Погода становилась совершенно невыносимой — благодаря слаженным действиям матросов и вовремя свернутому парусу они худо-бедно сумели сохранить единственную мачту, но обиженная стихия не собирались отказываться от своей идеи отправить нильфгаардско-реданскую команду на дно морское. Солёный ветер неистово терзал тело, а подступающее отчаянье душу. Выходит, конец — это как-то вот так? Здесь и окончат они свои деньки? А ведь так славно плаванье начиналось! Но Дарвэ все же сохранял холодный рассудок и внешнее спокойствие. Не в последнюю очередь из-за того, что никто из экипажа не жаловался, да и вообще не подавал виду, что что-то идет не так. Оставалось лишь удивляться: неужели для этих суровых людей, большая часть жизни которых прошла на палубе, такой вот шторм — дело привычное и, стало быть, заслуживающее исключительно профессионального противодействия, но только и всего? Но единственное за что Дарвэ сейчас готов был полностью поручиться — флот совершенно не его призвание.
Очухавись, посол снова кинулся то здесь, то там помогать матросам, периодически ободряюще покрикивая. Вот только сам он всё меньше верил в благополучный исход, несмотря на то, что остальные его беспокойства не разделяли. Да что же за железные люди … Причем вскоре рискующие пойти ко дну и стать “железными” уже буквально. Но, кажется, немного распогодилось. Зазевавшись наблюдением за небом, Дарвэ был справедливо наказан — его снова ударило шальной волной.
— Да блядское ты же солнышко, а!, — богохульно процедил сквозь не попадающие друг на друга зубы прорычал посол. На смену бледному отчаянью пришла бессильная злоба. Ну не ему тягаться со стихией! Почему она бездействует? Корабль снова тряхнуло и он оказался на палубе. В спину снова и снова ударило ледяной водой. Отфыркивая воду и с трудом поднимаясь, Дарвэ обнаружил перед собой Филиппу. Кровь не укрылась от беглого осмотра, чародейка была ранена. Но, к счастью для всего экипажа, всё же в состоянии разумном, движимом и, хотелось бы надеяться, чародействующем. Промокшая и раздраженная не меньше, чем он сам, Филиппа любезно попросила привязать её бесценную персону к мачте. Не понимая её замыслов, Дарвэ вопросительно изогнул бровь. Впрочем, если он что-то и понимал в чародейках, а с некоторыми он был знаком очень близко, играть в жертву морским божествам явно в её планы не входило. Кивнув, посол схватил запасную веревку, установленную на крюках мачты, и умело привязал чародейку. Была в этом некоторая ирония: морских узлов он не знал, а потому связывал теми, которыми обучен. В последний раз он пользовался такими, когда они схватили шпиона. Кажется, реданского.
Надежно зафиксированная, Филиппа не теряла времени и начала колдовать. Справедливо рассудив, что “Солнечному” его помощь больше не нужна, Дарвэ остался с другой стороны мачты, у узлов. Корабль все также метало, волны все также били по палубе, а чародейка продолжала выкрикивать формулы на Старшей Речи. Но погода не могла сравниться с одной из лучших чародеек Севера: волны заметно утихли и хоть солёный ветер все также скотски холодил, корабль перестало метать как дешёвую портовую шлюху в ожидании швартовки зерриканского судна. Неужели, всё кончено?..
— Чо вылупились, сосунки? Подняли челюсть и продолжили работать, мерзавцы! Туфельки госпожи Эйльхарт поцелуете потом в частном порядке, — зычно проорал Тибальд, не позволяя матросам передышку. Пускай шторм и разогнали, впереди ещё достаточно работы. Повернувшись к чародейке, капитан почтительно поклонился, всем своим видом показывая, что против неё, а уж тем более её туфелек, он ничего дурного не имеет и желал исключительно напомнить матросам об субординации, да о том, что у них ещё оставалась работа.
— Благодарю вас, Филиппа. Боюсь без вас мы бы совсем пропали, — обойдя мачту, Дарвэ устало улыбнулся их спасительнице. Деликатно взяв её руки в свои, он сплелся с Филиппой пальцами и, насколько сумел, нежно разогнул её пальцы, ровно как она и попросила. Ещё с минуту изучал её. И смотрел не на грудь, привлекательно очерченную мокрой блузкой, а прямо в глаза. Было очевидно, что спасение корабля отняло у неё немало сил. Но не стоило беспокоиться — теперь, когда шторм отступил, она сможет достойно отдохнуть, — Вы ранены, позвольте я провожу вас до каюты. Я настаиваю.
Ослабив узлы, Дарвэ осторожно освободил чародейку и со всей положенной вежливостью предложил ей локоть. Оставалось лишь радоваться, что она согласилась принять участие в охоте за “Призраком”, хотя оный сейчас был наименьшей проблемой. Сегодня госпожа Эйльхарт показала себя настоящим товарищем и членом команды, чью важность сложно переоценить. Едва ли хоть кто-нибудь на “Солнечном” желал бы оказаться кормежкой для рыб или, что ещё хуже, для мерзких маленьких крабов. Неровной походкой, парочка наконец добралась до каюты. Извинившись, Дарвэ быстро исчез за дверью, давая Филиппе возможность привести себя в порядок или, на худой конец, переодеться. Однако вскоре вернулся и, постучавшись, вошёл, сочтя излишний церемониал нелепым в подобных условиях:
— Простите, если вновь беспокою вас, но подобные события для меня в новинку и, вынужден признаться, шторм реальный разительно отличается от всех возможных описаний очевидцев, с которыми мне приходилось сталкиваться. Так вышло, что “Эдикт о скромности” никак не комментирует быт на море, а потому у меня с собой чудом оказалась парочка бутылок меттинского розового. Я страшно боюсь простыть, а потом желаю немного отогреться. Присоединитесь?