— Медом у меня для них намазано, что ли? — сложил руки за спиной Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов.
— Если позволите, Ваше Величество, — чуть отводя взгляд в сторону, заполнил мимолетную паузу Ваттье де Ридо. — Со всей очевидностью, намазано. И густым слоем.
— Твой недосмотр, Ваттье, — ухмыльнулся Эмгыр. — Однако. Однако на наше коллективное счастье, это именно тот случай, когда легкое косоглазие в прогрессирующей форме твоих ручных церберов привело к неожиданно многообещающим последствиям. И перспективам, Ваттье, к перспективам тоже.
Ваттье выдохнул. Едва заметно. Бледный и напряженный.
— Что, разумеется, не значит, будто бы я не сочту своевременным и уместным прописать в ваш адрес… ряд профилактических мер. Далеко, Ваттье, не медикаментозных.
— Как прикажете, Ваше Величество.
— Что с Дэире?
— Графиней?
— С графом еще разберемся.
— Жива. Изволите проведать?
— Может быть позднее.
— И еще, Ваше Величество, мне присутствовать при…
— Думаешь, я недостаточно компетентен для проведения допроса?
— Безусловно, нет, но…
— Или полагаешь, я даром растратил баснословные деньги, чтобы — оцени масштабы моей заботы — твоим пыточных дел мальчикам было на ком поразмять косточки без малейшей угрозы для собственного здоровья?
— Прошу прощения, Ваше Величество.
Эмгыр не ответил.
Кеххо аэп Кейлар, исполняющий обязанности командора личной гвардии императора, замер.
Массивная дубовая дверь с металлической обрешеткой казалась неподъемно тяжелой.
«Ну надо же, — думал Кеххо. — Его Величество почти не хромает».
А ведь должен был. Еще как должен.

Очевидная, закоренелая нелюбовь Его Величества к магам секретом не являлась ни для кого, не являлась даже предметом для споров — просто-напросто блекла и меркла в сравнении с тем, что волновало если не всех при дворе, то многих — верно ли, что…
Верно ли, что дамам и господам, хотя бы единожды уличенным в шалостях с пентаграммами, без двимеритовых колечек на пальцах или двимеритовых сережек (допустимо в ушах, допустимо в сосочках) пред светлыми очами Его Величества находиться было категорически невозможно? И если да, кто и с какой тщательностью проводил досмотр?
Вслух о таком, само собой, говорили редко; тех, кому пред светлыми очами побывать все-таки довелось, — не спрашивали. «А зря», — думал время от времени Его Величество. Потому что узнать могли бы многое. Например — да, магов он ненавидит, однако же нет — к ношению двимеритовых колец хоть на пальцах, хоть в ушах, хоть в жопе категорически не склоняет ни дам, ни господ, не склоняет в частности потому, что для предметных диалогов с носителями древнейшей профессии имеет в дворцовых казематах целую комнату. Богато и со вкусом облицованную двимеритом.
Конечно, заподозрить Его Величество в любви к роскоши было сложно, к показной — тем более, но это отнюдь не значило, что Его Величество был неприхотлив в желаниях или — упаси, Великое Солнце! — скромен.
Чертова двимеритова комната стоила, как крупных размеров, доверху набитый в буквальном смысле золотыми блядями, в буквальном смысле плодоносящими россыпью бриллиантов, город.
И окупить себя ей только предстояло.

— Какая старомодность, — покачал головой Эмгыр, разглядывая снизу вверх каштановую чародейку.
— Сажать даму на цепь, пусть и магичку, это ни в какие ворота, — еще трагичнее покачал головой Его Величество. Приказа к милосердию вполне ожидаемо не отдал. — Будьте уверены: тот, кто посадил вас на цепь, будет наказан. Каким-нибудь прогрессивным способом. Но по-дедовски сурово. А поскольку плохое качество обслуживания еще не повод пренебрегать хорошими манерами, начнем знакомство. Я — как правило, гостеприимный хозяин; вы — вторглись в мой дом. Отсюда вопросы. Первый: кто вы? Второй: от кого вы? Третий: уже пожалели или вам помочь? Нет, не думайте, это не угроза. Это… экономика. Видите ли, под моим началом полно профессиональных кадров, жалование которых целиком и полностью зависит от количества выполненных ими работ. Таким образом, определимся с порога, что будем тратить. Ваши нервы, вашу кровь и мое золото или нервы, кровь и золото того, кто вас сюда привел? И я не о доброй графине, поверьте. Ей уже все равно.

— Законы, госпожа Трисс Меригольд из Марибора, удивительная вещь, — убрал руки за спину Эмгыр вар Эмрейс. — Чтобы быть наказанным по всей строгости, их не обязательно нарушать. Достаточно ими пренебречь. Я, конечно, не являюсь экспертом по части культурных традиций Севера, но кое-какие азы известны и мне. Например, в расчете на радушный прием гость… ну, скажем, для начала использует дверь. Желательно, парадную. Потому как явление аки чертом из табакерки из всех прочих входных и выходных… отверстий, будь то окно, чердак, подвал или погреб, может быть классифицировано не как визит вежливости, но как, допустим, вторжение. Вторженцев же, госпожа Трисс Меригольд из Марибора, — без оглядки на культурную принадлежность, что на Юге, что на Севере — справедливо в лучшем случае пороть розгами, в худшем — колесовать, четвертовать, резать, вешать, иногда, — Его Величество ухмыльнулся, — сжигать на костре. Поэтому я не понимаю, действительно не понимаю, Трисс Меригольд из Марибора, что именно, какие такие личные причины помешали вам, предположим, связаться с имперской канцелярией? Испугались, как бы я не велел травить вас собаками? Не верю. Глупость. Я, безусловно, тиран, однако не самодур и ни в коем разе не изверг. Тогда что? Беспокойство о судьбе госпожи Йеннифэр? Напрасный труд, — чуть глуше произнес Его Величество.
— Йеннифэр из Венгерберга — моя почетная гостья. Почетных гостей, да будет вам известно, Трисс Меригольд из Марибора, в нашей прекрасной, прогрессивной Империи положено холить, лелеять и всячески беречь. Да-да, холить, лелеять, всячески беречь. Могли бы убедиться лично. Но, — пожал плечами Эмгыр вар Эмрейс, — вы отчего-то предпочли прошмыгнуть во дворец, как крыса. А с крысами не церемонятся. Ни здесь, в Нильфгаарде, ни у вас, на Севере. Во-первых, потому что крыса — паразит, трудно выводимый и страшно зловредный; во-вторых, потому, что переносчик всяких разных болезнетворных инфекций. Повторяю в последний раз, Трисс Меригольд из Марибора, зачем вы здесь? Или предпочтете, чтобы я направил ноту прелюбопытного содержания на имя Его Высочества короля Фольтеста? Видите ли, какими бы личными не были ваши мотивы, какими бы личными не были ваши намерения, советница государя и есть советница государя, а значит схвачены вы были, как ни крути, «при исполнении».

«А ведь и впрямь намазано, — думал Его Величество Эмгыр Деитвен, краем глаза поглядывая на ведро с рвотой. Ведро как ведро и рвота, надо думать, самая обыкновенная. Пусть и волшебная. — Ты был прав, Ваттье. Чертовски прав. А лучше бы — нет».
Для человека, в тесном общении с чародеями заинтересованного не больше, чем душа грешника — в доверху заполненном кипящим маслом котле, аудиенций с повышенным содержанием сверхъестественного Эмгыр имел как-то даже излишне. И ладно бы, окажись главным действующим лицом такая уже привычная черно-белая Йеннифэр. Та самая черно-белая Йеннифэр, чье нахождение в столице сделалось до того рутинным и пресным, что за последние недели две не породило ни одной мало-мальски скабрезной сплетни. Поразительная вещь, учитывая, что за истекший месяц — по слухам, разумеется, — черно-белая Йеннифэр успела навестить такое количество постелей, что кое-кто из столичных ремесленников всерьез подумывал назвать в ее честь некий предмет мебели. Какой именно, Эмгыр не помнил, однако нисколько бы не удивился, обнаружь пределом мечтаний падких до всего нового незабудкиных фрейлин «топчан а-ля Йеннифэр».
Или анатомическое кресло «а-ля Венгерберг».
Эмгыр нахмурился. Пробитое бедро до сих пор болело.
— Речь не обо мне, Трисс Меригольд из Марибора, — покачал головой Белое Пламя, игнорируя вопрос о величайших в жизни ценностях. — Но за откровенность благодарю. Я, право слово, и не знал, насколько, оказывается, Его Высочество король Фольтест бывает поспешен в решениях, особенно, когда дело касается отречения от недавних советниц. Это было… смело, Трисс Меригольд. Очень смело. Ну и как, по-вашему, я должен поступить? Приказать охране внести еще одно ведро? На сей раз для Йеннифэр? Нет, честное слово, госпожа Меригольд, неужто вы думаете, я отпущу вас прежде, чем, скажем, удостоверюсь в вашей искренности, честности и преданности… коллеге? Не отпущу, Трисс, не отпущу ни в коем случае. Давайте не будем тратить время. Чем таким вы можете быть полезны для Йеннифэр, от чего Йеннифэр окажется еще более полезной мне? Я не люблю загадок, Трисс Меригольд из Марибора. От загадок у меня портится настроение.
«Слишком много чародеев, — думал Его Величество. — Слишком много чародеев».
И это уже не совпадение.
— Я жду, Трисс.
«Это уже система».

«Ты издеваешься? Ты ведь издеваешься, верно? — скривился Его Величество, сгорая от желания приложиться ладонью к лицу так, чтобы пальчиками ощутить, какой шаловливый по саду гуляет ветер. Со стороны затылка. Но сдерживался. Потому что того требовали правила приличия, общая ситуация и врожденное чувство уместности момента.
«Издеваешься. Ну, конечно,  — думал Белое Пламя, пожалуй, что с любопытством разглядывая симпатичное личико чародейки. Аккуратный носик, аккуратные губки, ни дать ни взять милая девочка из соседней деревни. Словом, ничего общего со строгой и в то же время броской, лишенной классического совершенства красотой черно-белой Йеннифэр. Если они и впрямь были подругами, этот союз… с удивительной стороны открывал Йеннифэр. Когда-нибудь он всенепременно подумает об этом. — Дочь чародейки! Ну какая, задери тебя дьявол, прелесть! И не стыдно ведь… Нисколько не стыдно, говорить мне такое. Или ты не знаешь, Трисс Меригольд из Марибора, что бывает, когда кому-то хватает — все-таки глупости или все-таки дерзости? — открыто проверять на прочность императорское терпение? О, поверь, двимеритовая комната — детский лепет. Детский лепет в сравнении с тем, что ты испытаешь, надумай я собственноручно взяться за того, кто… В твоей жизни наверняка ведь отыщется кто-то очень и очень ценный. Не ошибаюсь, Трисс Меригольд из Марибора? Тот, кого ты любишь, кем дорожишь всем сердцем, кто для тебя не менее важен, чем для меня — Цирилла Фиона Элен Рианнон, моя дочь, — тот, кто заставляет тебя надеяться: пока жив этот человек, твоя жизнь, в общем-то, тоже не бессмысленна и, что важно, не бесцельна.
Поэтому очень тебя прошу, не испытывай мое терпение. Пожалеешь, Трисс Меригольд из Марибора, сильно пожалеешь».
— Даже так? — выгнул брови Эмгыр вар Эмрейс. — Познавательно. Ну а покуда все поиски Йеннифэр до сих пор тщетны, думаю, у нас есть время избавить меня от лишних подозрений. Скажем, я бы нисколько не хотел подозревать вас, госпожа Меригольд, в нехороших связях со всеми этими, как вы изволили выразиться, всеми. Что тебя связывает с дочерью Йеннифэр? — переходя на «ты», задал совершенно очевидный, совершенно закономерный вопрос Эмгыр Деитвен, делая шаг по направлению к двери.
— Сама понимаешь, имея дело с… детьми чародеек, нужно быть крайне осмотрительным, — улыбнулся уголком рта Император Величайшей Империи, пару раз стуча костяшками по темному, голубоватого оттенка железу. — И можешь не беспокоиться, здесь и сейчас лишних ушей нет.
— Ваше Величество? — через мгновение показалось в дверном проеме угловатое лицо Ваттье. И плюмажи двух гвардейцев.
— Прикажи освободить госпожу Меригольд. В конце концов, она ведь наша гостья, а не туша на бойне.
— Так точно, Ваше Величество?
— Вопросы, Ваттье?
— Никак нет, Ваше Величество!
— Славно. И еще, вели Кеххо принести двимеритовые браслеты. Мы с моей гостьей желаем прогуляться. Вопросы, Ваттье?
— Никак нет, Ваше Величество! Будет исполнено, — с какой-то не очень приятной интонацией произнес Ваттье де Ридо, скрываясь за дверью.
— Видите, госпожа Меригольд, — вновь обратился к чародейке Его Величество. — Мы, нильфгаардцы, люди благоразумные и цивилизованные. Жаль, нордлинги вспоминают об этом так редко. К слову, госпожа Меригольд, раз уж мы вновь заговорили о нордлингах, должен признаться, мне всегда нравились легенды Севера. Легенда о Диком Гоне — в особенности. Слышали такую? О, безусловно, слышали, — улыбнулся Эмгыр вар Эмрейс.
Удивится?
Не удивится?
А стоило бы. Потому что поисками Цири занимались не просто все, но все без исключения. И не только короли и чародеи.

В бледном дневном свете она выглядела еще моложе. Ясные голубые глаза, каштановые волосы, игривые веснушки на тонкой переносице – девочка, как есть девочка. И вовсе даже не стерва, до конца дней своих – абсолютно без возраста; нет, совсем не стерва – обученная и подготовленная в лучшем случае вить из людей веревки.
В саду было прохладно.
На минувшей неделе фонтан замерз и Эмгыр мысленно готовился со дня на день отведать тушеного карпа в горшочке.
Распогодилось. Сегодня в саду пахло морем. Морем, которое он, между прочим, с детства терпеть не мог.
«Распоряжусь поставить скамейку, — думал Его Величество, внимательно слушая Трисс Меригольд. — С табличкой. И гравировкой. Допустим: «Для тайных переговоров». Нет, банально. Вот так лучше: «Для профилактических засосов в мозг».
Он ей не верил. Не потому, что тотальное недоверие в клинической форме было одной из его знаменитых сверхчеловеческих способностей; потому, что, даже будучи милой девочкой с веснушками, колдун оставался колдуном.
Истинных мотивов госпожи Трисс Меригольд из Марибора он до сих пор не понял. Впрочем, наиболее очевидным вариантом был обыкновенный карьерный рост.
— Знаете, что самое увлекательное в нашей беседе? — слегка выгнул брови Его Величество. — То, как легко вы начали переговоры с обвинения моей супруги в, скажем так, фальсификации родословной. Будь вы из моих поданных, я был бы обязан вас вздернуть за один только намек. На нечто подобное. Но вам повезло, Трисс Меригольд. Очень.
«Потому что единственный, кого я всенепременно вздерну – мой дорогой Ваттье де Ридо».
— Получается, сперва Новиград, затем Хагга. Любопытно, — как ни в чем не бывало продолжил Его Величество. — И для защиты Цири – не будем мелочиться и предположим, от всего на свете скопом – тебе, Трисс, — по привычке перешел на «ты» император, человек, в общем-то, грубоватый и патологически бесцеремонный, — необходима мобилизация всех доступных ресурсов. Как то: твоя подруга, любовник твоей подруги и я, по чистому совпадению Император Нильфгаарда. Или все-таки наличие моей персоны – фактор не обязательный, потому как можно обойтись, например, моей армией? Либо парочкой пока не раскрытых шпионов? Можешь не отвечать, Трисс Меригольд. Если хочешь. Ответь вот на что: когда наша развеселая четверка Цири все-таки отыщет, к какой участи ей готовиться? Простой ведь вопрос, Трисс Меригольд из Марибора. И на ответ я рассчитываю такой же.

— Вы будете называть мою супругу «Ее Величество», Трисс Меригольд. Потому что кем бы она ни была при рождении, сегодня Цирилла Фиона Элен Рианнон — императрица Нильфгаарда. Очень даже настоящая. Жаль, не могу предложить потрогать, — сообщил Его Величество, краем глаза поглядывая на гвардейцев в противоположном конце сада — черные, безликие тени, при малейшей угрозе готовые растерзать любого.
Северную чародейку — пожалуй, даже с удовольствием.
— Ты, конечно, не станешь отрицать, — улыбнулся Эмгыр вар Эмрейс, хотя взгляд, теперь обращенный на это миленькое веснушчатое лицо, оставался серьезен, — что моя супруга — молодая женщина, очень красивая, из плоти и крови? И трон занимает по закону. Твой король Фольтест лично присутствовал на свадебной церемонии. Недолго, правда. Но достаточно, чтобы умять целого запеченного лосося. Если не ошибаюсь, в лимонном соусе. Я к тому, Трисс Меригольд, что правда — а все мы ее любим, все мы ее ценим и все мы ее ждем — явление удивительно многогранное. И каждый трактует ее по-своему.
«Ты ведь не угрожаешь мне, Трисс Меригольд? — думал Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, отмечая, что погода портится, что настроение — тоже. — Право, не стоит. Иначе мне все-таки придется снять с плеч эту красивенькую головку. И насадить на кол. Или нет. Завернуть в порчу и отослать твоему аппетитно кушающему королю Фольтесту. Но мы же этого не хотим, верно? У на же общие цели… И Йеннифэр расстроится».
— Не знаешь, — кивнул Эмгыр, не до конца понимая, что делать и стоит ли делать хоть что-то. Сочувственно опустить ладонь на плечико, мол, разыскиваешь самого важного человека в мире, абсолютно не понимая, зачем вообще ввязалась во все это, с позволенья сказать, говно? О, все в порядке! Хочешь пирожок с капусткой? А, может, швырнуть обратно в двемеритовую комнату, пусть подумает?
Что ж, оба варианта были равноценно плохи.
Третий — гораздо хуже обоих.
— А я думал, у вас, чародеек, каждый шаг продуман на десятилетия вперед. Неужто ошибался? — показал ровные белые зубы Император Величайшей Империи. — Почти обидно. Потому что кое-какие слухи о строго секретном бабском сборище мне, признаться, нравились. В конце концов, приятно осознавать, что над такими мелочами, как «мир во всем мире», ломаешь голову не только ты один, но еще кто-то. Кеххо!
— Ваше Величество! — через пару мгновений вытянулся в струнку молодой гвардеец с белесыми бровями.
— Разыщи госпожу Йеннифэр. Скажи, ее ждут. Я и любимая подруга Трисс Меригольд.
— Так точно, Ваше Величество!
— Ну что, — обернулся к чародейке Белое Пламя. — Ты всем довольна?

Единственное, что пока выявила встреча закадычных чародеек — Его Величество, оказывается, Величество небывалой щедрости и вне всяких сомнений достоин за то вознаградить себя аплодисментами. Надо полагать, ночью и, желательно, без свидетелей.
В остальном, это трогательное свидание выглядело именно так, как должно было выглядеть — одна из подруг будто бы свято верила в радость воссоединения; другая — что радость эта может статься весьма скоро и весьма очевидно преждевременной. Причем для обеих.
«Нет», — отрицательно мотнул головой Его Величество, перехватывая напряженный взгляд Кеххо.
«Пусть прогуляются», — решил Эмгыр. Бежать, по-хорошему, им было некуда, подумать хорошенько — и не зачем.
«Две ведьмы. В моем саду. В моем дворце. А я?..».
А он остро, быть может, как никогда прежде мечтал устроить внеплановую головомойку Ваттье с внеплановой же угрозой в кратчайшие сроки повесить. Вероятно, просто так. Потому что мог и потому, что, вздумай одна из них или обе сразу пренебречь его гостеприимством, предать, осквернить немыслимое для барышень их профессии доверие, вот тогда, кроме себя, винить ему будет некого.
«Любопытно, как там карп? — неожиданно подумал Его Величество. — Жаль, если подохнет».
Потому что потерю еще одного символа Империя явно не потерпит.
«Это все для нее, — думал Эмгыр Деитвен, пытаясь сосредоточить взгляд на исчезающих вдалеке спинах черной и каштановой ведьмы. — Для Цири, для моей дочери».
Первого и последнего в мире человека, ради которого он, как выяснилось, готов был пожертвовать всем. Да, собственно, и жертвовал.
А что всего занимательнее, ухмыльнулся Его Величество, кто именно из них троих — Трисс Меригольд из Марибора, Йеннифэр из Венгерберга или даже он сам Эмгыр вар Эмрейс, Император Величайшей Империи, — оказался пленником меж двух огней, было категорически неизвестно.