Ведьмак: Глас рассудка |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » О людях и чудовищах » Сказка о сове, волке и летучем змее (Третогор, 1269)
Время: Весна, 1269 год.
Место: Третогор, и его окрестности, а далее - куда дичь решит податься.
Участники: Филиппа Эйльхарт, Эскель.
История о том, как мудрая сова и отважный волк вместе охотились на богомерзгкого змия.
Отредактировано Филиппа Эйльхарт (2017-05-03 13:31:24)
Третогор. Королевский дворец.
Филиппа Эйльхарт откинулась на спинку обитого бархатом и украшенного искусной резьбой кресла из красного дерева.
- И что же, мастер Тобеас, ведьмак достойно справился с делом?
- Несомненно, госпожа Эйльхарт. По всему было видно, что заказчик остался очень доволен и даже выдал оному ведьмаку премию сверх уговоренного.
- А как вам самому он показался?
- Ведет себя весьма достойно и сдержанно. Я знаю, росказни, что носит молва о ведьмаках – не более, чем досужие сплетни, ничего общего с реальностью не имеющие. Потому говорю без всяких скидок на его ведьмачью породу. На людях ведет себя скромно, даже скрытно. Конфликтов старается избегать, но если уж до того дойдет, то в обиду себя не даст, при этом действует честно и по справедливости. Умен, в меру образован. Пагубных страстей не питает. Не болтлив вовсе, скорее даже, излишне угрюм и замкнут.
«Идеально, - думала Филиппа, - просто идеально. Что ж, значит выбор сделан».
- Мастер Тобеас, где ведьмак сейчас?
- Он остановился в трактире «Хромоногий рыцарь», госпожа.
- Я хочу с ним встретиться, сегодня вечером. На закате, в дворцовом саду, у западной галереи. Приведите его! Вот это, - чародейка бросила на стол небольшой кожаный кошель, внутри которого отчетливо слышался приятный металлический звон. – дадите ему, чтобы было проще договориться о встрече.
- Слушаюсь госпожа! – мужчина сгреб кошель со стола и коротко, но учтиво поклонившись, выскользнул за дверь.
***
Третогор. Трактир «Хромоногий рыцарь»
Когда неприметный человек в коричневом плаще с капюшоном постучался в дверь комнаты на втором этаже трактира «Хромоногий рыцарь», солнце уже клонилось к закату. Дверь открылась, и на пороге показался высокий, мускулистый мужчина с кошачьими глазами и огромным шрамом на лице.
- Добрый вечер, милсдарь ведьмак. Я прислан пригласить вас на деловую встречу с одной важной особой. Встреча состоится прямо сейчас. Учитывая возможные неудобства, связанные со столь внезапным приглашением, могущим нарушить ваши планы, я уполномочен передать вам небольшой гонорар, - жилистая рука показалась из-под плаща, держа уже знакомый кошель. – Считайте, что это всего лишь задаток. Если вы согласитесь немедля следовать за мной, вам представиться возможность выслушать весьма щедрое предложение.
Отредактировано Филиппа Эйльхарт (2017-05-03 22:29:43)
Редко когда после длительной зимовки, когда денег уже почти не оставалось, а на серьезные дела идти было еще не с руки, удавалось найти что-то не слишком рискованное и к тому же прибыльное. Эскель, по правде говоря, и не надеялся - после прошлой зимовки пришлось на добровольной основе отбиваться от взбесившегося упыря, после позапрошлой он вообще выбрал неудачное направление и раз пять забредал в удивительно "благополушные" места, как уверяли его "добрые" кметы, которым услуги "выродка паршивава" даром не сдались, хотя случалось этому выродку замечать в окрестностях признаки таких чуд, с которыми слово "благополучие" не вязалось от слова совсем. Но, очевидно, добрых кметов это устраивало, поэтому его так же раз пять выпроваживали за ворота пожеланиями недоброй дороги, руганью, "и воще, пшел прочь, змеиное семя, а то на костре сожгем с твоими зельями погаными". Эскель уже был далек от того возраста, когда юный ведьмак в припадке обиды и молодецкой заносчивости может на такое всерьез обидеться и показать, что де не зря так долго его мучили, что проучить-то он не только стрыгу умеет. Потому просто пожимал плечами, разворачивался да ехал дальше. Но то было в прошлые разы.
Будучи по натуре довольно спокойным и умеющим примиряться почти что со всем, Волк справедливо и без лишних сожалений ожидал, что что-то не менее "приятное" случится и теперь, когда он в очередной раз покинет родные стены Каэр Морхена и выйдет на Большак. На собственное счастье, он, в кое то веки, ошибался.
Утро, которым он въехал в Третогор, выдалось по-весеннему теплым. Эскель неторопливо правил Василька к центру города, где на доске объявлений могло затесаться что-нибудь и для него, щурился от удовольствия, подставляя лицо солнечным лучам и одновременно суживая зрачки. В такую рань город еще спал, так что лишь изредка в его сторону ворчали пожилые горожанки, которым как обычно не спалось, да шипели мимо пробегающие коты - красота да и только.
На доске для него и верно нашлась работа - какой-то алхимик давал хорошую цену за мозги утопцев, чем больше тем лучше. Эскель спешился, сорвал контракт и, сложив в сумку, взял коня под уздцы, отправившись искать ближайшую таверну: ловить утопцев - работа не пыльная, но мокрая, коню там, в каналах, делать нечего, а денег как раз хватало на то, чтоб устроить его покамест в какую-нибудь конюшню. Повезет - будут деньги и на ночлег, и на еду, а нет, так хоть конь будет сытый.
Из каналов, мокрый, грязный и порядком уставший, он выбрался только к закату - работы оказалось немало, и даже не потому, что так уж он жаждал обогатиться: твари сами выныривали из воды, один за другим, только успевай отбиваться. Действие эликсиров кончалось, оставляя после себя легкую дрожь, чувство изможденности и даже разочарования - почему-то начинало казаться, что ничего из этого не выйдет, окажется, что предложение недействительно, или алхимика того схватили за черные делишки, так что накроется все это дело медным тазом и придется, забрав Василька, ехать дальше, как есть - мокрым, голодным и далеко не добрым. Так всегда было. Но, кажется, этим днем что-то сдохло в лесу, потому как алхимика он нашел в добром здравии, тот охотно принял добычу и заплатил довольно щедро - сполна за все неприятности, что ожидали его в каналах.
Все шло очень даже хорошо, а Волк в хорошем не был искушен, так что наслаждался так, как только мог - сняв хорошую комнату на ночь, оплатив еду и место для коня. А уже после бани и ужина с двумя кружками доброго эля, ему даже показалось, что хозяйская дочка - справная девка с толстой темно-русой косой, - как-то игриво и благодушно на него поглядывает. Но искушать судьбу не стал - слишком уж хороший вечер выдался, чтобы теперь портить его руганью с хозяевами. Может, потом, завтра... перед отъездом...
Уже позаботившись о Васильке и распрощавшись с ним до утра, стоя в своей комнате, Эскель начинал прикидывать, что пора бы лечь спать и даже хотел перед этим успокоить тело медитацией, когда вдруг в дверь постучали. Нахмурившись, ведьмак потянул за ручку двери - на пороге оказался мужчина, что называется, без возраста и лица - этакий безликий человек, которого в толпе не разглядишь. Таких обычно брали в посланники. Иногда - в шпионы. Опомниться Волку не дали. Выслушав речь, Эскель на мгновение поджал губы - шрам, оттягивающий губу, заставил ее приподняться чуть выше, придавая лицу мутанта какое-то зловещее выражение. Ненадолго. Вскоре он вновь выглядел расслабленно, спокойно и, может быть, только немного печально. Но кошелем не побрезговал.
- Полагаю, выбора у меня нет. Подождите меня внизу.
Нужно было взять с собой меч на случай неожиданной "приятной" встречи, набросить куртку с набивками и захватить хотя бы "Ласточку". А то кто поручится, что это не какой-нибудь нелюдененавистник решил, что может безнаказанно лишать отдыха и посягать на жизнь паршивого мутанта?
Третогор. Королевский дворец.
Любое мало-мальски приличное правительственное здание должно иметь систему тайных тоннелей, черных ходов и прочих маршрутов незаметного входа и выхода за его пределы. Королевский дворец в Третогоре был в этом отношении зданием очень приличным. Западная галерея являлась как раз одним из таких полезных архитектурных сооружений. Однако, даже вступая на эту тайную тропу, путники, меж тем, попадали не куда-нибудь, а во владения Его Величества, в которых монополия на ношение оружия была у самого монарха, дворцовой стражи, и весьма узкого круга лиц. У входа в галерею пришедших встретил ещё один человек без лица, только этот был одет не в плащ, а в стандартную форму дворцовой прислуги. Он почтительно забрал у ведьмака меч под заверения мастера Тобеаса о том, что его немедля вернут сразу после аудиенции.
Длинная галерея из череды изящных мраморных арок вела в уединенное место в самом сердце королевского сада, где обнаруживалась небольшая круглая лужайка с аккуратно подстриженной травой, обрамленная пышной многоуровневой композицией из самых разнообразных цветов, декоративных трав и деревьев. Слева от входа в галерею приятно шумел небольшой искусственный водопад. Прямо напротив – мраморная резная скамья, с которой открывался вид на изумительный закат. На скамье, глядя на заходящее солнце, спиной к вошедшим сидела женщина. Молодая, темноволосая, даже не видя её лица было понятно, что она необыкновенно хороша собой. Шелковое изысканное платье подчеркивало стройную фигуру. Она не обернулась даже когда мужчины уже прошли галерею и оказались в нескольких шагах у нее за спиной.
- Позвольте представить: госпожа Филиппа Эйльхарт - советница Его Величества. Мастер Эскель – ведьмак из Каэр Морхена.
Сразу после этого мужчина в плаще по своему обыкновению тихо удалился, оставив свою госпожу наедине с её гостем. Женщина по-прежнему сидела:
- Прошу вас, мастер Эскель, присаживайтесь и разделите со мной это прекрасное зрелище, - чародейка чуть вскинула голову и жестом указала на место рядом с собой на скамье, - Завораживающее, но столь скоротечное, что даже минута на этикет и условности повлечет за собой невосполнимую потерю. Так давайте потратим эти мгновения на что-то действительно стоящее – созерцание того, как умирает день! Это самая прекрасная смерть из тех, что мне когда-либо доводилось видеть. А вам, мастер Эскель?
Отредактировано Филиппа Эйльхарт (2017-05-07 21:52:09)
Закат в Третогоре был поистине великолепен, и хотя тело, за день налившееся усталостью, словно свинцом, протестовало против каждого шага, Эскель не жалел, что отдых пришлось отложить. Вечером людей было поболее, чем утром, но в основном - горожане, что торопились домой после многотрудного дня, и молодые люди, которые с наступлением вечера только и мечтали, что из дома вырваться. С главной площади доносились звуки музыки, гуляющие компании распевали веселые песни, доносился веселый шум из таверн, но в остальном все было довольно спокойно. И именно это спокойствие так радовало ведьмака: когда твоя жизнь целиком состоит из опасностей, игр со смертью и прочих неприятностей всех сортов и размеров, такие короткие моменты даже созерцания мирной жизни были чуть ли не благословением.
Но ощущение умиротворения стало таять, словно последний весенний снег, стоило солнцу скрыться за внушительными шпилями Третогорского дворца. Эскелю вначале казалось, что они непременно сейчас свернут куда-нибудь в сторону и минуют это здание, но нет - посланец не сворачивал, шел точнехонько ко дворцу. Мутант помрачнел - не хватало еще связываться с местной властью, которая, как он знал из рассказов своего небезызвестного друга, иногда очень любит втягивать в политику ведьмаков. Утешала только мысль о том, что Геральт был скорее исключением из правил, а его во дворец пригласили ради какого-нибудь исключительно важного заказа. Главное, чтобы этот заказ не подразумевал какое-нибудь наемное убийство, хотя это было не исключено - о некоторых ведьмаках ходила дурная слава наемников.
Дурные предчувствия усилились, когда пришлось отдать свой меч. Не то, чтобы без него он был безоружен, но ощущение пустых ножен за спиной отнюдь не вселяло уверенности. И тем не менее, покориться пришлось, после чего путь по бесконечным, казалось, коридорам дворца продолжился. Иногда складывалось впечатление, что его нарочно ведут окольными путями, чтобы запутать, но несмотря на это, ведьмак старался запоминать все, чтобы в случае чего знать, куда придется отступать.
Каково же было его удивление, когда вместо какого-нибудь зала или уединенного кабинета дворца, его привели в потайной сад, да еще такой красивый и пышный. А вместо внушительного благородного мужа, аудиенцию устраивала прекрасная, пусть даже и со спины, знатная дама. Эскель даже растерялся, хотя, прожив не малый отрезок времени, справедливо полагал, что его уже мало чем можно удивить.
После того, как их представили друг другу, ведьмак понял, что дело явно серьезное - советнице короля зачем-то понадобились его услуги, шутка ли?
Мужчина, что привел его сюда, затем почти тут же исчез, оставив Эскеля так и стоять столбом - с дворцовым этикетом, он, ясное дело, знаком был так же, как принцесса со шваброй, а как-то оскорбить своего "заказчика" неверным словом или жестом не хотелось. Благо, госпожа Филиппа сама его выручила. Нерешительно обойдя скамейку, ведьмак сел возле женщины на почтительном расстоянии и, как и она возвел глаза к пытающему закатом небу. На советницу он взглянул лишь украдкой, потому как, даже не зная этикета, понимал, что пялиться на такую особу - верх неприличия.
Выслушав Филиппу, Волк опустил глаза, глядя сначала на сочную, свежую траву под ногами, потом на цветы, аромат которых наполнял весь сад. Что бы не говорили о ведьмаках, о том, что у них нет ни чувств ни эмоций, все они были разными, как бывают разными все люди. Эскель умел ценить красоту, хоть, конечно, по нему этого и нельзя было сказать.
- Я видел много смертей на своем веку, госпожа Филиппа, - проговорил ведьмак, сцепив пальцы рук меж собой и провожая глазами вспорхнувшую с цветка бабочку, - Но ни одна из них не была прекрасной.
Отредактировано Эскель (2017-05-08 15:29:36)
- О, ну полно-те, так уж и ни одна! Вам не нравятся закаты? - последние лучи солнца померкли, ознаменовав собой наступление ночи и темноты. Филиппа встала и, обойдя скамью, подошла к водопаду. Щелчок изящных пальцев и у нее на ладони вспыхнуло золотистое пламя. Чародейка опустила руку и коснулась края большой каменной чаши, в которую вливалась упавшая с высоты вода. В кромке чаши был искусно высечен неглубокий, длинный желоб, наполненный маслом. Пламя соскользнуло с ладони и стоило ему соприкоснуться с масляной кромкой, как оно мигом распространилось по всей её поверхности, формируя эффектную подсветку для воды и мягкий источник света для всего укромного, цветущего уголка. Женщина повернулась и пристально посмотрела на ведьмака.
- Однако, вы здесь не ради эстетических взглядов на угасание жизни, а как раз из-за количественных отношений с этим извечным феноменом. Как вы сами сказали, вам довелось быть свидетелем многих смертей. Насколько мне известно, большая часть из них свершилась от вашей же руки. И судя по тому, что предстали вы предо мной живым и здоровым, в деле несения смерти вы хороши. Но этого может оказаться недостаточно, - Филиппа чуть сузила глаза, словно пытаясь увидеть ведьмака на сквозь или разглядеть в самых глубинах его естества что-то, в наличии чего она пока не была уверена, но очень хотела бы обнаружить.
- Но прежде, чем мы продолжим, ответьте мне на одни вопрос. В последнее время ваша ведьмачья братия не то чтобы с головой была завалена работой. Монстров все меньше. Более того, людское отношение к ним тоже меняется. Теперь на многих из них смотрят не как на угрозу, которую надо уничтожить любой ценой, а как на диковинку, которую по возможности надо обходить стороной или, того лучше, всеми силами пытаться сохранить. Каково ваше отношение, мастер Эскель, к, несомненно, смертельно опасным, но весьма редким тварям? А именно к выслеживанию и истреблению оных?
Эскель, сообразно своей натуре, не торопился ни отвечать, ни перебивать. Он внимательно наблюдал за действиями чародейки и когда она поднялась, смог по достоинству оценить ее красоту - поистине захватывающую дух, необыкновенную. Такую, какая бывает только у чародеек. И ради которой они всегда прибегали ко всяким штучкам.
Ведьмак внимательно наблюдал за действиями дамы, отмечая ее жесты, движения. Зрачки-щелочки, до того момента расширявшиеся в наступающих сумерках, вновь съежились, стоило Волку взглянуть на эффектно разгоревшееся пламя. И хотя он слушал Филиппу и продолжал следить за ней глазами, позабыв о правилах приличия, все же на задворках сознания рождались иные мысли - к чему все это? Чего от него хочет советница короля? Она ведь явно не была простым заказчиком, которого беспокоили утопцы, наводнившие прекрасное и милое озерцо у дома, или суккуб, повадившийся совращать благородных господ, тем самым огорчая их прелестных дам. Нетушки, тут дело явно посерьезнее. И поболее, чем обычная расправа над чудовищем.
Мутант едва заметно качнул головой, опустил взгляд вниз, распрямил спину и, вытянув правую ногу чуть вперед, сложил руки на груди.
- Госпожа Филиппа, то что вы говорите о ведьмаках, на самом деле, правда. Изначально мы были созданы благодаря страхам людей перед чудовищами. Мы, если хотите, те же чудовища, если верить бестиариям, но, как говориться, это то самое "необходимое зло", которое не дает пробиться злу большему. Говорят, мол, мы - монстры, созданные для убийств и нет ничего приятнее для ведьмака, чтоб причинить кому либо боль. Ну так я скажу вам, потому как испытал на собственной шкуре, что нет ничего приятнее постели, очага и еды. Разве только приятная компания, но это у нашего брата встречается еще реже. Но к сути ближе: монстров действительно становится меньше, а потому и работы для нас. Но , покуда живы, как и любое живое существо, мы хотим продолжать жить дальше, по мере возможности. Для этого надобно монстров убивать и браться за любой заказ. Каждый ведьмак судит по-своему, но если уж вы спрашиваете именно меня... Не могу сказать, что какой-нибудь редкий кровопийца, что ворует детей из колыбелей и пожирает их, вызовет у меня жалость от того, что эдаких мало осталось. Но изловив такую тварь, я могу припомнить, что прежде они попадались мне чаще и были куда опаснее. Другое дело, если существо это разумное, и хотя опасное, но вполне способное сосуществовать мирно - с такими можно и сладить, как это говориться, по-людски. Ну а если людям самим нравится такая "зверушка" и все их устраивает, зачем же я буду рисковать собственной шкурой ради того, за что мне и ломаного гроша не дадут? Я, как может видеть госпожа, не странствующий рыцарь. Но если редкая какая паскуда, простите, будет мучить невинного человека, то будь это хоть трижды вымирающий вид - я смотреть не стану. Полагаю, что мне удалось дать вполне исчерпывающий ответ а ваш вопрос. Но так же думаю, что вы пригласили меня не только ради беседы о моих моральных качествах и убеждениях?
После этого Эскель умолк, подняв взгляд на чародейку и ожидая ответа в тишине, которая постепенно разбавлялась нарастающим стрекотанием цикад.
Советница короля слушала очень внимательно, с некоторым удивлением и в то же время удовлетворением, по-прежнему не отводя от гостя взгляд. «Скромный, даже скрытный». Однако, мастер Тобеас плохо тебя рассмотрел, ведьмак Эскель, - думала она, - Да ты, мой дорогой, рыцарь почище многих - не по титулу, а по сути. Это, может осложнить дело. Хотя … если правильно всё подать. И главное – ты, хоть и весь в этой своей броне, «то же чудовище», «необходимое зло», да даже если на тебя оба твои меча навесить, - ты уязвим, очень уязвим. Из-за своих чувств, которых, как гласит молва, у тебя не должно быть; из-за своего благородства, вместо которого твоему брату приписывают продажность и безпринципность. И ты не просто хочешь жить, как любое живое существо. Нет - ты хочешь жить осмысленно, хочешь, чтобы у твоей жизни была цель. И не абы какая, а под стать тебе: высокая и светлая – защищать, спасать, делать этот мир лучше, избавляя его от чудовищ. Ты в это ваше ведьмачье предназначение веришь по-настоящему, всей душой. Душа-то у тебя оказывается тоже есть, вопреки расхожему мнению. Уж не сами ли ведьмаки распустили про себя однажды все эти слухи, чтобы защититься от того, что любой кому не лень мог в эту душу влезть, благо размер с легкостью позволяет, и вертеть вами как хочется, прикрываясь образом невинной жертвы, нуждающейся в защите сначала от монстра, потом от абстрактного зла, обретшего конкретику в виде неугодного соседа или недруга? И все это за бесплатно, во имя исполнения ведьмачьего предназначения и возможности следовать защитнической сути. Вот мне как раз не лень. И хоть в моей жертвенности убедить тебя было бы так же сложно, как и в моей невинности, но в том, что человечности во мне гораздо больше, чем приписывают чародейкам, можно. Ты-то уж знаешь, как бессовестно способна врать молва. И как человеку, мне тоже может быть нужна защита от зла. Нужно лишь донести, что зло существует в этом мире не только в виде монстров и чудищ. А судя по твоим словам, сдержанным и спокойным, но за милю разящими тоской и одиночеством, ты и сам это знаешь. Просто не признаёшься себе в этом. Возможно. Пока… Что ж, определенно, ты мне подходишь, милсдарь Эскель, ведьмак из школы Волка». Филиппа улыбнулась своим мыслям, совсем слегка, вряд ли даже это было заметно в полумраке, но вслух она произнесла совсем другие слова:
- Вы правы, мастер Эскель, не только. Но не побеседовав о ваших моральных качествах и убеждениях, я не могла перейти сразу к делу. Ибо оно-то как раз требовательно к оным, но уверяю вас, и оплачено будет отнюдь не ломаными грошами. Я хочу предложить вам заказ на монстра, смертоносного, но весьма редкого. Настолько, что у меня нет сведений о его местонахождении, равно как и о том, какие злодеяния он в данный момент творит и творит ли вообще. Амфиптерий служит источником ингредиентов для очень нужного мне декокта. Заказ необычен ещё и тем, что необходимо соблюдение дополнительных условий. Во-первых, особые требования к способу убийства. Меня интересует спинномозговая жидкость амфиптерия, поэтому убить его нужно таким образом, чтобы не нарушить целостность спинномозговых оболочек и предотвратить излитие ликвора. Кроме того, ликвор должен быть собран немедля после остановки сердца и прекращения активного кровотока, а отсюда следует второе условие – я буду непосредственно участвовать в поисках и умерщвлении амфиптерия вместе с вами. Учитывая сложность, плату за ваши услуги я предлагаю в пятеро больше, чем то, что вы уже получили перед приходом сюда. Что скажете, мастер ведьмак? Принимаете заказ?
Хотя в потемках улыбку чародейки рассмотреть было действительно сложно, Эскель ее заметил - нарастающая темень не была для него помехой. Стоило ему дослушать, как мысли в голове зароились, что твои дикие пчелы, чей улей потревожил медведь.
"Амфиптерий... Лихо!" - Волк усмехнулся едва заметно, но из-за изувеченных губ усмешка вышла более похожей на оскал. - " Что-то серьезное у вас стряслось, раз понадобился ликвор этой зверушки. Зверушки... Ха, я еще помню то время, когда Весемир пугал нас рассказами об этой крылатой гадюке. Давно было, но как сейчас помню страх, что нас всех охватывал... Да, старик-то мастер рассказывать... Впрочем, как всегда, на самом деле все оказалось не так страшно. То есть... если говорить о тех нескольких встречах с этой тварью, то, можно сказать, случалось мне попадать и в куда большую задницу. Но даже с ним шутки плохи. Никогда не любил вертлявых тварей - юркие больно, а с моей ловкостью... Впрочем, сладить можно, не впервой. Другое дело, что готовиться придется заранее и обстоятельно, скорее всего, несколько дней, потому как нужен мне будет как минимум Гром, да еще и масло против драконидов. Сомневаюсь, что у ее милости тут под рукой все ингредиенты. Придется провести день-другой за охотой на волков и поиском других необходимых ингредиентов. Повезет, если в городе найдется смышленый травник. Еще какое-то время уйдет на приготовление эликсиров и масла. По скольку госпожа не знает, где сама зверушка, неизвестно сколько еще времени уйдет на одни только поиски. Возможно, придется ехать далеко, и не один день, а возможно, и не один месяц. Потом, понадобится ловушка. Приманка. И, наконец, засада... Но все это меркнет по сравнению с тем, что!.."
Последнюю мысль он додумать не успел. Кажется, что-то вырвало его из глубоких размышлений, и он готов был присягнуть, что это был взгляд Филиппы. Эскель замялся, потупился, осознавая, что молчал неприлично долго. Потом нахмурился, поднялся во весь рост и снова сложил руки на груди, глядя на женщину. Он не знал, сколько было в том кошеле, что ему вручили. Помнил только, что тот был увесистый - не часто такие радовали его, приятно отягощая ладонь, в которую опускались. Но учитывая, сколько хлопот доставит и сколько времени займет этот заказ, пятикратная оплата может оказаться не баснословным богатством, просто таки с неба свалившимся прямо в руки приблуды, а вполне себе обычной оплатой за такой непростой контракт. Но Эскеля волновали отнюдь не деньги. Все было бы выполнимо. Все осуществимо и возможно. Но...
- Госпожа Филиппа, - начал он тихим, низким голосом, - Заказ такой я, конечно, могу принять и всеми силами постараться его выполнить. Подготовка и само выполнение займут у меня, скорее всего, много времени, и я не уверен, будет ли ваша милость столько ждать. Но даже если и будет... Вас с собой я брать не стану. Это очень рискованное мероприятие, и при всем уважении к вашему несомненному магическому таланту, он может не спасти. Ведьмаки практически всегда действуют в одиночку. Не из самонадеянности, а из-за того, что мы не признаем сопутствующего ущерба. Я, как знает уже госпожа, мутант, мой организм способен справиться с ранами и прочими повреждениями, кои для других могут быть смертельными. Но даже и я могу не сладить с чудовищем. В таком случае, при лучшем раскладе погибну только я. А при худшем - мы оба. А при самом худшем, я каким-то чудом останусь живым. Ненадолго. Пока меня не настигнет месть ваших друзей. Прошу простить меня, госпожа Филиппа, но я вынужден отказать. По последнему пункту. Я могу постараться выполнить заказ, но только в одиночку. О том, чтобы взять вас с собой - и речи быть не может.
В заключение своих слов мужчина отрицательно качнул головой, так, что пряди волос упали ему на глаза, и поджал губы. Кажется, он был твердо уверен в своих доводах.
Благородство и упрямство часто идут рука об руку. Вот и в случае стоявшего перед чародейкой ведьмака правило не сделало исключения. Однако, советница была готова к такому повороту. Можно было использовать множество способов, чтобы добиться желаемого, но вот только истинным её желанием были отнюдь не жидкости из тела смертоносной летучей твари, до которой госпоже Эйльхарт и дела не было. Тварь была выбрана не то чтобы совсем наугад, она, определенно, обладала некими ценными характеристиками, но ценность их была вовсе не в том, что монстр мог послужить субстратом для сильнодействующего магического эликсира. Для истинной цели всего это предприятия, ради которого придворная чародейка, комфорт и роскошь дворцовых покоев готова была временно променять на тяготы и грязь походных условий, для той, истинной цели, охота была всего лишь декорацией, такой же, по сути, приманкой, как, наверняка, потребовалась бы Эскелю для привлечения Амфиптерия. Ведьмак пока не понимал, но принимая этот заказ, хотел он того или нет, они оба выходили на охоту. Волк – на летучего змея, а Сова – на Волка.
- Мастер Эскель, ваша забота о моей безопасности весьма похвальна и, скажу откровенно, очень мне радостна ибо я прекрасно понимаю, в каком опасном предприятии намерена участвовать, - Филиппа сделала ударение на слове, чтобы ведьмак сразу понял, что это условие обязательно к исполнению, - Однако, спешу заверить, что я вполне в состоянии о себе позаботиться. Уверяю, я не претендую на то, чтобы на ровне с вами вступать в бой с чудовищем, но я прекрасно осведомлена о том, как коварна эта тварь. И вполне допускаю развитие ситуации, при которой у вас не останется иного выбора кроме как защищать свою жизнь всеми возможными способами, не взирая на последствия, которые ваша защита будет иметь для целостности интересующих меня органов Амфиптерия. Именно поэтому я должна быть рядом, чтобы, если дело обернется так скверно, я могла немедленно извлечь необходимые ингредиенты из чудовища, предотвратив их порчу. Вас же, мастер ведьмак, мое присутствие и понимание всей сложности вашей профессии избавит от необходимости решать дилемму и необходимости идти на чрезмерный риск ради интересов заказчика. Прошу, - голос чародейки смягчился и её тон из сугубо делового приобрел интонации просьбы и призыва о помощи, - Для меня это очень важно. Мне действительно необходим этот элексир и как можно скорее. Амфиптериев осталось мало, действительно мало, не известно, сколько времени уйдет на выслеживание ещё одного и удастся ли это. Меня восхищают ваши принципы, мастер Эскель, и я не прошу вас от них отказываться. Я прошу лишь понять и принять то, что я сама полностью несу ответственность за свой выбор и его возможные последствия. Я готова предоставить вам письменные или любые иные гарантии того, что даже в случае моей смерти в ходе этого предприятия, вашей жизни не будет грозить никаких посягательств со стороны моих, как вы выразились, «друзей». Мастер Эскель, я долго и тщательно выбирала исполнителя на этот заказ и вас выбрала, потому что сочла лучшим и уверена, что с вами шансы на успех весьма достойные. Но если вы мне откажете, мне все равно придется пускаться в эту авантюру ибо положение мое не оставляет мне выбора. Своим отказом вы не только снижаете шансы на успех дела, но и мои личные шансы на то, что по завершении его я все ещё буду жива и здорова. И каково вам будет зная, что своим отказом помочь попавшей в беду женщине, вы собственноручно приблизили её к самому худшему из раскладов?
Эскель слушал ее, опустив глаза, задумчивым взглядом уставившись в почву под ногами. Внешне он оставался спокоен и бесстрастен, разве что периодически морщил лоб и сдвигал брови к переносице, что явно говорило о тяжелых раздумьях. Конечно, выбора у него не было. Совсем. То есть, будь здесь другой ведьмак, предположим, какой-нибудь Кот с ментальными повреждениями и отсутствием всяких принципов, то он как раз смог бы выбирать. Ему, скорее всего, было бы все равно, погибнет эта магичка в процессе, или нет. Или он бы решил, что своя шкура дороже, посмеялся бы, а может, согласился на словах, и даже взял задаток... а к утру и след бы его простыл в Третогоре. Но Кота здесь не было, здесь был Эскель, ведьмак из цеха Волка и воспитанник своего отца. И его-то как раз чародейка заманила в ловушку.
По убеждению многих своих товарищей, он всегда был дисциплинированным, ответственным и рассудительным. Эти суждения происходили из привычки людей оценивать других по их поступкам и делам. Подход здравый и, в целом, верный. У всякого вызовет восхищение воин, который каждое утро ни свет ни заря будет выходить на тренировочное поле, чтобы поупражняться в фехтовании, даже если утро это совсем непогожее, на улице собачий холод, а воин, вообще-то, мог бы и поспать лишний часок. Или можно выбрать любой другой пример победы над самим собой во имя высоких целей или просто обязанностей, это не изменит самой сути дела. Да, таким человеком восхититься практически каждый. Каждый будет уверен что при этом он испытывает радость, потому что делает все правильно, на пользу себе и другим. Только вот никто почему-то не думает, что человек этот, хотя бы тот же воин, просыпаясь, ненавидит это утро больше, чем те, кому этим утром предстоит повиснуть на шибенице. Что ему приходится уговаривать себя встать, одеться, умыться, что он долго смотрит в окно на заваленный снегом платц, представляя, что сейчас этот снег будет у него в сапогах и за шиворотом. Конечно, в итоге все послужит на пользу. "Но как же не хочется!" - разом воскликнут все те, кому хоть раз приходилось преодолевать себя. Но выбора у них не будет. Так же как не будет его и у Эскеля. Потому как с самого начала было понятно, что никак он ей не откажет. Несмотря на все внутренние протесты, несмотря на глас рассудка, несмотря на понимание того что они там оба, скорее всего, и сдохнут. Уже в самом начале, где-то внутри, нечто, истошно верещащее о том, что эта женщина сошла с ума, что это глупо и бесполезно, что если ей так хочется, то пусть идет и умирает, но на его совести это не останется, - в самом начале оно было придушено и запихнуто куда-то глубоко, откуда здравый, но уж слишком тихий писк не будет слышен совершенно. Еще сопротивляясь, он уже понимал, что выхода нет, и придется сделать так, как просит заказчица. Но как же не хочется!
Ведьмак снова сложил руки на груди в бессознательном оборонительном жесте. Только толку от него не было. Его неприступное "нет" уже разбилось об этот голос, умолявший помочь, говоривший о том, что это "нет" ничего не изменит, и если он не пойдет с ней, она погибнет еще скорее.
"Кого ты делаешь из меня, рыцаря печального образа?!" - В предсмертной агонии вопил здравый смысл.
А потом наконец совсем затих. Кого она делает из него? Да ясное дело, кого - Геральта из Ривии. Она имела с ним дело, и знает, что Белый Волк никогда бы не отказал, даже в такой безрассудной авантюре. И куда только еще не добрался этот седой герой, распространявший по миру славу о ведьмаках, как о защитниках всего мира? Эскелю, к тому же, посчастливилось быть с ним не только коллегами по цеху, но еще и старыми друзьями. Да что там, чуть ли не братьями. Возможно, Филиппа знала и об этом. Как и о том, что кое-что общее их точно роднило - неспособность отказать в трудную минуту.
"Она сочла лучшим", - Волк едва не фыркнул вслух, но сдержался в последний момент, - "Так я и поверил. Ноги бы моей тут не было, полагаю, если бы мой славный друг подвернулся тебе первым. Как же я люблю людей, которые врут прямо таки в лицо! "Это совсем не больно!", "Не такой уж ты и страшный!", "Я сочла тебя лучшим!". Ох..."
К высказываниям подобного рода мутант привык давно, и даже не злился. Скорее, относился к этому со снисхождением, которое можно было бы выразить в усталой, грустной улыбке, когда все понимаешь, но не собираешься возражать, просто потому, что это бесполезно. Лесть давно уже не действовала, но обвинять в этом было некого. Да и решено все было с самого начала.
Тяжело вздохнув, Волк поднял голову. В его взгляде читалась усталость и полная капитуляция перед "противником". Если только не знать, кто на самом деле эти люди, можно было бы решить, что только что жена победила в споре на тему "почему нам необходима эта вещь". Хотя нет - слишком уж они были не похожи на супругов, определенно, нет.
- Хорошо. Если вам так угодно, мои аргументы исчерпаны... Я предупредил вас. Хотелось бы мне иметь при себе ваше письменное заверение, что я тут ни при чем... Если бы это не было так бесполезно. В случае чего, меня все равно найдут, а бумага... бумага, знаете ли, хорошо рвется. И горит. Что ж, по крайней мере, утешает то, что в самом плохом случае, я умру, находясь рядом с самой прекрасной чародейкой Ложи.
После этих слов Эскель, глядя ей прямо в глаза, ненадолго улыбнулся, так, чтобы нельзя было понять наверняка, что выражает эта улыбка - плохо прикрытую иронию или подростковый флирт. На самом же деле, это была небольшая и вполне невинная месть за "сочтение лучшим", и верить ей можно было ровно на столько же, на сколько и этим словам.
- Итак, я уже говорил, что мне нужно будет время на подготовку. И я был бы очень благодарен, если бы вы посоветовали мне хорошего травника в черте города. Да и оружейник бы не повредил.
илиппа Эйльхарт была довольна, весьма. Нет, конечно, для этой странной парочки всё только начинается, и не известно, куда заведет их тропа, на которую они только что официально ступили обеими ногами. Но все же, это была победа, она правильно всё рассчитала, и, прежде всего, расчет был верен в отношении кандидата. Чародейка улыбнулась в ответ на улыбку ведьмака. Со стороны могло показаться, что эта улыбка кокетки, призванная поддержать флирт. Но это было не так. Это была улыбка одобрения. Он был вынужден согласиться, не потому что боялся её саму или её «друзей», а потому что у него были принципы. Принципы и человечность. В этом мутанте человечности было на порядок больше, чем в большинстве людей, что доводилось встречать чародейке за её долгую жизнь. Из-за своих принципов и человечности он и капитулировал перед ней. Но, черт побери, сделал это красиво, парировав там, где она не ожидала! Филиппа Эйльхарт улыбалась ведьмаку Эскелю из школы волка, искренне. Он даже не догадывался свидетелем и, тем паче, виновником события какой невероятной редкости он сейчас является.
- Конечно, мастер Эскель, все необходимые сведения и ресурсы вы получите у Тобеаса, который привел вас сюда. Я же, в свою очередь, хочу поблагодарить вас за согласие сотрудничать и могу пообещать сделать все возможное, чтобы вы об этом не пожалели. Я жду от вас известий о том, что необходимая подготовка завершена, сама же буду готова выдвинуться в любой момент.
Провожая его взглядом, уходящего в окончательно вступившую в свои права ночь, Филиппа думала:
«Плох тот Волк, что не умеет показывать клыки, но твой оскал, мастер Эскель, мне определенно нравится. Жду с нетерпением нашей новой встречи. Посмотрим, что ещё за сюрпризы ты мне преподнесёшь».
***
Три дня спустя на рассвете они встретились за городскими воротами и двинулись верхом по дороге, ведущей на юг. Ведьмак не пожелал воспользоваться порталом, чтобы сразу оказаться в пункте назначения: «Да что это у них, коллективная ведьмачья фобия?!» - думала Филиппа, читая письмо с инструкциями, присланное Эскелем спустя день после их встречи в дворцовом саду. И потому основную часть времени и сил по подготовке к этому походу пришлось уделить подходящему наряду. Элегантный дорожный костюм, мужского кроя, но умело адаптированный к женскому телу, так чтобы носить его можно было не в ущерб ни удобству, ни привлекательности. И плащ с капюшоном – инкогнито было необходимым условием этой затеи. Во дворце чародейка сообщила, что отправляется в свой дом в Лок Муинне и оставила четкие указания беспокоить её только в самом крайнем случае.
Они были в пути уже двое суток, останавливаясь только на ночлег, да делая редкие непродолжительные привалы, чтобы дать отдых лошадям. Если бы не серьезная магическая поддержка, королевская советница не выдержала бы такого темпа. Но благо уже в конце первого дня они свернули с большака и двинулись менее людными тропами и более щедрыми на источники силы природными ландшафтами. В пути они общались не много. Не смотря на все старания разговорить ведьмака, чародейке это так и не удалось в достаточной мере. Он был немногословен и серьёзен, даже более, чем в их первую встречу. Единственный прогресс, которого удалось достичь ,заключался в том, что они перешли на «ты». Но виной тому было отнюдь не желание сблизиться, а тот факт, что советница короля путешествовала инкогнито, да и просто так было легче отдавать ей команды, в основном односложные и связанные с целью их путешествия или самим процессом путешествования. Даже о предстоящей встрече с чудовищем ведьмак говорил мало и уклончиво. Но эту тему для беседы чародейка решила оставить на самый крайний случай. За это время они трижды проходили через деревни, и каждый раз Филиппа ловила на себе и на Эскеле злые или полные страха взгляды местных жителей, слышала следовавший за ними неприятный шёпоток, иногда преходящий в нарочито-громкие оскорбления. В такие моменты чародейка особо пристально наблюдала за ведьмаком. Внешне невозмутимый, он словно не замечал ворчание в свой адрес и откровенно провоцирующие оклики: «приблуда, мутант, выродок…» Ей тоже доставались «комплименты»: «ведьмачья подстилка, шлюха, потаскуха» . Филиппе хватало выдержки реагировать на это подобно своему спутнику, т.е. никак. Однако, если бы не его присутствие, она бы не моргнув глазом сожгла каждую из этих деревень легким взмахом руки и произнесением не самого сложного заклинания. Когда очередная толпа «поклонников» мастера ведьмачьего цеха и его спутницы осталась позади, чародейка скинула с головы опостылевший за это время капюшон и, повернув голову к ехавшему по правую руку Эскелю, спросила:
- Почему ты позволяешь им так с собой разговаривать? Любой чародей за такие оскорбления снял бы три шкуры с мерзавцев. Ты мог бы их хотя бы припугнуть, поставить на место. Почему допускаешь подобное обращение?
Отредактировано Филиппа Эйльхарт (2017-06-27 05:06:21)
Вопреки тому, что успела подумать чародейка о ведьмаках, Эскель порталов не боялся так уж сильно. Не то, чтобы он был настолько отважен, либо безрассуден, просто ему никогда не доводилось видеть смерть от подобной штуки, в отличие от его знаменитого друга. И хотя использование порталов доставляло и ему ни с чем несравнимые ощущения пустоты и холода, от которых никто не будет в восторге, при необходимости он мог ими воспользоваться... но необходимости не было.
Это был даже не каприз, скорее наоборот - Волк потихоньку вставлял магичке палки в колеса, незаметно, под видом необходимых вещей. "Порталом мы не воспользуемся потому-то". "И с тракта пока не свернем по этой же причине". "Нет, нельзя нам так часто останавливаться". И еще масса мелочей, преподнесенных равнодушно и спокойно. Точнее, мелочами это было для него - Эскель с детства был привычен к жестким походным условиям и всем прочим трудностям ведьмачьей жизни. И в тайне он очень надеялся на то, что в один прекрасный момент Филиппа не выдержит и, вспылив, заявит, что больше не может это терпеть. А мутант, пожав плечами, терпеливо объяснит, иначе никак. Чародейка конечно сдастся, плюнет на все это, и оставит ведьмаку выполнять свою ведьмачью работу в одиночку. Но дни шли за днями, тракты сменялись лесами, а магичка все не сдавалась, терпеливо снося все тяготы, на которые добровольно себя обрекла. Иногда поглядывая на нее украдкой, замечая едва уловимые признаки раздражения, недовольства и усталости, вроде сильно сжатых пальцев или губ, мужчина искренне восхищался ее упрямством и стойкостью - за время их странствия она ни разу не пожаловалась вслух. Тогда Волк начал понимать всю бессмысленность своих затей, но менять что либо было уже поздно - не признаваться же в том, что он намеренно избегал более легкого пути. Тем более, когда большая его часть была уже пройдена.
На самом деле, Эскеля довольно часто разбирало чувство вины за то, что он так мучает не привыкшую к подобного рода трудностям даму. Но больше всего ему было стыдно за незаслуженные оскорбления, которые Эйльхарт пришлось вынести. Каждый раз, как они проезжали деревни с нахальными кметами, ведьмак готов был провалиться от стыда сквозь землю. Умей он только краснеть, его лицо горело бы аки рубины в ожерелье светской дамы. Так случалось каждый раз - после порции ругательств со стороны, они ехали дальше, как всегда молча и ничего не обсуждая, разве что мужчина особенно упорно не смотрел в сторону чародейки, избегая ее взгляда. Пока, наконец, женщине это не надоело.
После ее вопроса Эскель почему-то вдруг перестал испытывать смущение, словно давно ждал его. Он немного подумал, и, наконец, заговорил:
- Причин много... Хотя бы потому, что я - не любой чародей, и нет у меня в арсенале стены огня, которую я мог бы на них наслать, или... или что вы там еще любите делать?.. Я могу поразмахивать мечом, но если крестьяне разозлятся по-настоящему... Ты, наверное, слышала о том, что случилось с Каэр Морхеном? Если кметы могут сделать такое с крепостью, полной ведьмаков, то, пожалуй, им ничего не стоит расправится с одним, если припрет. А если мне и удастся "отомстить" за такую обиду, тогда дурная слава о ведьмаках пойдет еще дальше. Мало нам, что ли, цеха Кота?
Некоторое время мутант ехал молча, но его лицо, прикрытое капюшоном, выражало плохо скрываемое смятение. В конце концов он продолжил:
- На самом деле, не всегда я был таким спокойным. Молодой ведьмак, он ведь ничем не лучше обычного молодого парня, только мечом махать умеет и знает больше, а в голове все одно - пусто. Ну и конечно, умея махать мечом, считаешь себя куда более могучим, чем какие-то там крестьяне... Помню, ехал я как-то болотами, по Велену. Тогда еще был куда моложе и многого не понимал. Случилось мне проехать мимо какой-то деревеньки... как бишь ее... кажется, Малые Пеньки. Словом, работу искал. Только границу переступил, как началось - сначала у какой-то бабы дитё заревело. Та на меня посмотрела, плюнула в след да ушла с соплей своей подальше. Я зубы сжал да дальше поехал - не в первый раз. Спешился, осмотрел доску, где они объявления свои приколачивали, заметил, что нужен ведьмак, сорвал контракт, пошел в корчму, отдохнуть немного. Только приземлился - прицепились ко мне местные молодцы, мол, что забыл в наших краях, приблуда. Я пояснил, что это де не их забота. А сам оглядываюсь - все вокруг притихли, вытаращились, мужики, которые лишнего явно хватанули, уже не скрывали, что кулаки у них зудят, и об кого они их почесать задумали. Я тогда еще понадеялся миром разойтись, растолковал, что, мол, отдохну, сделаю работу и дальше поеду. Видимо, надоело им меня подначивать, разошлись. Но стоило мне подумать сдуру, что уже обошлось, как один из тех молодцов, походя, фыркнул:" курвин сын!". И... Что-то нашло на меня тогда. Рожу я разбил ему об стол, раза три припечатал, за патлы оттаскал и пнул еще куда следовало. А там и его дружки подоспели, и мужики взбеленились. Кое-как я справился, хотя и мне прилично досталось, чуть руку тогда не оторвали. Вылетел оттуда стрелой, помню, они еще грозились мне, но сами-то уже покоцаны были будь здоров, так что только орать вслед и могли. А я со злости тогда еще плюнул кому-то из них в лицо, а он как завизжит, мол, мне выродок поганый в лицо харкнул! И все про меня забыли, наперебой советовать начали, что там надо сделать от ведьмачьего плевка. Сейчас со смехом вспоминаю, а тогда ярость меня разбирала и обида - чего я им сделал? Ведь не лез ни к кому, сидел тихо, отдохнуть хотел, ан нет, не дали, да еще и выдумали, что от моего плевка запаршиветь можно. Что сказать, глупый был, молодой. Уехал я в тот же день, галопом погнал, думал, пусть сами со своими лихами разбираются, раз такие умные. Только не кончилось на этом. В тот же год, уже на исходе осени, я на зимовку домой собирался, в крепость. И случилось мне проехать той же дорогой. Гляжу и вспоминаю - та самая деревня. Конечно, тогда я уже не обижался ни на кого - в тот год случались вещи такие, что та потасовка казалась так, детской забавой. Только деревни-то уже, считай, и не было - везде все порушено, разбито, выжжено. Я осмотрелся - ни души, только пепел да трупы, уже давнишние, трупоедами обглоданные. А потом вспомнил, на что был тот заказ, что я так и не выполнил - оказалось, их полуденница терзала. И, видать, своего добилась. Я, конечно, ее дождался, убил и останки сжег... да что толку-то? Людей уже нет. Погибли все. Считай, из-за моей строптивости и несдержанности. Иногда я думаю - чего так злился? Ну, сказал там что-то этот парень, мне-то что до того?.. Мог бы и перетерпеть, забыть, работу сделать и уехать. Люди бы остались живы... Теперь понимаешь?
Эскель ответа на вопрос не ждал. Ехал еще некоторое время, глядя перед собой. А потом вдруг встрепенулся, остановил Василька и поднял голову.
- Вечереет уже, а там, кажется, корчма недалеко. Не хочешь сделать привал?
Отредактировано Эскель (2017-07-07 15:50:41)
Когда ведьмак заговорил, это было неожиданностью. Столько дней в пути, столько неудачных попыток завести разговор о чем-то большем, нежели обсуждение маршрута или инструктаж по поводу предстоящего боя. И вдруг Эскель заговорил, да ещё как! Хотя его голос был сильно беден на интонации, и лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций, но теперь Филиппа знала точно, ехавши й рядом ведьмак вовсе не лишен чувств, но лишь умело скрывает их.
«Сейчас главное не вспугнуть! Пусть высказывается нелестно о чародеях, да пусть хоть матом нас кроет, главное, чтобы говорил», - думала Филиппа, молча выслушав ответ Эскеля. Молчала она и после, когда слушала его рассказ. И всё шло хорошо и удачно складывалось, одно только госпоже Эйльхарт не понравилось – в какой-то момент она поймала себя на том, что слушает ведьмака внимательно, как и следовало, но внимание это было иного рода. Не с тем, чтобы по обыкновению запомнить и почеркнуть для себя важные детали, а в дальнейшем умело воспользоваться информацией, но как-то … с искренним интересом. «Видимо, усталость все же сказывается», - отмахнулась чародейка. Однако, перспектива отдохнуть в придорожной корчме энтузиазма у нее совершенно не вызывала. Уж лучше «отдыхать» в чистом поле, с шастающими вокруг волками, чем в кабаке с дремучими, суеверными кметами. Но, как ни крути, пополнить запасы им было необходимо, а посему она, вторя ведьмаку, слегка натянула поводья, сворачивая в сторону.
Заведение представляло собой самую обычную придорожную забегаловку. В этот час народу хватало, и народ этот был, самый что ни на есть ,соответствующий. Внешность ведьмака не могла остаться незамеченной. Все указывало на то, что эта парочка сейчас в центре внимания собравшихся: и то, как притихли голоса, когда они вошли, как по корчме носился шепоток, точно холодный осенний ветер, что мечется, не зная покоя и не желая униматься; и как бросали на них беглые взгляды и откровенно таращились, выворачивая шеи, когда они сели в дальний угол. От пристального внимания им это не помогло бы, но вот спины прикрыло. Это было ожидаемо. Хлеба толпа уже получила, а также кусок мяса и добрую кружку пива, а то и чего покрепче и теперь тщательно, чавкая, рыгая и вытирая рукавом сальные губы, то и дело искривляющиеся в недоброй ухмылке, ждала зрелища. Филиппа внутренне подобралась. Когда трактирщик с кислой миной подошёл принять их заказ, она бегло скользнула по его сознанию. Людей вокруг было много, уже порядком выпивших большинство, в такой ситуации лучше знать наверняка, может и не стоит даже пытаться поесть нормально, а взять провизию и уйти как можно быстрее. И хотя деньги были уплачены вперед, от трактирщика по-прежнему смердело неприязнью и чуть ли не ненавистью.
«Да какого черта!» - думала Филиппа. Она настояла, чтобы они не задерживались, а двинулись дальше, как только им приготовят все необходимое. Однако, её мучила жажда и выпить они все-таки заказали. Как можно было догадаться, ни сока, ни даже воды, в этом заведении не подавали, поэтому они взяли по кружке темного пива. Холодное, терпкое, оно оказалось, на удивление, не дурно. Перед тем как сделать глоток, чародейка снова просканировала мысли трактирщика, не плюнул ли он в их кружки или еще чего похуже. Не плюнул, но она все же поморщилась, ибо ей пришлось снова окунуться в его мысли и узнать всю подноготную этого места и его обитателей – к сожалению, с проникновением в чужой разум всегда так, никогда не знаешь, «где что лежит» и пока доберешься до нужных сведений порой перелопатишь кучу мусора и чужого грязного белья. Филиппа так хотела пить, а пиво было таким освежающим, что она выпила немного больше, чем следовало пить женщине её комплекции на голодный желудок. По телу разлилось расслабляющее тепло, а холод в глазах уступил место озорным огонькам.
- Ей, вырЭдок! – рыгнул здоровенный детина за соседним столом. – Тут приличное заведение. Забирай свой хавчик и выматывайся жрать на улицу.
- А бабу свою можешь оставить, - мерзко заржал сидевший за тем же столом белобрысый увалень, хлопая по плечу, соседа, внешне очень похожего, судя по всему родственника, - мы её приласкаем и вернем попозже, если захочет уходить, конечно.
Филиппа заметила, как Эскель сжал кулаки, но с её языка уже срывались слова, что давно просились наружу.
- Вот ты его выродком называешь, а сам-то свою собственную сестру снасильничал! Обокрал своего соседа, что из леса тебя на себе тащил, когда тебя дикий кабан пырнул. Ага, да того самого, - чародейка бросила взгляд на мужчину в другом конце зала, что начал медленно подниматься с места. – По мне, так ты выродок самый и есть.
- А ты, - обратилась она ко второму. – Жену собственного брата ебешь! Разве это по-братски? Да-да, последний раз, аккурат два дня назад, когда брат твой на охоту уходил.
- А ты, - продолжила Филиппа, глядя на корчмаря, не обращая внимания на хватающего брата за грудки мужика за соседним столом и возгласы «Да ты что слушаешь эту суку, Здых!...» прерванные звуком удара, – спаиваешь своих посетителей, подсыпая им по щепотке фисштеха в кружки, чтобы они не просто пьянели, да еще и выбалтывали свои секреты, а ты с них потом золото требовал за молчание. Только вот для нас пожалел, не стал связываться, но, как видишь, не помогло – одна болтливая баба все про тебя выложила. А ты, да ты, - ткнула она пальцем в прислонившегося к стойке щербатого, рыжего парня, - ему фисштех-то и поставляешь и получаешь за это свою долю.
Тут уже со своих мест повскакивали почти все. Спотыкаясь о посшибленную на пол посуду и натыкаясь друг на друга, посетители заведения двинулись в сторону трактирщика и его щербатого дружка. Послышался звук, бьющегося стекла, хруст сжимаемых кулаков и отборная, летящая со всех сторон брань.
Чародейка встала из-за стола, на удивление ловко уклонившись от летящей в их сторону ножки от деревянной скамьи:
- И все эти ваши секреты и тайны, что вы выбалтывали, напиваясь до скотского состояния, настолько омерзительны, что любой трупоед по сравнению с вами – милейшей души человек. А уж тем более, этот ведьмак, что защищает от трупоедов вас, мерзких ублюдков! Пойдемте, мастер Эскель, нам здесь делать не чего, не престало порядочным людям трапезничать в этаком свинарнике! – продолжила она, понизив голос. – Хватай приготовленное съестное, мы за него уже заплатили, а я, в качестве компенсации за испорченный аппетит, возьму медовуху, корчмарь уверяет, что она удалась на славу!
Как только они вошли в корчму, все пошло как по накатанной дорожке. Все было, словно в книге, которую Эскель перечитывал уже сотню раз, и сюжет которой знал наизусть - получше, чем небезызвестный "Бестиарий брата Адальберт". Притихшие посетители корчмы, злобные, пьяные, напуганные взгляды, плевки в то место, где они только что прошли. Когда-то его это задевало и даже раздражало - когда-то, во времена глубокой юности. Со временем он перестал обращать на это внимание. Сюжет этот начинался всякий раз одинаково, но заканчиваться мог по разному. Правда, вариаций было не слишком много: либо ведьмак спокойно отдыхал перед заказом, или предстоящим путем, либо со стороны местного населения происходило возмущение на предмет неприглядности урода, в их корчму забредшего, дабы честных людей пугать. Второй вариант как правило оканчивался мордобоем, парой разбитых кметских рож и отборными ругательствами в адрес ведьмака, который отдохнуть так и не успел. Порой доходило до стражи и сюжет приобретал новый виток. Но это явно был не тот случай.
В этот раз он был не один. И даже не в компании друга, либо приятеля, либо случайного прохожего, что случалось крайне редко. На сей раз он был в обществе прекрасной дамы, сто случалось еще реже. И теперь равнодушно принимать происходящее он никак не мог.
В очередной раз Волку стало стыдно за то, что из-за него достается кому-то еще. Он поражался выдержке Филиппы, ведь та же Йеннефер, с которой он был заочно знаком, на ее месте уж точно все бы разнесла вдребезги, не позаботившись, чтобы ее спутник при этом не пострадал. Конечно, не все чародейки были капризными и взбалмошными, но почему-то насчет Филиппы ведьмак был не уверен. И он ошибался.
Как бы то ни было, им пришлось тут остановиться, пускай и временно. Пиво было темное, доброе, но наслаждаться им в полной мере Эскель не мог – он постоянно чувствовал на себе неприязненные взгляды то тут, то там, словно те пытались прожечь его насквозь. Он был к этому привычен, но разве можно до конца привыкнуть к укусам комаров или жужжанию мухи над ухом? Время от времени отрывая взгляд от кружки с пивом, он всматривался в окружении, и те, кто сталкивался с ним взглядом, тут же спешили его отводить. Кто-то украдкой плевал.
«С ума сойти. Прошло столько лет, а люди еще верят этим памфлетам. Я им что, Медуза Горгона, что от моего взгляда окаменеть можно?..»
Эскель покачал головой, искоса посмотрел на зарумянившуюся от алкоголя магичку. Он захотел было мягко намекнуть, что не стоит так налегать, пусть даже на пиво, если в желудке при этом пусто… но не успел. Слова, брошенные каким-то оборванцем, заставили его сжать кулаки – сейчас опять придется лезть в драку…
Однако, не пришлось.
Реакция Филиппы была настолько неожиданной, что даже у ведьмака округлились глаза. Конечно, он и не подозревал, что там творится в их головах, но все, что говорила женщина было настолько паскудным, что хотелось вымыть руки. Страшно было даже представить, как себя чувствовала она сама, покопавшись в подноготной. Когда под конец завязалась драка, они повскакивали со своих мест и двинулись к выходу, а Филиппа докончила свою пламенную речь. Такими словами, что Эскелю на мгновение даже стало жаль себя и коллег по цеху.
На свежем воздухе было куда приятнее, чем в душной корчме, где к тому же сейчас происходил мордобой, что уюта совершенно не добавляло. Мужчина, конечно, подозревал, что пиво на голодный желудок может ударить в голову, но чтобы с такими последствиями…
- Что это такое было сейчас? – Спросил Эскель без тени агрессии, скорее с искренним недоумением и в полном замешательстве.
Они вышли на улицу. Однако, свежий вечерний воздух, напоенный дыханием уже во всю заявившей о себе весны, пьянил ничуть не меньше пенной браги, а то и куда сильнее ударял в голову.
- А что, собственно, такого, мастер ведьмак? Я всего лишь сказала правду. Вот так запросто, во всеуслышание. Не ожидали такого от чародейки? Эх, Эскель, сдается мне ты находишься во власти стереотипов и предрассудков не меньше этих убогих и мерзких кметов. – сказала чародейка со вздохом, и видом сожаления и укора. Однако, слишком уж явственно бегающие в глазах огоньки, с головой выдавали всю притворность её обиды. Но, пьянящие ароматы распускающихся цветов и душистых трав и игристый напиток, обладали своей особой, древней как мир и очень сильной магией, способной и нрав сделать игривым, пускай и на время, но даже нрав чародейки. Магией, что может совершить необычайное превращение, редкое и, поистине, удивительное. Превращение чародейки, пусть и не в обычного человека, но в женщину. А женщины, как известно, народ особый, сколь бы обычными они не казались.
- Послушай, я хоть и сыта по горло всем этим, но все еще голодна, - сказала она, смягчаясь, - и говорила я не только искренне, но и вполне серьезно. Недалеко от этой треклятой развилки я видела тропу, ведущую на очень живописный взгорок с миленькой полянкой и симпатичным лесочком – и все это тем более привлекательно, что находится на достаточном удалении от этой вонючей корчмы и её ещё более смердящих посетителей. Сегодня я выбираю место ночлега, - сказала она и, не давая ведьмаку времени ни опомниться, ни тем более, что-то возразить, направилась к своей лошади.
***
Небольшой костер приветливо потрескивал посреди небольшой полянки у самого подножья соснового леса. Лошади мирно храпели неподалеку, привязанные к небольшому, коренастому деревцу. Чародейка смотрела на огонь, протягивая к нему озябшие ладони. Смотрела не отрываясь, то ли завороженная танцем пламени, то ли погруженная в собственные мысли.
- Почему все так? – Голос её был тихий, и какой-то устало-отрешенный, - Ты когда-нибудь задумывался над этим? Нет, почему они ненавидят таких как ты или я – это очевидно, но почему, мы грыземся друг с другом вместо того, чтобы … Даже не знаю. Заставить уважать себя. Обрести свободу от всей этой мерзости. От слухов, предрассудков, несправедливых обвинений, от …Предназначения. Ты хотел когда-нибудь освободиться от своего предназначения, Эскель?
Эскель уже видел такие задорные огоньки в глазах женщин раньше. Обычно они предвещали что-то бесконечно приятное и прекрасное, то, о чем догадываются все, но никто не говорит вслух, словно словами можно только все испортить. Редко он видел это в своей жизни, но тем приятнее был каждый новый случай. Конечно, алкоголь не мог подействовать на него так же, как подействовал на Филиппу - по крайней мере, не так быстро, и не в таком количестве. Но необычное чувство, возникшее после столь неожиданно учиненного скандала, можно сказать, опьянило и его. Филиппа будто высказала все, что так долго копилось внутри ведьмака, но выход не находило, в силу его характера и самообладания. А теперь все это было выговорено прямо в лицо тем, кто так любил насмехаться, издеваться и глумиться, да еще с лихвой. Шум драки и криков в корчме были слышны за милю. На замечание чародейки он совершенно не обиделся, напротив, поняв ее шутливую серьезность, только развел руками и улыбнулся, и даже шрам, задирающий верхнюю губу, не испортил эту улыбку. Внутри было так легко и весело, что он без лишних возражений проследовал на холм за чародейкой.
***
Василек с радостью принял яблоко из ладони хозяина, подставил холку под ласковое поглаживание. Эскель улыбнулся и, похлопав друга по шее, отошел к кругу света, в котором сидела чародейка. Он поколебался, не предложить ли ей куртку, все-таки, благородные дамы были не приспособлены к холодным ночам в лесу, но кто знает, как гордая чародейка расценила бы этот жест. Потому ведьмак просто снял верхнюю одежду и положил недалеко от себя, устроившись рядом с костром - ему холод не доставил бы таких проблем, а гордость, коль она была, развеется с предрассветным холодом, тогда, может, ей и пригодится лежащая бесхозная куртка.
Мужчина молчал, глядя в небо, где перемигивались далекие звезды и истончающийся месяц бледнел в вышине. Было холодно и спокойно. Несколько раз в пустую голову приходила неловкая мысль о застиранной и несколько раз перештопанной серой рубахе, в которой было неловко сидеть перед одной из самых могущественных женщин мира, но они быстро испарялись. Так продолжалось, пока Эйльхарт не решила напомнить о себе. Ее вопрос заставил его задуматься. Хотел бы он изменить что-то? Должно быть, хотел. Он почти не помнил того, что было до Каэр Морхена, изнуряющие тренировок, а главное - испытания травами. Почти все позабыл. В голове бережно хранились обрывки воспоминаний о деревеньке, неподалеку от горного вересковья, ласковом голосе, напевающем детскую песенку, могучих теплых руках, что порой гладили и обнимали. А после этих - воспоминания о вечерах в Каэр Морхене, когда сидел на разостланных шкурах среди таких же, как он, и слушал сказки Весемира, о том, как братался с юными волчатами, как получал свой медальон, как привязывали с Геральтом шмеля к кувшину, и как отхаживал потом за эту шалость ремнем старый ведьмак, что стал им названным отцом. Это было то самое прекрасное, что он хранил где-то в глубине. А сор, что валился на него каждый день, предпочитал выметать. Хотел бы он все изменить? Быть обычным ремесленником, возможно, уважаемым мастером, при виде которого бы люди улыбались, и которому бы приветливо кланялись, а не плевали в спину и прятали детей по домам?.. Должно быть, хотел. Но не сказал об этом - только задумчиво усмехнулся, глядя в огонь.
- История не знает сослагательного наклонения. Если б я чего и хотел, то не того, чтоб меня боялись и уважали. Хотел бы... Покоя.
Зрачки ведьмака, суженные от света пламени, моментально расширились, когда он перевел взгляд на Филиппу, чье лицо бледно светилось на фоне черных стволов деревьев. Он пожал плечами и улыбнулся снова.
Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » О людях и чудовищах » Сказка о сове, волке и летучем змее (Третогор, 1269)
