Они приближались: воздух уже стал солон и напоен теми особыми нотками, которые бывают только в воздухе городов, расположенных на побережье. Дыхание помимо её воли стало более частым и каким-то жадным. Они приближались: сквозь окно кареты она видела уже не только кружащее воронье, но и парящих чаек. Глаза сами собой распахнулись во всю ширь и наполнились прозрачной влагой, соленой как вода в море. Они уже совсем, невыносимо близко: вот показались шпили башен, пронзающие весеннее небо. Сердце стучит как сумасшедшее, норовя выпрыгнуть из груди и помчаться вперед, полететь быстрее всей этой сонной процессии, ворваться в город, чтобы…
- Ваше величество, приберегите слезы, они вам еще понадобятся и не раз, - взгляд и голос графини Лиддерталь, сидевшей напротив, был всегда спокоен, при любом климате и погодных условиях. – Так во время речи о безвременно ушедшем господине после, будет вполне уместно пустить слезу, поэтому не растрачивайте этот ценный ресурс понапрасну, дитя мое.
Советы «матушки-императрицы» были как всегда уместны и очень ценны. Однако, Её Величество и сама кое-чему уже научилась:
- Это все холодный и соленый воздух, Ваше Сиятельство. Я просто отвыкла от него и потому глаза слезятся. Но не волнуйтесь, это скоро пройдет и потом уже не повториться.
Они улыбнулись друг другу, Императрица и её «матушка». «Матушка» улыбалась идеально, с точки зрения придворного этикета, но при том, совершенно искренне, ибо причин к тому было две и обе очень веские. Во-первых, Её Величество, наконец, научилась вполне сносно лгать. Во-вторых, там, где она говорила правду, были все основания верить, что это не пустые слова: «Это, действительно, не повториться. Она сможет держать себя в руках. А эту маленькую слабость ей можно простить, в её-то положении».
Улыбка Императрицы, напротив, по-прежнему была далека от эталона принятого при дворе Белого Пламени, а все потому, что даже улыбаясь лишь уголками губ, она улыбалась еще и глазами, отчего лицо её приобретало пусть и заметное лишь в близи, но совершенно отчетливое … свечение. «Северное сияние», так остроумно не добрые к Её Величеству языки, прозвали эту неистребимую особенность в её облике. Но если раньше она этого стыдилась, то с недавнего времени, напротив, держалась всеми силами за эту маленькую искру внешней непокорности, довлеющему влиянию юга. Ибо когда тебе предстоит разжечь новое Пламя, Пламя народной любви, важна и ценна каждая искра, даже самая маленькая.
Незабудка выглянула в окно кареты и улыбнулась вновь. Молодой мужчина, ехавший верхом в паре шагов от них, совсем недавно вернулся с севера. Отправлялся он туда лишь исполняющим обязанности, а вернулся уже командором. Точных причин скачка карьерного роста командора Кеххо , Её Величество не знала, однако, с учетом того, что раненый во время визита на север Его Величество предпочел повысить своего верноподданного, а не отсечь ему голову, говорило о многом. По этой причине, а еще потому, что Кеххо аэп Кейлара был одним и тех крайне немногочисленных людей, кому Императрица могла доверить свою жизнь, он снова оказался на севере.
Они подъезжали. Имперский эскорт, следующий по городу вызывал недоумение у всех горожан, но более всего, пожалуй, будет удивлен Его Превосходительство, генерал-губернатор, ожидающий Её Величество никак не раньше, чем дней через пять, ну может четыре. С учетом поздней в этом году весны, а значит того факта, что дороги не успели превратиться в грязевое месиво, а все еще стояли скованные холодом и кое-где даже припорошенные легким снежком. Официальная причина отклонения от графика была понятна и даже, скажем так, похвальна – здоровая предусмотрительность и осторожность. Бунты и анти-монархические настроения в Цинтре ставили под серьезную угрозу жизнь и здоровье Императрицы, а потому конспирация была совсем не лишней. А то, что её пришлось сочетать с легкой дезинформацией, так это – издержки, необходимые для большей надежности предприятия. Но была и еще одна причина, куда более важная для Незабудки, чем беспокойство о том, что в окно кареты может полететь пара тухлых томатов или, что более вероятно, учитывая не слишком сытую нынче в Цинтре жизнь, кусков дерьма. Она хотела смутить, ошеломить своим присутствием, заставить суетиться по мелочам, и бегать в панике, пытаясь хотя бы частично соблюсти этикет, дабы не навлечь на себя недовольство Императрицы, за которым может последовать куда более страшное недовольство Императора, а уж последствия этого явления были хорошо известны всем. За беготней, суетой, с виновато опущенными глазами, её слишком уж сильная усталость и не лучшее самочувствие останутся не замечены или, по крайней мере, будут не столь бросаться в глаза. Нельзя было давать и малейшего повода для подозрений, что вернувшийся в Цинтру Львёнок ослаблен, а уж тем более, что это не Львенок вовсе.
