Останавливать волка не пришлось – опередил желтоглазый хрен, как видно, разделяющий мнение насчет того, что поцапаться между собой они еще успеют при желании и возможностях. А сейчас они – команда, все, кто против бешеного зверья.
Фил воспользовался моментом, чтобы выдернуть нож из лисьей головы. Стараясь не терять ни полсекунды, резко распрямился. И пошатнулся, едва не уронив оба ножа. Виски премерзко сдавило. Он тяжело вдохнул морозный воздух. Стекляшка в плече будто плавилась. Но если избавиться от нее прямо сейчас, будет хуже. Точно что-нибудь пропустит. Кого-нибудь.
- Я догадывался,- буркнул Фил в ответ на инструкции желтоглазого. Беззлобно, почти весело. Стекляшка горела.
Еще немного. До таверны с легендарными ведьмаками, вроде как покойными. Он не может это пропустить. Фил сжал зубы, почти скалясь. Пнул по шее непонятно откуда свалившегося гуся, ожидая, что придется добавить ножом. Но тут прямо перед носом выросла зеленая стена, отрезая дурную птицу. Фил тряхнул головой. Куст не исчезал. Крест-накрест взмахнул ножами. Посыпалась зелень. «Ну все… дерьмовое дерьмище»,- заключил он, отскакивая и криво рубя внезапную растительность, лезущую прямо из-под ног, сквозь брусчатку и звериные кишки. Судя по звукам вокруг, кусты были реальностью, пусть эта реальность и была больше похожа на безумную галлюцинацию. Кусты тянулись в черное небо. Грянул звериный вой. Все норовили заслонить прыгающие перед глазами цветные пятна.
Фил моргнул, обнаруживая себя схватившимся за что-то здоровой рукой и благодаря этому устоявшим на ногах. «Чем-то», как он, проморгавшись, заключил, оказалось левое плечо Региса, заляпанного кровью и как ни в чем не бывало рассуждающего о чудесах и не только. Сквозь остатки кустов просматривались звери. Удивительно, невероятно тихие.
- Угу,- согласился Фил по всем пунктам сразу, отцепляясь от вомпера и возвращая ножи в крепления. Пальцы немного дрожали.
Желтоглазый хрен, к которому мысленно примерялось почетное звание нормального хрена, задавал очень правильные вопросы. Правда, вряд ли кто-то здесь знал на них ответ. Единственным положительным моментом в творящемся безумии было то, что оно как минимум прервалось, а может даже закончилось. Новичок, представившийся Ричардом и успевший поучаствовать в бойне, втягивал когти. Отличное пополнение в компании.
- Фил. Допустим,- хмыкнул Фил, рассматривая очередного вомпера на свою голову. Видно, не такие они редкие, как их малюют.- А лекарь и тут есть, справимся. Он не только философ, а еще и гуманист,- второе было серьезно и многозначительно добавлено после паузы и обращено в большей степени к вроде нормальному хрену, все еще подозрительно зыркающему на Региса.
Ну да, вомпер. Тем не менее, только что защищал людей. Ну да, ведьмак. Тем не менее, только что делал то же самое. Контракту, обязывающему устроить разборки, вроде бы взяться неоткуда, а вопросы с ведьмачкой наверняка можно решить без крови. Вот и нечего.
- Как раз проверим, сработает ли твое зелье, Ламберт,- мешочек он принял без колебаний, но применять таинственный ведьмачий порошок пока не спешил.- Только я бы сначала добрался до таверны на всякий случай, а потом выдергивал эту хрень,- снова обратился он к недавно терзаемому совестью за невнимательность и утрату лечебной сумки гуманисту, протягивая ему извлеченную из-под дублета сирингу, чистую и не пострадавшую. Снова обычную с виду и не прилипающую к пальцам.- Правильно рассуждаю, доктор?
Разноцветные пятна настырно выплывали среди пестрого побоища из зелени, человеческих и звериных останков. Лицо наоборот утрачивало последние краски. Фил болтал с привычной легкостью, держась на ногах с не очень естественной деревянной твердостью.

Отредактировано Феликс Фогг (2016-10-01 22:53:54)

За всем увиденным, Эскель не сразу понял, что его медальон дрожал. И с каждой секундой дрожь становилась все сильней, говоря о присутствии рядом чего-то магического. Но чем, как не магией, страшной и кровавой, можно было объяснить представший перед глазами ведьмака "пир наоборот"?
Голос появившегося товарища отвлек его от размышлений. Оторвав взгляд от ужасной картины перед собой, ведьмак посмотрел на Геральта.
- Да, пожалуй, нам пора в дорогу. Главное только тихо обойти эту самую "мерзость"...
И словно затаившееся зло того только и ждало, ведьмаки внезапно начали погружаться во тьму. Расставленные по всей таверне свечи стали разом затухать, будто невидимые слуги возвестили об окончании отвратительного банкета. А если не вдаваться в столь несвойственные ведьмакам поэтические сравнения, то можно сказать намного проще и безрадостнее - почти мгновенно дуэт монстробоев обнаружил себя наедине с целой тьмой обезумевших зверей. Любой другой на их месте давно бы обгадил портки и потерял бы всякий шанс на выживание, но благодаря мутациям они видели во тьме. На уровне очертаний, но это было уже что-то. Всяко лучше, чем слепо махать бесполезным железом.
Громкий визг вепря заглушил короткую ругань Эскеля и дал понять, что их заметили. "Факелом бы сейчас кинуть в самый центр этой погани, да город можем сжечь к херам. Хотя если такое творится повсюду, то может и стоило бы!" - подумал ведьмак, покрепче сжав рукоять верного клинка. Тем временем попытался открыть им путь на чердак, дабы устроить бешеную гонку за выживание, но кто-то явно не хотел отпускать их - из открывшегося люка выпало массивное кресло. Он сломало единственную лестницу на чердак, проломило пол и едва не увлекло за собой белоголового напарника. Отчаянно балансируя, тот все же смог обойтись без помощи ведьмака. А потом им обоим пришлось взглянуть в глаза неизбежности. "Пробиваться, ха? Безумная идея, но похоже иначе никак, раз лестница на чердак сломана. Эх, опять дергать Смерть за усы!"
- Ну что ж, напьемся крови наших врагов и изваляем всю морду в шерсти так, чтобы неделю чихать пришлось! - смирившись с неизбежным, Эскель нырнул вниз вслед за Геральтом. И так гонка по крышам сменилась на безумную пляску во тьме.
Ловко приземлившись, он вышел из кувырка размашистым ударом, отрубив пару звериных голов.
- Сейчас ни хрена не утро, хватит орать! - пнув подвернувшийся под ноги стул, он метко сбил со стола силуэт дико орущего петуха.
Медальон бился в судорогах в унисон с резкими движениями ведьмака, будто сам плясал сейчас со смертью, дергая ее за длинные усы. Усы, немного напоминающие кошачьи, что только что промелькнули с растопыренными когтями прямо перед лицом Эскеля, прежде чем он разрезал тушу напополам. Кровь лилась рекой, глаза, как ведьмачьи, так и звериные, отчаянно сверкали во тьме, словно обезумевшие светлячки. Не удивляли уже даже знаки, казалось, в несколько раз усилившие свое действие - очередную скотину, отброшенную Аардом просто размазало по стене, сломав все кости. Словом, творилась полнейшая чертовщина, прикрываемая от чужих глаз надежным покровом тьмы. И казалось не будет этому конца - ни силам ведьмаков, ни потоку хлынувшего на них зверья, как невидимый кукловод в очередной раз сделал свой ход.
Поглощенный запалом схватки, Эскель не сразу понял, что что-то случилось. Вот он замахивался, чтобы отрубить голову поросенку, ухватившего его за штанину, а вот он резко сам отпустил его и упал, будто подрубленный кем-то. Но покрытый кровью клинок ведьмака по-прежнему возвышался над ним, и голова была прикреплена к шее, как приказано природой. "Что?..." - раздался вопрос в голове у застывшего Эскеля. А потом до его слуха дошел самый тревожный звук. Звук абсолютной тишины, звук пустоты. Он больше не слышал воплей обезумевшего зверья, лишь Геральта, да шум обоих дрожащих медальонов.
- Чудеса за чудесами... - он оглянулся, с удивлением подтверждая творившуюся вокруг картину.
Сквозь тьму он видел, что схватка прекратилась и повсюду валялись неподвижные силуэты зверей. Напрягая слух, он попытался услышать - может быть где-то затаились полные сил враги, готовые в любой момент напасть на ошарашенных ведьмаков? Нет. Все, что он услышал - лишь чей-то плач, слабый и печальный. Он не знал почему, но ему казалось, что его источник ведет куда-то за город.
- Ты тоже это слышишь, Геральт?
Он в который уже раз за ночь смахнул кровь со лба и облизал поцарапанную губу. Отыскав взглядом уцелевший стул, он не смог удержаться от соблазна сесть на пару мгновений и передохнуть.
- Сперва на город нападают обезумевшие звери. Потом из мертвых возвращается старый друг, получивший удар вилами в живот и почему-то избегающий называть своего товарища по имени. А теперь то самое зверье, что так хотело порвать нам глотки, внезапно дружно падает без всяких чувств на землю, - он сплюнул застоявшуюся слюну. - Любой нормальный человек уже давно бы забился в угол от такой череды событий за одну ночь, неправда ли? - ведьмак криво ухмыльнулся своей уродливой рожей.
Он выглянул в разбитое в пылу боя окно. Снаружи было все так же тихо и зловеще, как и раньше, когда они осматривали окрестности с крыши. Вот только теперь, пожалуй, Эскель совершенно не знал, чего ожидать дальше.
- Что-то мне подсказывает, что та лестница на чердак была здесь единственной. Похоже, придется немного пройтись по улице - заодно и узнаем повсюду ли такая хрень творится. Укрывшимся в той таверне это бы здорово помогло.

Ничего путного краснолюд не ответил - попросту не успел, ибо рядом оказалась Шани. Без лишних раздумий приобняв медичку, дабы не смели ее прочь, бард ощущал себя струной, затянутой так туго, что еще немного потянуть и порвется, разметая стальные кусочки души по всей неблагой таверне. И пока рыжевласая верила, без лишних вопросов принимая возвращение Геральта, будто само собой разумеющееся, бард сам себе надумывал всякое. А вдруг не ради спасения их прибыл призрак прошлого? А вдруг не стоит верить так безоглядно, так бездумно тому, кто по странной причине не признал лучшего друга своего? Если уж Геральт решил пошутить, то шутка выходила отвратная. Может, и правда не помнил? Тогда, может, и веры ему нет?..
Дурная мысль, но беспощадная и опровержений себе не находившая.
- Умница, Шани, - нашел мгновение тихо похвалить девушку, пока Золтан расписывал “геральтов план”. Был он, скажем так, не блестящим, а вовсе опавшим и каким-то хиленьким. Все естество поэта требовало бежать отсель, бежать без оглядки, а не жевать сопли, прячась за чужими юбками.
- Спрятаться в подвал, - повторил он вслед за Хиваем, и на живом лице барда вмиг расцвел скепсис. - И ждать, пока сожрут живьем, или что загорится? План, может, и хорош, но без меня. Вы как пожелаете, а я хочу выбраться из этого горящего борделя, и не вперед ногами.
Оставив друзей в очередной раз, Лютик уверенным ходом двинулся наверх, попутно схватив с чудом уцелевшей вешалки чью-то черную шубейку - ни дать, ни взять, как его бывшая обновка! Бегать по таверне, нарезая круги, входило в некую сомнительную традицию, и потому менестрель, резко ей изменив, просочился в неприметную дверь, ведущую на чердак. Выходы иные были забиты да наспех заделаны, а через чердак и Геральт с Эскелем куда-то ноги сделали… неужто ведьмаки, поджав хвосты, утекли? Даже если и так, двигало нынче Лютиком совершенно иное желание - своими глазами увидеть, что творится на улице. Видел он лишь начало, и то краем глаза, цепляясь за Геральта, посему настал момент вдохнуть свежего морозца и узреть, что же натворилось за время окопания в якобы месте безопасном. Однако не только жажда созерцателя подхлестывала поэта, не только желание подышать. Нервно дрожало в нем что-то такое, из-за чего на месте не усиживалось да не выстаивалось, и потому он не придумал ничего лучше, как поступить в своем репертуаре: влезть туда, куда ему не стоит. Например, вылезть с чердака на козырек, припорошенный снегом.
Сапоги пытались скользить, но сколько раз он бегал по крышам от ревнивцев да стражи - не счесть. Осознавал Лютик, какую дурость совершает, но то, что открылось его взору, вмиг затмило любые размышления о целесообразности поступков.
По снегу белому стелилось грязным ковром человеческое - тела ль, кровь ль, или то, что остается от людей, - выписывая ужасающими, тошнотворными рисунками целые картины побоища. Краем мысли мужчина порадовался, что вылез в проулок, где общий кусочек всей багровой мозаики щадяще отнесся к пытливому уму. Хотел было оглядеться, посмотреть, куда же делись звери, почему затихли, и не ловкий ли это ход со стороны того, кто правил сим балом, но тут ветром принесло что-то, что барда отвлекло, даже сказать, приманило.
Плач, на грани слуха, женский. Как песня, от которой когтями ледяными водит по душе. И будто в самое его голове…
Где-то такое он уже слышал.
По мху спуститься было плевым делом, как и трусцой пробежаться вдоль можжевельниковой изгороди. Белели стволы мирта, зеленели лопухи можжевельника, вытягивающиеся вверх с таким упорством, будто вечно тут были и вечно тут будут. Лютик вновь попытался бросить взгляд в сторону - там алели россыпью светлые волосы, и красивое синее платьице клочками вбирало кровь… Сглотнув, поэт прислушался к тому плачу. Не герой он, но, может, поможет кому? Или узнает, почему же этот плач звучит не в ушах, а в голове. А чем сильнее прислушивался, тем громче он становился. Кажется, сделал пару шагов, а уже оказался у ворот Третогорских. Кажется, остановился у изгороди дома близ Новиграда, а уже идет тропкою куда-то дальше. Запахнув шубу, тронув лютню за спиной, Лютик чуял особым местом, что вляпался сильней, чем предполагал.
- Дороги забытые, дороги разбитые, - негромко затянул, чтобы идти туда, куда ведет его незримая плакальщица, было не так страшно, но голос дрожал, - ложатся под стук копыт, и сердце спешит.
И ветры попутные не связаны путами,
И утро не станет ждать,
Нельзя опоздать.
Перед бардом вырисовывался силуэт высокого кострища, а у кострища сновали силуэты. Люди? Падальщики? А плач все крепчал, и ноги несли сами вперед.

Йеннифер при слове "джинн" всегда или кривилась, или как-то недобро и многозначительно усмехалась, особенно, если рядом был Геральт, а Цири так и не удосужилась спросить, что за история связана с духом стихий. Про них самих она знала мало, если не сказать, что совсем ничего. Регису, наверное, виднее. Ей же казалось, что сейчас это не столь  важно, что же на самом деле случилось — не со всем можно разобраться и не со всем можно иметь дело. Иногда приходится просто отойти, отступить, и натренированная за это недолгое время бегства от Дикой охоты интуиция подсказывала, что им сейчас стоит поступить именно так.
На раскрытой ладони, узкой и длиннопалой, лежала флейта, и флейта казалась самой обыкновенной — кроме ощущения, которое она вызывала у нее и как отзывалась в ведьмачьем медальоне, который почти сразу отреагировал на магию. Но это было единственное, что Цири про эту флейту могла сказать.
— Медальон от нее дрожит, — она машинально накрыла рукой кулон, который холодил кожу под одеждой даже через рубашку. — Магическая флейта, правда, это ты, наверное, и так знаешь. А еще... я видела такие... далеко отсюда, очень далеко, с похожими узорами и похожей формы. У моего друга очень похожая, только не магическая.
Эльфы Aen Elle всегда придавали большое значение музыке, и музыкальные инструменты всегда носили для них смысл чуть ли не сакральный. Но эта флейта дышала древностью, и как бы ни была стара флейта Аваллакха, с этой ей ни за что не сравниться: ни по возрасту, ни по силе, которая чувствовалась в ней и которая была в ней заключена. Цири вспомнила тихую мелодию, которую они услышали за несколько мгновений до того, как загорелся портал в далеком мире, давно покинутом прародителями эльфов обеих вселенных, но все еще хранящем следы присутствия Aen Undod.
— Расскажешь мне, что за флейта? Только доберемся до безопасного и теплого места, — Цири огляделась, показалось, что где-то слышен едва различимый в тишине плач. Ни плач, ни тишина не были естественными, и в темноте вымаранного в крови праздника бродили тени людей, только-только начинавшие приходить в себя. — И раненых перевяжем.
Она покосилась на человека, с которым только что билась спина к спине, чувствуя, что не приходится ждать удара в затылок. Такого не было уже давно, и возвращение к странному братству, которого Цири когда-то лишилась по собственной воле, было едва ли не болезненным и головокружительным опытом, вышибающим из реальности и отбрасывающим в прошлое, где из-за нее умирали люди. А ведь она дала слово, что никто больше из-за нее не умрет. Пока они брели через переулок до дверей таверны, между ними висело какое-то тягостное молчание, но у каждого на то были свои причины.
— Видимо, они ушли.
Было трудно скрывать разочарование в голосе и глотать вдруг появившийся в горле комок. Именно ушли — а не то, что их загрыз какой-нибудь обезумевший медведь, вышедший из леса. В таверне еще оставались люди, но последний уцелевший светильник не давал света, чтобы разглядеть хоть кого-то.
— Эй! Хорош хныкать, — Цири рывком подняла с пола перепуганную насмерть разносчицу, чей белый передник напомнил ей о бинтах. Девчонка немногим старше ее воззрилась на нее большими васильковыми глазами и чуть было не прикрылась руками от испуга, но вовремя опомнилась. — Все кончилось. Давай быстро за чистыми тряпицами, лучше простыни рви. Регис, тебе нужна помошь?
Чтобы не думать о плохом, нужно заняться делом. Рецепт Весемира работал всегда, и Цири всегда старалась ему следовать.

- Только не говори мне, что ты все хочешь свалить на дуба. Старого Короля. - Геральт подавил смешок. И тут же нахмурился. - Чародейкам, вот как. Ты знаешь, об этом лучше поговорить позже...
Он осекся, услышав имя Йеннифэр. Снова и снова следы прошлого находятся рядом, до них нужно лишь рукой дотянуться, но тут же они пытаются ускользнуть, исчезнуть, забиться в угол и спрятаться. Геральт ответил Эскелю не сразу.
Нет, его не задевали эти упоминания и предположения, нисколько, особенно с учетом того, что исходили они от такого же ведьмака, как и он сам. Шуточки в их среде и так частенько были специфичными.
- Я не знаю. Я не помню, кто это, но это имя важно. Понимаешь, я помню обрывки гона с Дикой Охотой, я помню имя Йеннифэр, я помню какой-то остров и, кажется да, смерть. Все остальное - как в тумане. Я хочу разобраться с этим, пока кто-нибудь не начал меня использовать. И лгать.
Их разговору суждено было быть отложенным на потом. Площадь перед воротами отнюдь не вселяла надежды на лучшее, она скорее навевала страх и отвращение. Очень много смерти. Делирий надолго поселится в этом городе, держа его в своей тени и сводя с ума самых крепких.
Но не этих двоих. Жизнь ведьмака готовит их к ужасам и проклятиям, учит контролировать свой страх.
- Если вообще восстановятся. В этом поколении хотя бы. - ответил белоголовый, проверяя тела на предмет выживших.
Никому не повезло на этой площади, кроме спрятавшегося в караулке безумца, заоравшего о чудовищах и захлебнувшегося своей кровью после меткого удара Эскеля.
Снова им приходится убивать людей. Снова они не могут с этим ничего поделать. Сегодня для многих смерть станет облегчением, освобождением из пут жизни под меткой безумия. Это даже не жизнь, а существование.
- Это значит, что нас ждут. Если бы нас всерьез боялись и хотели уйти, давно бы это сделали. Что ж, не будем опаздывать? - с небольшим вызовом в голосе спросил Геральт.
Хотелось покончить с этим и убраться подальше от Новиграда. Нужно будет лишь найти Трисс. Она оставалась в таверне, и он не видел ее, когда он с Эскелем уходил через чердак.
За городом картина была немного лучше - людей в Обрезках и у реки оставалось немного, большинство ушли на праздник за стену. Животные разнесли пару сараев, но помимо этого ведьмак заметил в окнах несколько испуганных пар глаз. Люди не знали, кончился ли этот кошмар.
Они не могли знать, можно ли доверять змееглазым выродкам.
Геральт их не винил. Им стоило двигаться вперед.
- Плач все громче. Близко.
Он остановился на мгновение у скулящей собаки с перебитыми лапами. Всеми. Переживший вспышку безумия пес с окровавленной пастью жалобно смотрел на ведьмака и скулил. Одним движением руки Геральт прекратил страдания животного, и двинулся дальше.
Ему казалось, что плач сплетается в какую-то мелодию...

Отредактировано Геральт из Ривии (2016-10-12 01:13:03)

Кровавый делирий правил городом. Его цепкие лапы хватали каждого оставшегося в живых человека и спасением от безумия была лишь милосердная быстрая смерть. Как раз та, которую подарил стражнику Эскель. И скольким несчастным еще придется "помочь" в эту ночь?
- Дикая Охота? Ох не к добру это, Геральт. Люди верят, что она приносит несчастье, смерть и войну. Но тебя она, получается, спасла? Чертовски странная история, мир и в правду сходит с ума.
К счастью, за стеной города в Обрезках жертв было намного меньше. Несколько порушенных сараев, да испуганные люди, спрятавшиеся в домах. Ведьмак поймал на себе несколько взглядов полных ужаса из окна очередного жилища, мимо которого он проходил с товарищем.
- Про ложь ты хорошо подметил. Надеюсь, ты доверяешь своему товарищу-ведьмаку? - с горькой усмешкой спросил Эскель, пока Геральт прекращал мучения какой-то дворняги. - Не хочу торопить события, но ты всегда сможешь найти приют в Каэр Морхене, нашем общем доме. Ты помнишь его? Я, старик Весемир и вредный, но все же добрый хрен Ламберт всегда будем рады тебя видеть и помочь чем сможем. Кстати... - он на секунду задумался. - Если ты смог выбраться из лап смерти, да еще с помощью Дикой Охоты, то и Йеннифэр может оказаться живой. Быть может она как раз ищет тебя. Что до того, кто же она... - Эскель сделал паузу, подбирая правильные слова. - Если говорить прямо - она твоя баба. А между нами - крайне своеобразная, как и все чародейки. Уж любишь ты необычных женщин...
А плач тем временем начал сплетаться в какую-то мелодию. Было в ней нечто мистическое, уловимо знакомое, хоть ведьмак и был далек от творчества. Но вскоре нечто другое привлекло его внимание.
- Смотри, Геральт - кострище. Быть может кто-то живой есть или там сидит сам виновник этого чертового праздника.
Пробираясь сквозь кашеобразный снег, Эскель смог разглядеть три силуэта. "Ну по крайней мере они принадлежат людям, а не очередному зверью. Хотя после встречи со стражником можно ожидать худшего..." - подумал он.
Подойдя поближе, он смог получше рассмотреть людей, стоящих у кострища. И обычно невозмутимый ведьмак очень сильно удивился, узнав одного из них.
- Лютик? Какого черта ты делаешь здесь, а не в таверне? Что произошло?

Отредактировано Эскель (2016-10-19 20:34:43)

Странная компания собралась, и напряжение в воздухе принялось сгущаться, словно кто ложкой замешивал ведьмино зелье, кипящее загадочным, зловещим зеленоватым цветом в котле. После своих тяжких размышлений о природе явлений сегодняшней ночи, Лютик не сразу ответил на вопросы, потому что сначала долго и пронзительно вглядывался в Геральта. Не был он похож на призрака, как не был похож на мертвеца, восставшего ради какой дрянной шутки. Однако не умаляло это подозрительности, с которой бард, переживший за эти гадкие полгода чересчур многое, относился ко внезапно ожившему лучшему другу.
- А все побежали, и я побежал, - уклонился от ответов, в свой черед перейдя в наступление. - Лучше поведайте мне, почему мертвецы встают из своих могил, и все им верят, словно живым? Почему я должен отвечать тебе, Геральт, если даже не знаю, что ты - тот самый Геральт, с которым меня столь многое связывает? Вдруг ты морок, или одержимый какой, или допплер, решивший так над всеми нами подшутить? И не странно ли то, что именно в ночь мертвецов и злых духов, ты явился живой и здоровый, да только без памяти?
Обиды в сих словах было много. Злой, застоявшейся, с неприятным душком. Может, не запей бард на полгода, да не попади в цепкие руки Роше, который бросил менестреля на амбразуры шпионской деятельности, он смог бы подавить это, но ситуация не располагала к всепрощению. Возможно, если они спокойно сядут в таверне, поговорят обо всем, выпьют с бочку какой худой самогонки, то смогут найти те грани, которые помогут им вспомнить былое. Но что сделано, что сказано, того не воротишь.
- Странно, что ты не задумался о том же, Эскель, - с привкусом горечи добавил Лютик, предчувствуя, что не найдет отзвука своих подозрений в этом обществе. Вернее, мужик и старик, переводящие взоры с барда на ведьмаков, наконец-то решили, что чужие на этом празднике, и потому, махнув руками, отправились тянуть телегу с павшими. Но не тут-то было: со стороны моста, по которому можно было выйти из Обрезков, донесся волчий вой. Протяжный, зловещий, цепляющийся за душу острыми когтями, что вспарывают все страхи, таящиеся в вечной тьме.
- Что за напастия... - пробурчал старик, а мужик, подойдя к шесту, на котором крепился факел, снял его и сделал шаг вперед, словно пытаясь разглядеть, откуда доносится вой. А тот повторился, и на этот раз к нему присоединились другие. Но стал тот вой ближе, и теперь стало слышно, что воет не волк. Но и не человек.
- Назад, хлопцы, - тихо прохрипел мужик, - текать нужно...
Из тьмы, словно бравируя, в отблески света выступил силуэт, смутно напоминавший человеческий. Он был высок, потому что ноги его, сплетенные прутьями и ветками, возвышались над землей. Он был худ, потому что все, бывшее в теле человеческом, усеяло ветви и прутья, которыми оплелись ребра и хребет. Он был похож на ужас из преисподней, потому что у этого чудища лесного было человеческое лицо молодого парня, которому выели глаза и заселили замест них светлячков. Над черновласой головой возвышалась жуткая, сплетенная из цветов и листьев остролиста, корона.
- Цветочки, - прохрипело, прошелестело и провыло существо, опустившись на четвереньки: руки его были похожи на искореженные и вытянутые человеческие, но вместо пальцев были огромные когти-секачи. Глаза-светлячки, трепещущие в окровавленных глазницах, словно бы во все направления смотрели.
- Цветочки были... кровь за кровь... мне даровали кровь, и кровь я дарую вам. По старому обычаю...
Мужики встали, как вкопанные, не замечая, как от когтей-секачей расходится по грязному снегу плетенка корней, как телегу с телами опутывает лоза, как подступает она к их ногам. Существо будто отвлекало их своим странным говором, чтобы подобраться корнями, чтобы схватить в плен ядовитого плюща и сжать, раздавить, окропить землю еще большей кровью.
Лютик вздрогнул, моргнул и дернул мужика за руку. Другая рука была занята лютней, и потому старика одернуть он не успел - лоза подобралась к нему слишком близко, обвила за ногу и дернула к себе.
- Ааа! - тишину вспорол жуткий крик человека, который вот-вот расстанется с жизнью. Лютик зажмурился и отвернулся. Факел, который грозился погаснуть, выцепил лишь очертания существа и пару десятков блестящих кровавым светом глаз - волчья стая, одурманенная и послушная этому монстру.
- Что было даровано и не закончено, - проблеял, промяукал и прорычал Старый Король, - то будет даровано людям. Крови хотели? Кровь и получите!
- Он говорит про ритуал, - дрогнувшим голосом проговорил Лютик чуть слышно. Мысли лихорадочно бросались из крайности в крайность, и руки сами собой сцапали лютню, а пальцы прошлись по грифу, цепляя струны в мелодичной созвучии. Существо замерло, и волки выть перестали, будто к музыке этой прислушались. Но всего на мгновение, потому что вдруг монстр заверещал, замурлыкал и зачирикал, вырывая когти-секачи из земли, окропленной кровью, медленно двинулся на ведьмаков.
- В это время года, из раза в раз, и вновь, - протянул дрожащим, будто листик на осеннем хладном ветру, голосом бард, отступая к кострищу, - пока в небесах светит злато и кровь, и солнце летнее тускнеет в небе зимнем, пора!
Леший зарычал так явно и так страшно, что их обдало застоявшимся запахом зверинца, гнилыми листьями и духом разложения.
- Скорее, - нашелся Лютик, натянутый, как струна, бледный, как поганка, - подожгите кострище! И не подпускайте ко мне!
Мелодия, которую наигрывал бард, словно не злила, а пугала существо. Волки, коих было с десяток, выглядели рассеянными, но послушными своему не менее рассеянному хозяину. Глаза-светлячки трепетали от негодования.
- Сожру вас с потрохами! - прошипел, протрещал и прозвенел леший, а после волки бросились на ведьмаков.
Лютик, отвернувшись, отчаянно выводил мелодию, с чувством напевая слова, обязанные помочь.

Ситуация быстро перерастала из неожиданной встречи в острый, словно здешний мороз, конфликт. Будто большего дерьма не хватало в эту ночь.
- Если это допплер, Лютик - то настолько умело притворяющийся ведьмаком, фехтующий и владеющий знаками - что он чертовски полезен сейчас. И я достаточно подставлял сегодня ему спину, чтобы он мог с легкостью от меня избавиться. А вот что делает здесь изрядно бесполезный в драке бард - уже другой вопрос. Но отложим все на потом, сейчас не время свары устраивать, - ответил Эскель поэту, пытаясь примирить начинавшуюся перепалку. "Странно, все слишком странно в эту ночь. Последствия злого умысла таинственного кукловода, устроившего резню с помощью зверья? Или просто Предназначение решило устроить ночь странных совпадений? Слишком много вопросов, слишком мало ответов..."
Но времени не было и на раздумья. Стоило двум незнакомцам, откровенно махнувшим рукой на свары ведьмаков и обнаглевшего поэта, тронуться в путь со своей телегой полной трупов, как пронзительный волчий вой сообщил - это еще не конец. А потом оказалось, что вой принадлежит совсем не волкам, и по замерзшей спине Эскеля медленно поползли мурашки. "Вот и он, источник безумия зверей" - подсказала ему интуиция, когда из тьмы вышел леший. И заслушавшись его зловещей речью, засмотревшись на его ужасный вид, ведьмак сделал ошибку. Он слишком поздно заметил подбирающуюся к старику лозу и не успел спасти его. Рванувшись вперед, Эскель попытался было дернуть его на себя, но не успел и ему осталось лишь смотреть на то, как в мучениях умирал старик. "Сколько всего погибло сегодня?" - на мгновение промелькнуло у него в голове.
А затем на них напали волки, подчинявшиеся лешему. И снова полилась звериная кровь рекой.
- Лютик, во чтобы то ни стало - не прекращай ритуал! - крикнул мгновенно сориентировавшийся Эскель, покрепче перехватывая рукоять клинка.
Первый кинувшийся на него волк лишился головы, второй - остался лежать на кровавом снегу, вывалив на него свои теплые внутренности из распоротого брюха. Не давая окружить себя и зайти со спины или к Лютику, ведьмак постоянно двигался, отражая звериные атаки.
- Эскель, костер! - прокричал его товарищ как раз тогда, когда очередной волк встретил свою смерть от острого как бритва клинка. "Точно, часть ритуала!" - подумал Эскель и, ловко отпрыгнув в сторону, ударил Игни по костру. В следующую секунду прыгнувший на него волк сбил его с ног, но он успел зажечь костер. Отчаянно пытаясь не дать себя зажать лежащим на земле, ведьмак используя инерцию перекатился по снегу и взмахнул клинком, вставая на ноги. Уже собиравшийся наброситься на него волк лишился части своей челюсти и истошно заскулил, упав на землю и залив ее кровью.
- Геральт, не лезь к лешему, без ритуала нам его похоже не одолеть! - крикнул Эскель, восстанавливая на мгновение сбитое дыхание.
Они подобрались достаточно близко к источнику кровавого делирия, охватившего города, но смогут ли они его остановить? Похоже, надежда ложилась на хрупкие плечи своевольного барда, да на них самих. Два острых клинка, да лютня с мелодией против древней магии, разум против безумия - Мидинваэрн удался на славу в этом году.