И в самом деле, сон. Очень странный, безумно пугающий и ,вместе с тем, прекрасный. Сон не Императрицы, но  супруги. Супруги совсем не мудрой изначально, опытом не умудренной вовсе, но влюбленной и надеющейся.
Может загадочная хворь, что сразила Его Величество, была заразной? Наверняка, так и было, и Её Величество заразилась, ибо у нее вдруг обнаружилось большинство тех же симптомов, что терзали её супруга. Расширенные зрачки, дрожь во всем теле; сердце, бьющееся так, что вот-вот выпрыгнет из груди; дыхание, то частит, то прерывается; мысли скачут и путаются – ни дать не взять, та же самая хворь. А что чувствовала она себя при этом лучше, чем, когда либо в жизни, не замечая, как глубоко, поразила её болезнь, так это потому, что совсем не мудрая изначально, опытом не умудренная вовсе, зато влюбленная и надеющаяся сверх всякой меры, вопреки всем приличиям. Оттого ли, что больны били оба, от того ли, что подкошенное загадочной хворью пламя не обжигает, но греет; а может потому, что все это лишь сон, но сегодня маленькому глупому мотыльку было тепло в объятиях пламени.

Император уснул. А Императрица лежала рядом и была совершенно неприлично счастлива, ибо оказалась права в главном – Его Величеству необходим  был сон. Дыхание его становилось ровнее, сердце билось спокойнее.

Завтра Его Величество ждал Север. А Её Величество ждали последствия  болезни. Потому хворь, способная поразить самое сердце всегда имеет последствия, как бы кратко она не длилась. А надежда – самая страшная из подобных хворей, особенно, для императриц.