Безумное чувство, когда хотелось одновременно и бить его, и целовать в щеки, стискивать руки, душить в объятиях. Все эти порывы приходилось сдерживать, чтобы не сделать ему больно. Но как же… Сирона не удержалась, оставляя на щеке брата куда более долгий поцелуй, нежели все другие. Безумие в чистом виде, сердце, казалось, билось где-то в горле.
— Не говори ничего, не надо, просто прости, я ужасно виновата, — пробормотала она, не выпуская его лица из собственных рук. Так была рада, что забыла обо всем, включая факт отсутствия одежды на себе. Старое платье осталось лежать там же, где и осколки чашки, впитывая пролитую на пол воду.
В конце-концов от него пришлось отлипнуть, когда Мер попытался подтянуться выше. Сирона хотела было помешать этому, но брат упорствовал, как и всегда, так что ее сопротивление могло сделать только хуже. Маленькое пятно крови на недавно поменянных повязках тут же привлекло ее внимание. Закусив губу, чтобы не сказать чего об этом, нет, не ругаться же в их состоянии, Сирона спустилась с кровати, дойдя к столу. Там кучкой скопились использованные пузырьки, которые Шунц обещал забрать потом, старые бинты, которые еще только стоило перестирать, и кувшин с водой. Она находила в себе силы, чтобы приносить в дом хотя бы пол ведра, в несколько ходок удавалось заполнить бадью. Однажды она набралась наглости, попросив лекаря помочь ей в этом вопросе. И он… не отказал, правда при этом как-то странно на нее взглянул. Сирона не придала тому значения, как и сейчас не обратила внимания на бинты и то, что они плотно обтягивали тело.
— Неделю, точно, — откликнулась она, обернулась и пролила немного на себя. Поджала губы, сдерживая ругательство, откупорила пузырек, плеснув лекарства в наполненную чашку. — Ты то и дело приходил в себя, ненадолго, несколько минут набиралось за день и ночь, — вернулась к нему, присев рядом и уже не бросаясь с такой горячностью. — Не пытайся пока держать вещи, я пыталась разминать твои руки, но… — Сирона все равно видела, как те дрожали и не могли толком сжаться даже на ее собственной ладони. — Пей, — поднесла чашку, внимательно следя за тем, чтобы Мер не подавился и не вылил все содержимое на свежие бинты. Даже придя в сознание, он не был помощником в вопросе смены повязок.
Когда чашка опустела, Сирона вернулась обратно к столу, на этот раз задержавшись там подольше. Возможно он видел на неприкрытых участках кожи темные линии, не удержавшись, она невольно коснулась рукой в том месте, где вырезали его имя. Он видел ее в подобном виде, а она не видела и даже не слышала его присутствия тогда. Вплоть до момента, когда пальцем он повторил каждую черточку в имени «Мерун». До момента пробуждения Сирона не задумывалась, но теперь… все это было приготовлено с целью привлечь его внимание? Ее подготовили для этого? Когда-нибудь Сирона наберется смелости и спросит, но не сегодня, не в этот раз. Лишнее беспокойство, не стоило тратить время на него.
Обернувшись уже с полной чашкой воды, Сирона не обратила внимания на приглушенный звук, что сопровождал ее все это время, как и на необычно прямую спину, которую приучили держать. Казалось, что уже привыкла и к звукам, и к ощущению, что все время находится на испытании. Да и… попытка снять бубенчики самостоятельно обернулась неприятной болью, она просто не решилась продолжать.
— Тебе что-нибудь еще нужно? Поесть? Наверняка ты голоден, у меня осталось еще, — в пекарской лавке ей дали хлеба в долг, который Сирона собиралась отдать с первых заработанных денег. Она даже не знала, что «в долг» ей хлеб дают лишь потому, что Эрс заплатил за это. Ушлый парень не навещал их в доме, однако поджидал иногда Шунца то за углом, то на базе Саламандр.
Она поставила чашку на тумбу у кровати и потянулась к одеялу, собираясь набросить его на ноги Меруна. Вот он не знал, а Сирона все эти дни засыпала либо у него под боком, либо спускаясь на пол в ворох старой одежды, вытащенной из сундука. Там же нашла его рубашку, ту, на которой раньше сама нащупала задубевшие пятна крови. Вся его одежда была в этих отметинах, но это ее не беспокоило. Уснуть удавалось только в обнимку с его вещью, в которую можно было негромко шептать молитвы.

Отредактировано Сирона (2017-04-29 02:51:51)

— Это только в доме, — Сирона не сказала, что до этого еще два дня просидела в лазарете у Саламандр. Она почти забыла, что одному из них проткнула руку попавшимся ей скальпелем, а кому-то досталось по морде и на память ему будут длинные рваные следы на щеке. Посторонних Сирона воспринимала очень агрессивно, все еще не до конца отойдя от фисштеха и шока. — И дольше я бы пробыла, да и теперь… не думай, что я куда-нибудь уйду. Даже если ты попросишь, — как в прошлый раз, — останусь все равно.
Поправив одеяло, она склонилась, подбирая с пола рубаху. Не могла не заметить взгляда Меруна, когда он разобрал приглушенный бинтами звон. Ее он не нервировал, не настолько, чтобы обращать внимание. Как будут силы справиться с неудобным замком на колечках, так сразу попробует еще раз снять.
Длинная, до середины бедер, с такой широкой проймой, что грозилась упасть обратно, его рубаха сейчас казалась ей лучшей защитой.
— Мне? — она отвела глаза, почему-то боясь смотреть брату в лицо. Что ей то было нужно? Что защищала так рьяно от попыток «посягательств» на то, что считала своим тогда? — Мне нужен ты. Здоровый, — добавила, выдержав небольшую паузу, — так что поправляйся.
Она так и не нашла своего портрета в доме. Действительно унес куда-то. Заглядывать в подвал даже не подумала, да и ключа, признаться, не было. В доме Сирона давно уже не знала всех тайников и вздумай вдруг обыскать каждый шкаф и полку, то скорее наткнулась на дозу фисштеха. Сейчас она испытывала слабость и иногда возвращалась мыслями к тому, что может немного порошка поможет, но пока его не было у нее перед глазами бороться удавалось.
Печка давно прогорела и по хорошему нужно было сходить в дровяник и затопить заново. Нельзя было допускать, чтобы комнаты остыли. Сирона сама уже начинала немного мерзнуть. Босая, с открытыми ногами, она забралась под одеяло и холодные ее ступни сквозь слой бинтов коснулись голеней Меруна.
— Хочешь, я почитаю тебе вслух о чем-нибудь? — натянула одеяло чуть выше бедер и ткнулась лбом в забинтованное плечо. — Или принесу настройку пустырника, которую дал мне Шунц, это успокоит, поможет уснуть. Сон лечит, — а ей хотелось, чтобы брат скорее поднялся на ноги. Сам. Чтобы как в детстве прокатил на широких плечах, чтобы при этом можно было заплетать ему смешные косички, которые она, конечно, распустит до того, как он уйдет на свою работу. Саламандры не мальчишки из соседнего двора. Ее то пожалели, Сироне даже не хватало воображения, чтобы объять весь объем случившегося, осознать, как близко была к погибели сама. Репутация Меруна, преданность не менее чем двух достаточно влиятельных (так ведь?) в организации людей, вот и все, что было им защитой там.
Устало отметила, с запоздавшей реакцией, что Мер был очень удивлен увидеть ее здесь.
— Неужели ты думал, что я тебя брошу? — взяла ладонь брата, разминая закостенелые пальцы, надеясь, что это поможет вернуть им подвижность и чувствительность быстрее. — Одного? В подобном состоянии? Твои… друзья хоть и заглядывали все эти дни, но сиделку тебе бы не наняли, и сами не взялись бы за эту работу. Не могу представить, что я в Предместьях, в доме родителей, куда меня хотели отправить, а ты здесь, в холодном доме и без помощи. Не придумывай, я буду рядом, и даже не по той причине, что трижды обязана тебе жизнью. Ты мой брат, моя плоть и кровь, — Сирона подобрала колени выше, устраиваясь удобнее и продолжая работать над пальцами Меруна, — я буду рядом, пока возможно, — пока не услышу в очередной раз «уходи», но этого вслух говорить уже не стала. Себе не верила, что посмеет так поступить.

Отредактировано Сирона (2017-04-29 03:16:24)

В ответ Сирона промолчала, слова казались лишними. Молчала и думала о том, что сидеть у него под боком ей нравилось больше прочего, что это, не смотря на обстоятельства, одних из лучших моментов за последнее время. Пусть в руках Мера и не хватало силы, чтобы стиснуть ее в объятиях покрепче, но это ненадолго. Молчала и думала о том, что приходилось сдерживать, от чего кололо в кончиках пальцев и те сжимались в кулаки. Сделает это как-нибудь потом, когда на его теле не будет столько ран, которые откроются, едва та бросится брату на шею.
— Ты такой хороший, — Сирона чувствовала себя безумно уставшей, почти как в тот день, когда выбралась из подвалов Саламандр. То, что брат пришел в себя словно дало понять: можно расслабиться, все вовсе не так плохо, как ты думала. — Такой… хороший, — и вместо того, чтобы зарыться в пшеничного цвета волосы, ткнулась холодным носом под ключицу и уснула еще раньше Меруна, убаюканная неловкой лаской.
Очнулась она примерно через час, одновременно от жара, исходившего от тела Мера, и холода там, где соскользнуло одеяло. Глупая, уснула тогда, когда нужно было встать и растопить печку. Зима не то время, когда можно этим пренебречь. Если ударят морозы, то эти стены их не защитят. Шмыгая красным носом, Сирона встала, подобрала с пола платье, набросив его поверх рубашки, всунула ноги в башмаки, подхватила в прихожей тяжелый плащ и выскочила на улицу.
За порогом лицо мгновенно обдуло ветром с мелкой ледяной крошкой и едва не затолкало обратно в дверь. Метель не думала угомониться, к ночи став еще сильнее. Наклонившись, Сирона упрямо шагала против ветра, а в дом вернулась с мыслью, что ни за что не выйдет туда еще хотя бы раз. Как же ошибалась.
Крик Меруна застал ее прямо на пороге. Испугавшись, Сирона выронила охапку дров, упустила дверь и та больно хлопнула ее по бедрам и плечу. Пересилив ветер, ей удалось ее закрыть.
В комнате ждало весьма удручающее зрелище. Первым делом она решила проверить температуру, ладонь коснулась горячего сырого лба, он весь дрожал, стонал сквозь зубы и ворочался так, что ей не удержать. Одеяло слетело на пол и Сирона закинула его обратно.
— Подожди, — обежав кровать, девушка подхватила чашку, которую Мер едва не своротил, — пей, не торопись только, — она сама дрожала, от страха не зная, что дальше делать. Ситуация выглядела довольно скверно, когда Мерун перевернулся на другой бок, то в полумраке, свечу все же задуло сквозняком, увидела на перевязках пятна крови. Если рана на боку его и не убьет, то прежде он сам вскроет остальные.
Что делать? Сирона не была полноценным лекарем, нахваталась вершков, основ от основ, и здесь оказалась беспомощна. Да и сил не хватит удержать брата на месте, чтобы не крутился, как не хватит сил терпеть его пока еще сдерживаемые крики. А если станет хуже? Она до утра с ума сойдет, не дожидаясь Шунца. Найти того раньше и привести сюда? Да где ж его искать?! Обратной дороги к логову Саламандр Сирона не помнила, она даже не помнила, сколько раз сделала круг по одному кварталу, прежде чем найти нужный поворот. Найти их тайный ход, по которому тащили Меруна? Невозможно, а если и найдет, то вряд ли так просто сможет туда попасть. О том, что он находится в подвале под их домом и подумать было невозможно.
От очередного крика боли, врезавшегося ей в уши, Сирона подскочила на месте и выбежала из дома. Правильная мысль пришла внезапно, а исходившийся на крик Мерун подстегнул к незамедлительным действиям, настолько, что плащ и шапку забыла в доме. Она не была знакома с лекарями, зато знала травника, который должен был ей помочь в трудную минуту. Не мог отказать ей в этом!
Тот путь, который раньше мог показаться Сироне длинным, в этот раз пролетел в один момент, она бежала, укрываясь от ветра за домами, к одной единственной двери.
— Гер! Открой! — она видела свечу в окошке второго этажа. Старый травник любил засиживаться по ночам, перебирая свои запасы и пополняя записи или же просто читая книги. — Я знаю, ты не спишь! — метель взвыла в переулке, тонко, зло, кусая Сирону за открытые лодыжки и кисти рук. — Пожалуйста, мне нужна помощь! Гер! — колотила кулаками в дверь, чего раньше себе бы ни за что не позволила. Может быть это, а может что-то другое, например, расставание на хорошей ноте, заставили травника спуститься вниз и впустить Сирону в дверь, чтобы через несколько минут выскочить с ней под снег.
Мастер травник и в самом деле не отказал, помня эту девушку еще крохой, что крутилась в лавке, разглядывая бутылочки и пузырьки, большие тяжелые колбы и банки из толстого стекла, корзинки со сбором трав, а после стала ему хорошей ученицей. Не отказал, потому что не помнил других подобных случаев, когда бы она обратилась к нему за помощью в такой нужде.
После улицы воздух в доме показался Сироне удушающе горячим, наполненный стонами и метаниями брата. Травник перебрал те пузырьки, что остались на столе, покачал головой, вытащил несколько из сумки, включая острый нож, которым имел привычку срезать стебли. Первым делом он рассек бинты, не тратя время на попытки их размотать, Сирона же бросилась зажигать свечи. По бормотанию, сопровождавшему действия Гера, было ясно, что выглядит рана скверно, а под светом и подавно.
— Поздно делать примочки, девочка. Неси воду и мыло, придется резать и ты будешь его держать. Что смотришь так? Вижу, что здоровым увальнем вымахал твой братец, но кроме нас двоих я больше никого не вижу, — голос старика оказался довольно крепким, слегка уже не подходящим тщедушному деду.
Он вымыл руки и кожу вокруг раны, нагрел над свечкой другой, тонкий, словно шило, нож, и жестом указал Сироне держать Меруна изо всех сил. Им бы определенно не помешали еще люди, а лучше пять. Травник устроился так, чтобы больной не задел его ногами, а Сирона придавливала руки и плечи Мера к кровати. Она дрожала всем телом, глядя на то, как кончик ножа приближается к гнойнику, вспоминая ножи совсем иные. Даже на миг увидела в Гере нильфа, при этом едва не ослабив хватку от охватившего ее страха.
— Отвернись лучше, если смотреть страшно, — так она и сделала, закусив нижнюю губу и кляня себя за эту постыдную слабость. И это она! Она когда-то думала о том, что может стать лекарем. Смешная пугливая девчонка с такими слабенькими ручками. Гнойник Гер вскрыл быстро и принялся выдавливать содержимое. — Держи, он мне мешает! — Сирона зажмурилась, наваливаясь на Меруна едва ли не всем весом. Гер ругался и продолжал работать, вскоре запахло резкими настойками, от соприкосновения с которыми больной заорал в голос, должно быть перебудив всех соседей в округе. Прошло не так много времени на то, чтобы устранить образовавшийся абсцесс, но в таких условиях они казалось бесконечно долгими.
— Спасибо, что помогли, правда, я не забуду, — Сирона сидела на полу возле кровати, пытаясь унять дрожь в руках, шмыгала красным носом и следила за работой старика слезящимися глазами.
— Не думай об этом, тебе я рад был помочь, — интересно, старик оказался единственным среди знакомых, с кем не разругался в хлам Мерун? — Смотри, совсем не следишь за собой, простыла. Зачем выскочила на улицу в легкой одежде да в такой-то ветер? На, перцовка, тебе в самый раз сейчас согреться, — Гер вложил ей в руки небольшую пузырек и под его бдительным и цепким взором Сирона сделала несколько глотков, при этом морщась. Алкоголь не был в числе любимых напитков, тем более водка с перцем, даже медовая.
— Пойду я домой, вы уж дальше сами и без меня управитесь, детишки, — хмыкнул, собирая инструменты в сумку. Мерун, перевязанный по новой, был сейчас наглядной демонстрацией этого утверждения.

Отредактировано Сирона (2017-04-29 20:46:33)

Гер вышел, а у Сироны не осталось даже сил на то, чтобы встать и проводить его, закрыть дверь на засов. Похоже, старый травник подумал и об этом, сунув между косяком и входной дверью тряпку. Сидя на полу, прислушиваясь к хриплому дыханию брата, который наверняка сорвал голос, продолжала отпивать из оставленной ей бутылочки. Глотку обжигало, жидкость стекала по пищеводу, но согреться все равно не удавалось. Сделав еще глоток, подумала о том, что нужно собрать дрова и наконец закончить то, что начала.
— Нет, — Сирона повернула голову на хриплый голос, легко коснулась ледяными пальцами все еще горячего лба, убирая с них намокшие пряди волос. — Не очень, — бывало и страшнее. Хотя уже не помнила, что почувствовала, когда услышала его крики. Все как в тумане, осталась лишь память о свисте ветра в пролетах между домами и колком снеге.
— Не беспокойся, думаю, что худшее было позади, — мысль о том, что Мерун так мог и до утра не дожить, заставляла сердце сжаться. Он так кричал, казалось, что именно так и будет, не придти кто к ним на помощь. Настолько ли критична была ситуация? Вдаваться в подобные детали не хотелось.
— Спи, утром придет Шунц, — еще несколько раз коснувшись его волос, Сирона встала, чувствуя, что пол уходит из под ног, и вернулась в прихожую.
Похоже она сильно переоценила резервы собственного организма, потратив довольно много сил за последнее время. Старалась не думать о том, что с нею делал нильф и какой стресс заставил пережить. Пожалуй, столкновение с ним оказалось самым большим испытанием за все семнадцать лет. Даже расскажи ей брат о том, что делал с девушками в этом доме, оно не ударило бы по ней так сильно. Что именно в ней надломилось? Она еще не понимала, но чувствовала, что определенно что-то изменилось. Не только походка и манера держать спину прямо, это со временем должно пройти. Что-то… куда хуже.
Следующие минут двадцать у нее ушли на то, чтобы разжечь огонь и не дать тому погаснуть. Хотелось спать, глаза то и дело закрывались, в горле пересохло и Сирона за раз выпила две чашки холодной воды, но это не помогало.
— Я не могу болеть, не сейчас, — не малую часть жизнь девушка провела в постели, переживая легкие или не очень простуды. Продувало ее очень просто и легко, о чем Сирона сегодня не подумала, как не подумала и в ноябре, выходя под ливень в одном платье. Тогда до декабря она провалялась в постели с температурой, злясь на себя, на брата, на Стефана, что отругал ее за потерянное кольцо, еще тогда ей следовало отказаться от всего, остаться здесь, в Вызиме.
Пальцы рук уже почти не слушались и начинала болеть спина. Склонившись за очередным поленом, Сирона вскрикнула от боли и выпрямилась далеко не сразу. Вот Шунц обрадуется с утра, когда обнаружит вместо одного больного сразу двух. Затолкав деревяшку подальше в печь, она подбросила еще коры и закрыла дверцу.
— Ну, вот и все, — выдохнула девушка, слушая, как трещит огонь в печи.
Вернулась в комнату, где, как ей казалось, уже заснул Мерун. На бледном лице еще яснее выделялись темные полосы неровных шрамов, большую часть которых в другое время Сирона просто не замечала. Присев на край кровати, запрокинула голову назад, разминая пальцами затекшую шею. Сдавленно хрустели позвонки, затем костяшки пальцев, которые она сгибала и разгибала, через силу преодолевая сонливость.
— Мерун, а, спит, — тяжелый вздох, рука ласково касалась его щеки, очерчивая следы ожога, оставшегося после того пожара. — Не нужно было, такой… — зевнула так, что в уголках глаз проступили слезы, — такой ценой.
Ей хватило сил на то, чтобы обойти кровать и лечь с того краю, где было место, не смотря на мокрые простыни и матрас. Совершенно забыла про одеяло, но помнила еще, что нужно будет позже встать, проверить как там в печи огонь.

Отредактировано Сирона (2017-04-30 00:10:18)

За время сна Сирона поняла, что солгала, ответив «нет» на вопрос брата. Испугалась, да только не криков боли, а ножа в руках Гера. Да, он отличался от тех, которые рассекали ее кожу, и его держали совсем другие руки, но смотреть на то, как он врезается в тело оказалось выше ее сил. Еще неделю назад Сирона не так остро реагировала на такие вещи, а сейчас рассудок немного прояснился, было похоже на схлынувшую с речного дна воду: за собой она оставила неприглядное, подчас уродливое дно, усеянное мусором и редко, очень-очень редко, крупицами золота и ценных минералов.
Во снах она вновь оказывалась в темной комнате, где горели высокие толстые свечи, из-за которых размеры помещения терялись в тенях. Видела стол, на котором нильф старательно раскладывал инструменты и учил делать это Сирону. Держала в руках нож с тонким и легким, словно перо, лезвием. Резала им подставленную спину старшей «куклы», которая, как ей казалось, ловила в этом собственное, извращенное, удовольствие, понять которое девушке было не под силу.
Остаток ночи и утра она провела блуждая в этих кошмарах, приумноженных поднявшей температурой. Возможно во сне она даже что-то бормотала, ей не хотелось резать, она не желала бить, боялась оказаться на их месте и все таки оказывалась там, под розгами, что жгли кожу точно огнем, с ошейником из кожи и металла, отзываясь на каждое нетерпеливое движение поводка.
Голоса, которые доносились до нее сквозь сон, повернули видения в другую сторону, вернули на сцену, заставляя вновь переживать финал этого кошмара, который, на деле, только начинал разгораться в ее жизни. Там не было света и звуков, но были прикосновения, пронзившие ее до глубины души. Сирона помнила страх, пронизавший тело, и желание, чтобы не пропадали руки, очерчивавшие имя брата на боку. Она и сейчас испытывала нечто странное, касаясь его ладоней, разминая малоподвижные пальцы, касаясь их щекой, чувствуя их на волосах. Дать название этому ощущению казалось чем-то невозможным, однако, определенно, они не были ей неприятны.
— Мерун? — проснулась, почувствовав, что осталась в большой кровати одна. Обернулась, щуря глаза от холодного солнца, просочившегося в комнату сквозь щели в плотной ткани на окнах. Брата рядом с ней не оказалось, но зато слышались его шаги в соседней комнате. Стоило ей пошевелиться, как тело тут же вспомнило о том, что та больна. Сирона ощутила жуткий холод, растекшийся от кончиков пальцев до ног. Дрожь сковывала движения, так что девушка свернулась клубком, думая, что так получится согреться.
Похоже, он понял, что она уже не спит, услышал тихий шепот, потому что шаги в комнате замерли, а затем явно направились в ее сторону.
— Тебе разве можно уже ходить? — перевернувшись на другой бок, Сирона нахмурила светлые брови. — Шунц приходил уже? — похоже да, решила она, приметив на груди и торсе свежую повязку без пятен крови. — Что он сказал? Какие-то лекарства? Нужно что-то приготовить? — ей некогда было лежать здесь, упиваясь слабостью собственного тела. Попытка сесть отозвалась ужасной болью в голове, пульсацией в висках и болью в локтевых суставах, дрожь рук оказалась настолько сильной, что Сирона предпочла опуститься обратно на кровать. Первые дни простуды самые трудные, хочется только спать, пить и умереть, чтобы перестать дрожать подобному осиновому листу и не иметь возможности согреться даже под слоем пяти толстых одеял.

Хотела бы она запретить ему все это делать, чрезмерно утомлять себя нагрузками. Пусть Шунц и разрешил, но это не означало, что Мер мог делать все в том же объеме, что и раньше. Однако как бы она не желала обратного, брат все равно поступил по своему. Слушая его шаги в прихожей и возню с курткой, Сирона свернулась клубочком, подтягивая к груди тяжелое одеяло. Спать не хотелось, но и занять мысли было нечем. В отсутствие каких-либо забот она ощущала себя странно, непривычно и мозг искал себе занятие хоть в чем-то. Пальцы уже сами собой скользили вдоль порезов на кистях, которые откликались слабой болью.
Понимая, что вместо этого нужно бы выпить оставленное рядом с кроватью лекарство, Сирона не находила в себе сил для того, чтобы пошевелиться лишний раз. А брат, как она и думала, с улицы вернулся не в лучшем виде, принеся только пол ведра. Такой сильный и какие-то жалкие пол ведра, она закрыла лицо руками, чувствуя, что то горит уже не только от температуры.
— Выпью, — глухо, сквозь ладони, ответила Сирона, выждала еще несколько минут, глубоко вздохнула и попыталась сесть. Не получилось, вместо этого растянулась на кровати так, чтобы оказаться ближе к Меру. От него все еще тянуло уличным морозом и так приятно было прижаться горячим лбом с холодным после бриться рукам.
— Не думай об этом, — я не хочу говорить все это вслух. — Порезался? — дотянуться до острых скул и впалых щек, на которых остались следы порезов после бритвы она не могла, уж слишком высоко, а руки, казалось, не могут выдержать и собственного веса. — Так мне больше нравится, — слабая улыбка, она на миг прикрыла глаза, упустив взгляд брата, скользнувший вдоль кромки одеяла, сползшего чуть ниже ребер. Скоро придется менять повязки или хотя бы снять их, не позволяя ранам преть в тепле. Впрочем, скоро Сирону не устраивало. Тугие, они мешали ей дышать.
Все так же, не открывая болевших от света глаз, девушка запустила руки под рубаху, отыскивая узелок. Пальцы плохо слушались и вместо того, чтобы распустить его только затянули туже. От досады закусив губу, бросила попытки.
— Они мешают, — пожаловалась, дрожа всем телом в новом приступе озноба. Сказала и тут же вспомнила, перехватила ладонь брата, скользнувшую было следом под одежду. Его наверняка это расстроит, но… Сирона открыла глаза, всматриваясь в его немного угловатое и сильное похудевшее лицо. Что он думает об этом? Она не видела его реакции в момент, когда он лицезрел оставленную для него композицию из обнаженных тел, воска и веревок. Сама не знала, как до конца относиться к тому, что с ней случилось. Мысли то и дело путались, вызывая воспоминания, полные боли, а после перескакивали на те вопросы, которыми она задавалась после приема фисштеха или в те часы, что ее оставляли одну после игры.
«Достаточно больно, чтобы нравиться ему?» — о такой боли шла речь или чем-то ином? Она могла бы спросить сейчас, чувствуя, что под воздействием болезни не сможет думать о другом. — «Такое нравилось Меруну?» — глядя на брата снизу вверх она задалась вопросом о том, кого знала всю свою жизнь. Да и знала ли вообще. — «И…» — последний вопрос не могла произнести даже про себя, однако… имя, хотел бы сам нанести его на тело своей сестры? Или смыть? Который вариант был ближе?
— Дай, пожалуйста, то, что мне оставил Шунц, — запутавшись в сумбурных мыслях, часть которых, возможно, отразилась на лице, Сирона решила кардинально сменить тему. Определенно, задать такие вопросы вслух она не была готова.

Она перевернулась на живот, упираясь локтями, чтобы удобнее было пить настойку. Пальцы не слушались, так что девушка едва не выронила пузырек, а после проглотила слишком поспешно и шумно закашлялась, чувствуя, что не хватает воздуха в груди. Настойка горькая, как правда, к которой Сирона не была готова. Зажмурилась и тихо охнула, ощутив пальцы брата под рубахой. Поджала губы и не сказала даже слова против тогда, что сейчас происходило. Фактически, она сама его об этом попросила, так чего было после отбиваться?
Ткань расходилась в сторону, отлипала вместе с коркой засохшей крови в тех местах, где порезы заживали хуже. Сразу же зачесалось в нескольких местах, Сирона неловко повела лопатками, хотелось почесаться, да хотя бы об угол кровати, о чем она забыла – пальцы брата скользнули ниже, едва касаясь края живота, что подждался от неожиданного прикосновения. Щекотно. Она даже не подозревала о том, насколько щёкотны бывают некоторые прикосновения, низ живота, достаточно чувствительный, бедра и колени, ступни, между пальцев ног, позвоночник и поясница, невольно прогнувшаяся в этом положении. И щекотно было от маленьких бубенчиков, больше не прижатых к коже тканью.
— У меня просто не хватило сил разжать колечки, — она сказала так тихо, что Мерун, не будь его лицо сейчас на одном уровне с кроватью, мог и не услышать. — Я пыталась, но, — губы Сироны задрожали, но слез обиды, злости или досады не проступило. Ей больше не хотелось реветь по каждой мелочи, мысленно обзывая за каждый такой случай себя плаксой. — Было больно, — их проткнули за день или два до представления, готовили ее заранее, у него был составлен план, учитывающий подобные детали.
Она хотела снять их, но хватит ли сил разжать железо? При желании, их можно было попытаться запаять прямо на теле, убирая тонкий шов в том месте, где кольцо соединялось. Сирона не была уверена в том, что даже здоровая сможет что-то сделать. А если да? Сколько придется носить их, прежде чем…
Не найдя верного ответа, девушка ткнулась лицом в простынь, устав держать вес собственного тела на руках, устав от этого всего. Не удержалась, вывернулась, с наслаждением проведя пальцами между лопаток и вдоль позвоночника, пытаясь как можно аккуратнее почесать изрезанную кожу, но все равно цепляла ранки.
— Не знаю, — наконец сдавленно и глухо ответила Сирона. — Хочу, — точно, снять их она хотела, это не обсуждалось даже. Однако способ, которым можно этого достичь. Повернув лицо так, чтобы заглянуть в такие близкие серые глаза Меруна, она старалась решиться на столь неловкий для нее ответ. Одна мысль об этом вызывала странную реакцию тела, под кожу точно впились иглы, нервируя, заставляя изогнуться, а вдоль позвоночника… ох, Сирона об этом думать не хотела, однако попытка почесать его еще раз не дала и близко желаемого облегчения. Это было не тем, что требовало тело.
— Но, — кольнуло под языком, которого как-то тоже коснулись иглы. У других девушек в том доме Сирона видела проколотый язык, и губы, и много других участков тела, о которых и помыслить не могла. Пальцы зацепили край рубахи, схватилась за спасительную мысль, что он уже видел все, что мог, в конце концов на сцене ей не оставили одежды, кроме узлов веревки. Вспомнила тяжелый и грязный плащ, в который укрыл ее Мерун. Решиться было просто, только скажи: «да», но почему тогда так… так сложно?!
Подняв руки к лицу, Сирона с горечью скользнула взглядом по темным тоненьким полоскам, что тянулись вдоль сухожилий и фаланг каждого пальца.
— Я… ты знаешь… у меня… у меня просто не хватит сил разжать самой, — неожиданно для себя начала задыхаться и заикаться, произнося все это вслух. Боялась смотреть в его светлые глаза, смотревшие на нее так серьезно. Задумалась о том, что в этой позе ему очень неудобно, с его то ранами, и чем дольше тянет, тем больнее будет. С этой мыслью тонкие, порезанные вдоль, пальцы отпустили край рубахи, Сирона перевернулась на спину и стыдливо прикрыла глаза предплечьем. И без того красные от лихорадки щеки сейчас просто пылали. Второй рукой, ощутив движение рядом, перехватила руку брата, укусила себя за нижнюю губу и заставила пальцы разжаться, оставив на коже следы от ногтей, которыми сейчас царапала его имя на боку.

Отредактировано Сирона (2017-04-30 03:41:16)

Тело охватила нервная дрожь, никак не связанная с болезнью. Лежа с закрытым глазами, Сирона хотела вновь свернуться клубочком, закрыться и забыться в тяжелом сне. И едва удержалась от вскрика, когда рубаха оказалась задрана до ключиц. Невольно вспомнился Хог, пытавшийся повторить с нею похожий трюк, но не успел. Пальцы впились в кожу, ломая корку засохшей крови, расчесывая порезы. До этого дня ей бы никогда в голову не пришло, что нечто подобное вообще возможно, да что там, раньше Сирона никогда не рассматривала подобную сторону жизни. Она уже давно не была ребенком, которого можно посадить в таз и поливать из ковша теплой водой. Ей уже давно не пять и даже не семь лет, в которые она впервые ощутила смущение, когда меняла повязки на своем ожоге. Все это было странно, страшно неловко и… не стоило просить о подобном поступке Мера. Неправильным все это было.
Пусть она и не видела, что сейчас происходило, но слышала звон, когда Мерун старался расцепить кольца, и чувствовала его прикосновения, на миг решив, что за ними стоит нечто большее, чем… Выдохнула, отгоняя такие мысли. Было бы черной неблагодарностью так думать о брате, что был готов отдать за нее жизнь в том доме. Поэтому она лишь нервно выдыхала каждый раз, когда пальцы Мера срывались и пытались в очередной подцепить тонкие колечки. Похоже было, что он нервничал, Сирона слышала его сдавленное дыхание и боялась взглянуть на сосредоточенное лицо. Так и не отняв руку от глаз, она кусала губы, впивалась ногтями в ладони и порезы, чувствуя уже подушечками пальцев липкую кровь.
Лицо горело, «какой стыд», так ей хотелось сказать вслух, но горло свело, едва она попыталась произнести хоть что-то. Боль в боку лишь немного отвлекала от ощущений на нежной коже груди. Выдержки Сироне хватило лишь на несколько секунд, чтобы оставаться в прежнем положении после того, как рубаха опустилась так же резко, как и поднялась. Девушка всхлипнула, перевернулась на бок, отворачиваясь от него, и прижала руки к груди, чувствуя боль и стук сердца, от которого едва не задыхалась. Губы Меруна мазнули ее от уголка губ по щеке почти до самого уха, оставив после себя еще более противоречивые впечатления от данной ситуации.
Чувствуя на волосах его ладонь, она расслабилась почти сразу, однако не отнимая ладоней от груди. Глаза щипало, не удержалась, светлые ресницы намокли от выступивших слез.
— Они… — Сирона не могла не думать о таком, однако – спрашивать ли об этом брата? — Заживут? — ведь зарастали маленькие дырочки в ушах у девушек, что долго не носили украшений, так что приходилось прокалывать повторно. Соски чесались, украдкой Сирона пыталась унять жжение. — Шрамы останутся, — те, что составляли имя брата сейчас ныли и она надеялась, что он не видел крови на пальцах и боку, — а это… это тоже? — боялась повернуться так, чтобы вновь видеть его глаза и не подозревая, что за выражение на его лице пропустила. Впервые бы довелось ей увидеть его нервничающим, кусающим губы, краснеющим, точно мальчишка?
— Тебе лучше встать, не рискуй, Шунц устанет зашивать тебя опять, — искала возможность сменить тему, не думать об ощущениях, замерших в районе ключиц и позвоночника. Чем это все это было?

Она не видела, скорее чувствовала испытываемое Меруном смятение. Возможно впервые за многие годы они оказались на одной волне, варились в одном котле из собственных сумбурных переживаний, раскрыть которые не было сил и возможностей. Сироне по причине того, что она не осознавала до конца те перемены, которые в ней поселили пережитые кошмары, а Мерун… кто знает, что в голове у ее брата.
«Мои не заживают,» — она переспрашивать не стала, хотя очень хотелось задать вопрос, узнать, о чем он говорил. Но спросит, обязательно, когда-нибудь, это казалось слишком важным, словно Мер в очередной раз открылся ей, пусть и совсем немного.
Упустив момент погружения в сон, Сирона не заметила его ухода, только поежилась, когда из прихожей во второй раз подуло холодом.
— Ты выходил? — поднялась на локте, уже в привычном жесте почесывая едва засохшие ранки на боку. Они чесались сильнее прочих, потому как были свежими совсем. Мер прошел мимо, держа в руках купленные продукты, от него пахло морозом, а в волосах таял в тепле дома снег. — Не надо было, — попыталась слабо возразить, что и сама способна сходить до лавки, что нечего было брату утруждать себя и подвергать свое тело новым испытаниям. С его стороны это было довольно глупым и опрометчивым поступком, в конце-концов его тело было ему инструментом, как и меч, с которым брат редко когда расставался. Она не сомневалась, что если его выпрут, то вряд ли оставят невредимым. Кажется, это были не те люди, что оставляли за собой свидетелей.
Не дождавшись его возвращения, Сирона легла обратно, руки не прекращали сновать по коже, сдирая и расчесывая порезы. Она знала, что делать этого нельзя, но удержаться не могла. Все тело зудело, а отвлечься ей совсем нечем. Здесь не было ни вышивки, ни ее красок, ни… она вспомнила о своих вещах, что были погружены в повозку, когда она переезжала вместе со Стефаном. Их она больше не увидит, пропало все, что ей так было дорого и нравилось: маленькие презенты от благодарных клиентов, кисти, краски, портрет брата, пара любимых комплектов одежды и его последний подарок.
Теперь лежать ей не хотелось совершенно, она слышала как стучит нож о деревянную доску и хриплый голос брата. Почти залпом выпила уже остывшее, но еще теплое, молоко из оставленной на тумбе кружки, встала и, кутаясь в подобранную здесь же старую осеннюю куртку брата, на цыпочках прошла в соседнюю комнату. Было видно, что здесь давно никто не жил и комната использовалась для других целей. Как склад, как банная, как кухня. Оставшись один, брат не завел себе сожителя из числа друзей и не привел в этот дом женщину, хотя по возрасту давно пора было остепениться. Впрочем, нет, последнее уже не было чем-то необычным в этом мире. Шанс завести семью и жить спокойно выдавался не каждому, а тут же Север с Югом затеяли войну, из-за которой в Вызиме было неспокойно. Может и братец ее приложил к этому руку. Чем он занимался на самом деле? Вряд ли охранял обозы или нанимался телохранителем к богатому купцу. Те люди не походили на таких наемников, а вот на тех, от кого эти обозы нужно было охранять – очень. Сирона вспомнила некоторые особенно не приятные лица, возможно испорченные воздействием фисштеха на организм, и содрогнулась. И это в их логове, на их территории, она проторчала целых два дня. Чудом был тот факт, что ее не растерзали прямо там!
Так все же, кем был ее брат? Стоя у него за спиной, похоже он не слышал как она встала и пришла, потому что продолжал остервенело резать мясо и картошку, да так, что не обращал внимания на порезанные пальцы, Сирона по новому смотрела на его шрамы. Вот этот, круглый с рваными краями? От стрелы? И не одной, Сирона заметила несколько похожих рядом. А длинный, рваный и кривой? Ей представилось, как чужой меч ударил его в бок и соскользнул по ребрам. Множество мелких, почти незаметных на фоне прочих, сколько раз вскользь задевало его оружие противника? Врагом назвать этих «других» Сирона не могла, потому как… скорее всего это были такие же как и Мерун наемники и бандиты, или те, что вроде Хога.
— Я тоже скучала, — наверное, ей стоило сначала как-то дать знать о своем присутствии, потому что нож в трясущихся руках Меруна соскользнул, полоснув по пальцу. — Мне не стоило так говорить тебе в последнюю встречу, — она подошла ближе, забирая у него нож. Все еще чувствуя себя неважно, болели колени и спина, стучало тяжестью в висках, Сирона не хотела быть обузой. Наболелась в своей жизни, достаточно просидела на шее родителей и брата, хватит. Нельзя же быть настолько безвольной и бессильной, как и раньше, иначе жизнь ее просто перемелет в своих жерновах. Слабые долго не живут. — Я была… я ошибалась, но… — вздохнула, — просто было обидно, что ты ответил мне вот так, — интересно, а сейчас за заботу о нем он тоже решит прогнать ее за дверь?