако её видимость стоило бы создать.
— Он знал, — Мерун гладил её плечи, ни на мгновение не выпускал из объятий, едва заметно касался губами макушки. Говорил тихо, но не шепотом, в тоне легко просматривалась вина — за то, что позволил кому-то узнать о своих чувствах; за то, что допустил появление страха в душе сестрицы. — Не мог не знать. Эрс приходил слишком часто, чтобы однажды не застать меня в том состоянии, когда контролировать свой язык сложно. Он никогда не обращал на это внимание, только издевался. Ему нравилось выводить меня из себя словами о тебе. И если всё, что ты слышала сегодня, Сирона, было правдой, он будет искать до конца. Очень разозлится, когда найдёт.
На несколько долгих минут он замолчал. Задумался, представляя, куда лучше всего сбежать от такой паршивой жизни и где найти на это денег, когда о работе не стоило и думать. Ни о привычной, ни о более законной.
— Нам придётся жить в другом месте, — на выдохе хриплый голос стал ещё тише. — Неважно, где, лишь бы подальше отсюда. Раньше ты всё время хотела отправиться в Туссент. Это я запомнил. Понадобится время, чтобы уехать. И всё это время ты не можешь провести в одной комнате. Не хочу, чтобы ты чувствовала себя настолько скованной. Даже сейчас. Раньше... Этого и раньше хватало.

0

19

Сирона льнула к нему, забираясь холодными руками под рубаху, прижимаясь крепче. Пыталась сдержать слезы, которые стояли в горле вместе с настигшим ее волнением, от них начинало щипать глаза. Она просто не могла представить, как это будет. Никогда прежде не доводилось думать, что все это будет с Мером и будет вот так.
Его голос и руки на спине и плечах не успокаивали, дрожь в теле не проходила, девушка кусала губы, пряча от брата лицо.
— Это все так странно, Мер, — так не должно быть, вот что она сказать хотела, как той самой ночью. Так не должно быть, но было. Сирона несмотря на сомнения никак не могла подумать о жизни без него. — Боги, неделю назад… я думала, что с твоим приездом все пройдет. Было бы проще, не питай ты подобных чувств, — Сироне показалось важным рассказать ему об этом. — Сначала мне казалось, что это… что я просто скучаю и боюсь, что ты там и останешься, не вернешься обратно в Вызиму… ко мне. Тогда я перебралась сюда, надеясь, что станет легче. Не стало, совсем, ни дом, ни оставшаяся твоя рубаха не могли заменить тебя. Глупо, это было так глупо. И так… неправильно. Меня бы осудили, а ты знаешь, да, что я не такая… не такая крепкая, как ты, — голос Сироны сошел на шепот. Под осуждающими взглядами она бы сломалась раньше, чем нашла в себе силы окрепнуть и пережить.
В конце-концов она утихла, пытаясь унять дрожь. Слушала Меруна. Ему определенно нравился этот Эрс.
— Я не хочу лишать тебя друзей и того, что ты любил делать, хотя… это страшно, пугает больше даже, чем твой подвал, — о всех секретах которого она все равно не знала. — Мер, я помню, тебе всегда трудно было найти кого-то, кто бы понимал тебя.
Затихла, не в силах продолжить мысль. Просто перебирала пальцами по его спине, проводя по бугоркам оставшихся на коже шрамов. Ей нравилось сидеть с ним так, чувствовать тепло, слышать расслабленный голос, которым он пытался придать уверенности ей, хотя, наверное, тоже сомневался. Или нет?
— Подумай, может теперь бы вам удалось договориться, — люди взрослые, а так и не смогли рассмотреть и решить свои небольшие проблемы, которые так мешали развитию их дружбы.
После этого повисло молчание. Сирона, глубоко вздохнув, подавила в теле дрожь и попыталась устроиться поудобнее, раз уж они все равно сидели на полу. Сдвигаться с места, терять настрой – этого ей не хотелось.
— Ах, Туссент, — голос прозвучал с легким смешком, Сирона улыбнулась. — Говорят, там очень красиво, зимы короткие, мягкие. Хотелось бы посмотреть, я так и не сумела это сделать сама, — вспомнила про оруженосца, с которым почти сбежала. Счастливые деньки, в которые даже не думала о таком для себя будущем. А Мер, Сирона подняла на него глаза, всматриваясь в серьезное выражение лица, которое тот не сумел согнать, размышляя над поднятой ею темой. Он и тогда? Погнался за ней в тот раз, вернул домой с таким скандалом? Помнится, они крупно поссорились, он даже запер ее в доме, прежде чем пропасть на несколько дней. Чем он занимался так и не рассказал.
«Должно быть, пил,» — подумала Сирона, в мысли которой не закралось подозрение в убийстве. — «Это в его духе.»
— Мне пока хватит и отдельного стола, я все же не могу бросить работу, а если брать ее на дом, то нужно место, — уткнулась носом в теплую шею, выдыхая уже спокойнее. Подняла руки, обняв брата за плечи, чуть подтянулась и легко коснулась губами бьющейся под кожей жилки. Ей и прежде нравилось сидеть рядом, чувствуя себя с ним защищенной, но… вспоминая об этом Сироне показалось, что раньше чего-то не хватало. Чего-то такого, честности, хотя бы с его стороны.

+1

20

Какой была бы их жизнь, притворись они обычной семьей, самыми нормальными людьми? Сумел бы он ради сестры осесть на месте, научиться чему-нибудь, кроме искусства убивать? Воображение упорно рисовало дом на окраине какого-то крупного города, утонувший в солнечном свете, небольшой и уютный. Там Сирона могла бы заниматься тем, чем всегда хотела — рисовать людей, красивых и способных достойно заплатить за эти картины, шить по-настоящему пышные и сложные платья для благородных девиц. И никто никогда не посмотрел бы на неё с осуждением, никто бы попросту не знал об их связи.
Слишком хорошо, чтобы когда-то оказаться правдой.
Сестра говорила и говорила, делилась тем, что творилась у неё на душе, словно поменявшись с братом местами. Вот, значит, как всё было? Чувства пришли к ней сами, не под давлением его слов и тех настойчивых поцелуев, каких он не сумел сдержать. Они донимали её и раньше, именно они вынуждали её скучать по нему, мучиться в этом доме в одиночестве, искать успокоения в его вещах. Точно так же, как делал он с её старыми платьями, лежавшими в сундуке. Как давно это началось? После Марибора? Отчего-то Мерун был уверен, что в ноябре, попытайся он признаться перед её отъездом, ничего подобного не было бы. Сирона скорее оттолкнула бы брата, сбежала из города ещё быстрее.
На мгновение он нахмурился, представив, что это могло быть лишь следствием травмы. Спасением из лап нильфгаардца он привязал её к себе, взрастил в ней эти «странные», как она их называла, чувства. Пришлось как следует тряхнуть головой, брызгая вокруг каплями воды, недавно бывшей снегом, чтобы отогнать подобные мысли.
— Это неважно, — на этот раз голос звучал увереннее, громче, да и в объятиях теперь чувствовалась сила. Вовсе не хотелось, чтобы Сирона плакала, а успокоить её сейчас он мог разве что крепким плечом рядом, пониманием и ощущением того, что рядом с ним она может ничего не бояться. — Если понадобится, я смогу написать ему позже. Тогда, когда ничто уже не будет держать меня здесь. Это жестоко. Но иначе я так никогда отсюда и не уеду.
Ему тоже вспомнился тот оруженосец. Парень был молодым и глупым, очень мягкотелым, видимо, ещё и романтичным, раз затеял побег с прекрасной девой. Меруну тогда и в голову не пришло его жалеть — ему тогда было уже ближе к тридцати и держать в себе ярость становилось всё сложнее. Он так легко разошёлся на части, весь, от рыжей макушки до кривоватых ног. Рыцарь, с коим он прибыл тогда в Вызиму, ещё несколько дней искал парня по городу, пока войт не сообщил ему, что того, должно быть, сожрали волки — руку нашли в чаще, изъеденную, слегка подгнившую.
Об этом он не жалел. Никто другой не мог подарить Сироне столько любви, сколько мог сам Мер. Никто не мог быть для неё такой же опорой, не мог совершить и десятой доли поступков, на какие он был готов. И молодой оруженосец — тем более.
Как раз тогда родители и отказались от него, от какой-либо связи с сыном. Узнали ли они о его наклонностях, привязанностях или попросту не пожелали мириться с характером, он так и не понял. Помнил только, что тогда он всё ещё предлагал им помощь, хотел быть полезным и видеть сестру, не любившую эти ссоры, счастливой. От помощи они отказались тоже, съехав из городского дома обратно в Предместья. И далеко не только сельское хозяйство было тому причиной.
И тогда он остался здесь совсем один.
— Если получится, будет всё равно, куда ехать, — несмотря на поток воспоминаний, улыбался Мерун тепло, оставляя на виске Сироны короткий поцелуй. — В Туссент, Аэдирн, хоть на Скеллиге. Всюду, куда захочешь.
Он всегда говорил именно так: учитывал её желания, не упоминая своих. И ему было всё равно, где осесть, — в Темерии, Редании, да хоть в Нильфгаарде — лишь бы получить право на жизнь, какую хотелось вести. На тот небольшой клочок тепла, какого у него никогда не было — в детстве, юности или сейчас, в последние лет пять-семь. Он был старше, а у Сироны ещё вся жизнь была впереди, она хотела и могла увидеть многое; желала красивой, яркой жизни. И он должен был ей её предоставить.
Прикосновение её губ к шее заставило легко вздрогнуть. Так и не привык к тому, что она делала это с ним, хотя сам касался сестры при любом удобном случае, будь то объятие или легкий, невесомый поцелуй. Никак не мог насытиться и успокоиться. Мер хотел было встать, однако быстро отбросил эту идею в сторону. Не хотелось размыкать объятий.
К горлу не к месту подступил колючий кашель, и внезапно закралась мысль о том, что откладывать визит хоть к какому-то лекарю до завтра не стоило. Может, сегодня ночью и пойти? Пройти несколько кварталов, запутать следы и притвориться простым кметом, захиревшим к ночи.
— Тогда пользуйся моим, — бросил беглый взгляд в сторону стола, где до сих пор валялись оставшиеся письма и бумаги — не успел и их в печь бросить до начала разговора. — Второй я потом принесу из подвала. Вместе с тем креслом, что там стоит. Портрету там тоже не место, верно? В ноябре мне показалось, что ты хотела бы видеть его здесь, а не неизвестно где. До сих пор хочешь?
Теперь у него не было времени и повода запираться в подвале, до потери сознания напиваясь или пичкая себя наркотиками, чтобы забыться. У Меруна теперь не было даже права забываться — когда их было двое, от него требовались трезвый рассудок и собранность, не допускающая слабости. А все его пристрастия, что бы он ни говорил сам себе, были слабостью. Включая эту тяжелую, особенную любовь.

+1


Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » Книжные полки » Смерть — это только начало (Вызима, февраль 1269)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно