Явление светловолосой магички панораму событий несколько разнообразило, но к триумфальной победе любой из сторон, к счастью, либо, к сожалению, не привело.
Окончив злобно таращиться на светловолосую женщину, лазурный широко раскинул руки в стороны, что-то выкрикнул. Ничего не произошло. Выкрикнул повторно.
И тогда, вот тогда портал отреагировал — мигнул густо аквамариновым, зашипел, как стая диких котов, и начал расти.
«Сука, — подумал Его Величество. — Сука».
В общем и целом, заклинание было знакомым — нечто подобное много лет тому использовал трижды проклятый ублюдок Вильгефорц.
Портал рос. Ширился.
Захватывал стены, потолок, пол. С удивлением Его Величество обнаружил — оказывается, ноги уже давно не чувствуют опоры.
В грудь ударил раскаленный поток воздуха, скрутил легкие, аквамариновые молнии-щупальца обвили руки, шею, словно куклу-марионетку перевернули вверх подметками сапог. Напрасно он пытался ухватиться... да хоть за что-нибудь! — за стол, за шапки злодеев нападающих, за тяжелый бержер, обитый красивым, пунцовым атласом.
Не помогало. Просто потому, что не могло помочь. Здесь, сейчас, отныне в кабинете летней резиденции Кируса Энгелькинда Хеммельфарта царила магия. Не вильгефорцева, конечно, но...
«Суки, — подумал Его Величество. — Суки».
Все глубже погружаясь в густое, пульсирующее аквамариновое ничто.

Многие власть держатели, преимущественно из отожравших ряхи на контрабанде купцов, в поспешном решении Его Величества наладить поставки провизии голодающему Северу видели не столько грамотный, мудрый, взвешенный дипломатический ход, сколько влияние Ее Величества, Львенка из Цинтры, Цириллы Фионы Элен Рианнон.
И даже то обстоятельство, что с Ее Величеством Его Величество виделся от силы четыре или пять раз в год; и даже то обстоятельство, что смаковать персики под боком у пухнущего от голода соседа в долгосрочной перспективе успешного, включая экономическое, сотрудничества несколько неосмотрительно, несколько недипломатично и, прямо сказать, катастрофически не умно — увы, от пересудов никого не останавливало и, увы, никого переубедить не могло.
А самое страшное, самое страшное, подозревал Его Величество, возможно, в словах отожравших ряхи власть держателей крупицы истины действительно были. Слабенькое, только-только начавшее прорастать зерно.
Он действительно хотел помочь Цирилле. Нет, не бледной девице с лицом мученицы. Настоящей Цирилле. Настоящей Цирилле Фионе Элен Рианнон.
В сущности, поставки провизии были всего лишь уловкой.

Аквамариновое ничто безостановочно пульсировало. Выворачивало наизнанку легкие. Желудок, впрочем, тоже.
Если проблюется, мельком подумал Его Величество, будет нехорошо.

С Незабудкой, бледным подобием настоящей Цириллы Фионы Элен Рианнон, он виделся в прошлом месяце. Графу Марко де Малья, к сожалению, не последнему человеку в Империи, сталось так, приспичило жениться. Негласные правила этикета требовали присутствия на церемонии Императора. С супругой.
И был праздник, и были танцы, и было вино. Совершенно Его Величеством незамеченные. Потому что утро обещало оказаться тяжелым.
А потом он проводил Ее Величество до покоев. Собирался пожелать доброй ночи, но.
У нее дрожали губы.
— Ваше Величество, что это? — выгнул бровь Эмгыр вар Эмрейс, Император Величайшей Империи. — Помнится, я вам уже объяснял. Некогда. Могу повторить: ты должна быть сильной. И смелой, мой... мотылек.
И она улыбнулась, и позволила себе то, что — он надеялся, как же он надеялся! — однажды позволит себе настоящая Цирилла Фиона Элен Рианнон.
Крепко-крепко сжала своими тонкими, бледными пальцами его ладонь. Не как женщина — требовательно, очень и очень тепло — как дочь.
И вот тогда, тогда он понял — она уже давным-давно не мотылек. Она...
«Стоп, — оборвал себя Его Величество. — Стоп».
Сама додумалась? Чересчур ярко запомнила их встречу, ту, единственно по-настоящему искреннюю, ту, после которой был подписан судьбоносный Цинтрийский договор? Или... Подсказали? Но кто.
Он не ответил. Развернулся. Ушел. Потому что не мог, не мог простить — ни себя, ни ее.

В ушах по неизвестным причинам звенела песенка. Инген. Та самая песенка Инген о ястребах, насквозь прошитых остреньким, не знающим жалости каблуком.
Бум!

Он ударился. Ударился о что-то твердое. Во рту сделалось солоно. Перевернулся на спину. Открыл глаза. Стены, потолок, пол — все было каменным, поросшим слизью и плесенью. А еще воняло. Воняло — дьявол подери! — как в аду.
Канализация, что ли? По всей видимости, канализация.
Эмгыр сплюнул. Красным. При падении рассек губу.
Мага поблизости видно не было. Да, собственно, вообще никого — пустота, зловоние, широкий коридор с десятками ответвлений и ни души вокруг.

Инген случалось путешествовать порталами - и всегда, оказавшись по ту сторону сияющей дыры в ничто, она думала о том, что лучше было бы потратить несколько недель, пусть даже месяцев, черт возьми!, путешествуя более привычными способами передвижения. Тянущая боль внизу живота и тошнота были ничем по сравнению с ощущением неконтролируемого падения - бесконечность, укладывающаяся в один миг.
Опозорившись с креслом, женщина спряталась за мужчин, не собираясь им мешать ее спасать, но по прежнему прижимая к груди кованый подсвечник на манер щита. В полной мере осознавая, впрочем, всю ущербность своей защиты и, что уж говорить, защитников - если они и могли что-то противопоставить простым вооруженным налетчикам, то маг сводил шансы на удачный исход боя практически к нулю. С той стороны двери раздавались крики и гулкие звуки ударов, но дверь даже ни разу не дрогнула. Пока не появилась светловолосая чародейка, судя по облачению, явно не из свиты императора. Почему северянка вдруг решила вступиться за нильфгаардцев осталось невыясненным, потому что нордлингский маг решил пойти ва-банк.
И теперь, вышвырнутая из портала, виковарка приходила в себя после сильнейшего удара спиной и плечом. Правую руку пронзила молниеносная вспышка боли, после которой последовало постепенно проходящее онемение. Переждав тошноту, Инга сделала осторожный вдох, и ее снова чуть не вывернуло наизнанку - теперь уже от выбивающей слезы из глаз удушливой вони. Она поспешно прижала к губам тыльную сторону ладони, стараясь дышать хотя бы через раз и как можно поверхностнее.
Подобрав юбки и ноги, попыталась встать, придерживаясь за стену, но тут же с криком отвращения отдернула руку, почувствовав под пальцами что-то омерзительно склизкое. Попривыкшие к темноте глаза, хотя перед ними еще плясали огни портала, начали различать проступающие очертания места, в которое ее зашвырнул вражеский маг. Какой-то коллектор или канализация, в которую превратились остатки древних строений под Новиградом, как большинство крупных человеческих городов, построенном на руинах эльфской культуры? Или заготовленный магом каменный мешок-ловушка? Непохоже - рядом никого нет. Ведь нет?
- Здесь есть кто-нибудь? - негромко позвала Инга, одновременно желая и боясь услышать ответ.
Тишина. Впрочем, не такая уж и тишина, множество тихих, ненавязчивых звуков - где-то капает и течет вода, легкий шорох и потрескивание деловитых крыс... КРЫС?! Виконтесса зажмурилась, прижав кулачки к груди, и застонала. Крысы! Вокруг! Повсюду! Вот может быть прямо под ее ногами! Она бросила взгляд на мыски виднеющихся из-под юбки сапожек на остром невысоком каблучке, но ничего ужасного не увидела, кроме тускло отблескивающего подсвечника, про который она успела забыть. После облегчения ледяными когтями впился запоздавший страх - случайная массовая телепортация! Да ей еще повезло, что она оказалась цела, потому что Инга была наслышана о случаях куда менее успешных перемещений.
Приободрившись от этой мысли, женщина постаралась взять себя в руки. "Это не конец света, моя дорогая, - убеждала она себя, аккуратно собирая раскатившиеся свечи, уцелевшие после событий в кабинете Эмгыра, и складывая их в карман. - Ты в куда лучшем положении, чем была пять минут назад. В конце-концов из любой дыры есть как минимум один выход..." Снова взяв наперевес подсвечник - единственное доступное ей сейчас оружие самообороны, Инген неуверенно двинулась туда, где было, как ей казалось, чуточку светлее. Буквально через несколько шагов выяснилось, что ее угораздило приземлиться едва ли не на единственный более-менее сухой пяточек пола. Если эта канализация когда-то и была выложена плитами, то сейчас они были загажены до такой степени. что по толстому слою влажной, дурно пахнущей грязи разъезжались подошвы сапог. Несколько раз она наступала в наполненные жижой лужи, подол платья моментально набряк, отяжелел и путался в ногах, мешая идти.
Инга миновала пару дверей из кованых решеток, но они оказались закрыты. Третья - погнута так, будто сквозь нее хотел прорваться кто-то очень большой и очень сильной - створка была буквально отогнута наружу, образовывая немалую щель. Виковарка попыталась было протиснуться, но не смогла, чуть не застряв - только страх, кто она так и останется пригвожденной ржавым прутом к стене дал ей сил рвануться обратно, обдирая вышивку на корсаже. Но пройдя еще чуть вперед, Инген поняла, что коридор заканчивается глухим тупиком. Каким-то образом, случайно или нет, ее забросило в отрезанный от остального подземного комплекса "аппендикс".
Чувствуя, как в груди медленно поднимается паника, она, оступаясь и разбрызгивая грязь, побежала к погнутой двери и попыталась ее растрясти, вцепившись тонкими мертвенно-белыми пальчиками в покрытые толстым слоем ржавчины прутья. Когда ничего не получилось, схватила подсвечник и дубасила массивным основанием по замку, пока увесистое имущество иерарха не вывернулось из рук, больно саданув по пальцам. Увы, Инге не хватало ни силы, ни точности удара, чтобы результат был хоть чуточку заметен.
- Помогите! - истошно закричала она в уходящие в темноту коридоры за решеткой, утирая выступившие от боли и страха слезы уже замызганным рукавом платья. - Помогите! Кто-нибудь! Я здесь!
За краем поля зрения что-то заворчало. То ли сдвинулись пласты накопившихся нечистот, то ли потревоженный шумом утопец, которых, если верить слухам, в клоаках предостаточно. Инга поспешно зажала рот ладонью, испуганно прислушиваясь, но слышала только бешенный стук собственно сердца. Губы постыдно дрожали, да она вся дрожала - от сковавшего тело ужаса и самого обычного холода - там, наверху, был январь.
- П-помогите, - прошептали непослушные губы. Инга всхлипнула и привалилась к стене, кутаясь в чудом удержавшуюся на плечах ажурную мантилью - единственную ее защиту от холода. Грудь сжала давно отступившая, но не побежденная до конца болезнь. - Кто-нибудь...
[AVA]http://s6.uploads.ru/YRCSe.jpg[/AVA]

Отредактировано Инген де Тиертрэ (2017-04-08 13:54:10)

«И почему, спрашивается, я не удивлен?», — запоздало подумал Ляшарель, когда персонал госпиталя, не дожидаясь приказов мэтрессы фон Шаттен, с удивительной прытью бросился исполнять приказы рыжеволосой медички, по заверениям все той же мэтрессы фон Шаттен, на редкость талантливой личности.
Предложение переместить больных в подвал было принято со скупым, деловитым энтузиазмом. Свои обязанности медики знали. Пациенты, впрочем, тоже. Ходячие помогали с транспортировкой лежачих; мэтресса фон Шаттен, очевидно, слегка шокированная довольно-таки дерзким попранием субординации со стороны все той же расхваленной рыжеволосой личности, неожиданно опомнилась, круто развернулась на каблуках и бросилась на помощь тем, кто в помощи нуждался. Всем без разбору и никому именно.
Высокая делегация в лице наместника по делам безопасности иерарха города осталась в одиночестве. Потому что охрана высокой делегации свои обязанности тоже знала. На данный момент обязанность была всего одна, вполне очевидная — минимизировать риски этой самой делегации гибели.
Начали с простого — забаррикадировали двери. В ход шло все — койки, стулья, какие-то непонятные шкафы, шкафчики и тумбочки.
Ляшарель молчал. Молча обдумывал происходящее.
«И почему, спрашивается, я не удивлен? — запоздало думал наместник по делам безопасности иерарха города. — Почему я не удивлен, что мои бравые агенты-таки профукали очередную провокацию? Потому, что мои бравые агенты не такие уж бравые или…».
Второе предположение было хуже, гораздо хуже первого.
«Потому что мои бравые агенты не такие уж и мои?».
— Ваше Сиятельство! — мэтресса фон Шаттен вернулась. Бледная, запыхавшаяся. — Мы вас ждем. Или желаете принять бой?
— Что?
— Я, разумеется, всегда верую в лучшее, — напыщенно продолжила глава госпиталя. — Однако профессионализм велит мне рассматривать все варианты. Включая худшие. Если двери не выдержат…
— Да-да, — кивнул Ляшарель. — Иду.
Он не был бойцом, как всякий допплер, терпеть не мог насилия, но. Но. У него тоже был профессиональный долг и этот долг не позволял отсиживаться в подвале, когда на кону судьба, честь и репутация… в общем-то, всего Новиграда. А, быть может, и всего Севера.
Ляшарель тяжело выдохнул.
— Хм, мэтресса, скажите, пожалуйста, ваш подвал, он имеет какие-нибудь, хм, дополнительные входы и выходы?
— Не поняла вас.
— Думаю, поняли.
— В целом, да, — нахмурила брови глава госпиталя. Потому что при всей напыщенности умом обладала куда живее среднестатистического. — Два. Оба ведут… вам не понравится.
— Так куда же?
— Сanalisation.
— Понятно. Мне понадобится проводник, — Ляшарель усмехнулся. Зачем-то обернулся к мальчишке-эльфу.
Зачем именно, впрочем, догадывался. Выглядел тот, прямо сказать, именно так, как будто… Заканчивать мысль смысла не было, уж больно эта мысль получалась обидная.
Что не меняло главного. Напарник Ляшарелю действительно требовался. Причем такой, который не станет на каждом углу кричать об удивительно нетрадиционных талантах наместника по делам безопасности иерарха самого прекрасного, самого охраняемого Вечным Огнем города. Города, который впервые задолго действительно нуждался в талантах Его Сиятельства, и впервые за всю историю не просто Его Сиятельства, но допплера.

Она старалась дышать спокойно и размеренно, не вдыхая глубоко морозный воздух, но вряд ли ей это удавалось - от колотившей ее дрожи и страха дыхание постоянно сбивалось. Женщина ссутулилась, пытаясь сохранить тепло, обхватила себя руками, но мертвенный холод, проникающий сквозь бархат платья от стены, поддерживающей ее на ногах,  постепенно лишал конечности чувствительности. Умом она понимала, что необходимо двигаться, разгоняя кровь, может, попытаться еще раз сломать замок, найти в кладке расшатавшийся камень… занять себя хоть чем-то, дабы согреться и отвлечься от упаднических мыслей, но руки и веки налились свинцом, а разумом овладела апатия. 
- Фаолэн! - Инга не сразу поверила в появление спасителя, боялась принять за реальность мираж, призрак надежды, которая тут же исчезнет вместе с потревоженной голосом тень. - Слава Солнцу, вы живы. Прошу вас, не оставляйте меня! Я не могу выбраться.
Тонкие руки с мольбой тянулись к рыцарю сквозь ячеи решетки, еще сильнее пачкая жирной ржавчиной длиные рукава платья. Она вдруг вспомнила про странный звук, который так ее напугал недавно, и замерла, всматриваясь лихорадочно блестящими глазами в полутьму за плечом мужчины.
- Там… там что-то было, - по спине пробежала нервная дрожь - людей виконтесса не боялась, нет, но так то - люди. О тварях, появившихся благодаря конъюкции и магическим экспериментам, ходило слишком много слухов и рассказов, чтобы все оказалось выдумкой. Глаза ее, по-кошачьи раскосые, с вздернутыми уголками, в ужасе распахнулись. - Раз я и вы… Великое Солнце, император тоже где-то здесь!
[AVA]http://s6.uploads.ru/YRCSe.jpg[/AVA]

Отредактировано Инген де Тиертрэ (2017-05-24 23:33:13)

— Пи-пи-пи, — истошно вопила крыса.
— Еще одно движение, подохнешь, — шепнул на ухо тошнотворно недружелюбный голос. — Кивни.
«Проклятье, — подумал Эмгыр, — проклятие».
Вопреки ожиданиям, на крысиный писк никто не обернулся. Никто не откликнулся. То ли акустика в канализации была не очень, то ли план изначально был, мягко выражаясь, недоработан.
— Кивни. Иначе подохнешь, — чуть настойчивее повторил голос.
Кивнул. Мясницкое лезвие тотчас же окрасилось багрово-красным, ужалило сероватую от щетины кожу под кадыком.
— А сейчас, ваше величество, мы прогуляемся. Удивительная эта штука, Предназначение, не так ли? Вы ведь не думали, правда? Встретить его в канализации.
Не думал.
Вообще не думал.
Потому что не мог.
«Не сейчас. Только не сейчас. Проклятие…».

«Va faill, luned».
«Va faill».
Их последнюю встречу, его, Императора Величайшей Империи, и ее, Львенка из Цинтры, Цириллы Фионы Элен Рианон, Эмгыр старался не вспоминать.
Не мог, не хотел, не имел права хранить в памяти образ невероятный, образ запретный — образ дрожащего, испуганного ребенка. С мокрым носом, заплаканными глазами, со шрамом через щеку и беленькими прядками в пепельных, мышиного оттенка волосах.
Такие же, только без беленьких прядок, серые, мышиного оттенка волосы были у матери.
Паветта. Удручающе неприятное создание.
Жалкое.
На этом сходство заканчивалось.
Она его не любила.
Цири.
Она его даже не знала.
Но прикоснуться позволила.
Позволила обнять себя.
Для своего возраста она была высокой. А казалась маленькой. Мокрый, дрожащий воробушек. С деревянными от страха руками, неподвижно прижатыми к бокам, с горячим, липким от слез шрамом — пальцы все еще помнили жесткую линию рубца — и волосами, очень и очень мягкими, тогда растрепанными, торчащими, как пакля.
«Ласточка. Моя ласточка».
«Va faill, luned», — он сказал.
А она шмыгнула носом. Сопливым носом. И ничего не сказала.

Ушел.
Не оборачиваясь.

Разве он мог поступить иначе? Разве он мог поступить иначе?
О, мог. Мог, безусловно. И каждый день поступал.
Приказал себе ни в коем случае не вспоминать маленького, заплаканного воробушка. Сохранил в памяти совершенно иной образ. Тоже настоящий.
Ласточка. Зеленоглазая ведьмачка. Дерзкая, решительная, без страха в глазах.
Пусть только попробует к ней притронуться! Глотку перегрызет. Во сне. Собственными зубами.
Подлинная Императрица.

Там, в замке Стигга, это, разумеется, было не прощание. Во всяком случае, не навсегда.

Что-то мерзкое, липкое, страшно вонючее чохнуло за шиворот. Император вздрогнул. И наконец-то пришел в себя.
Ублюдок сдох. Валялся тут же, под ногами. Сине-зеленый — от удушья, может, от слизи, может, от водорослей, и слегка коричневый — от дерьма.
Первое, что сделал Его Величество, отплевавшись, — опустился на корточки и чуть брезгливо зажал в кулаке рукоять мясницкого ножа.
— Не стоит извиняться, — слегка улыбнулся Эмгыр вар Эмрейс, разглядывая чародейку. Ту самую блондинку из кабинета летней резиденции Кируса Энгелькинда Хеммельфарта.
Ту самую, которая его спасла.
Получается, дважды.
— Вы ранены? Нет. Прекрасно. И раз уж вы меня не убили, мэтресса, будем считать друг друга союзника, — протянул руку чародейке Белое Пламя. — Разумеется, на время. Пока не выберемся.
На шее убитого, некогда лазурного мага, что-то темнело. Родимое пятно? Нет. Татуировка. Ящерица какая-то. Может быть — саламандра.

Правы были отожравшие ряхи на контрабанде власть держатели, помогать Северу не стоило.
Не стоило ехать в Новиград.
Но разве ж он, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов, когда-нибудь кого-нибудь слушал?
Разумеется, нет. Никого и никогда.

— А это правда, что Вы, Ваше Величество, собственнолично прервали жизни некоторой процентной доли подосланных к Вам убийц?
Вопрос сорвался с губ замечательной во всех отношениях чародейки сразу, как она увидела взявшего мясницкий нож — с её, между прочим, кровью, — Императора. Никакой язвительной провокации. Простой степени любознательность. Призванная, к слову, на благо общего для чародейки и Императора дела.
— Временный союз меж нами обязывает меня поинтересоваться степенью Вашей готовности к выходу из сего прелестного местечка. Не будет ли более разумным использование портала?..
«Не зная ни истинных целей, ни истинного количественного преимущества противника, ни степень магической подготовки — не будет».
Если поначалу в мыслях Кейры Мец из Каррераса сохранялось ощущение диалоговой направленности, то к концу — она сама себе подбрасывала идеи и сама же их отвергала по чётко аргументированным причинам. Долго подобного рода штурмы Кейра выдерживать не умела, поэтому, словно бы случайно бросив взгляд на раздувшееся в канализационных водах тело, а после — на величественно возвышающегося рядом с чародейкой Императора Величайшей Империи, расплылась в улыбке, широкой и открытой. Улыбка озарила несколько далёкое от привычной чистоты чародейское лицо.
После рукопожатия с Императорским Величеством, наверняка, иного рода улыбок на лицах куда менее значимых особ не бывало.
«Запомнить сей миг — запомню, но вот руку-то помою при первом удобном».
Улыбка, широкая и открытая, была, разумеется, не рукопожатием вызвана, а тем, что принято называть «хорошая идея».
— А давайте… давайте немного повеселимся, Ваше Величество! На благо нашего общего дела. Никак иначе. Отойдите немного, пожалуйста. Не хочу, чтобы срикошетило в Вас случайно.
Заклятие было непростым. Как любая иллюзия, призванная задержаться в мире чуть более, чем на парочку часов. Заклятие требовало значительной доли сосредоточенности на самой магической формуле и на реакции подвергающегося заклятию объекта. На лбу Кейры проступили капельки пота.
Канализационные воды запузырились, поднялись, окутали тело убиенного лазурного мага коконом.
Пас руками, слова заклинания и — вуаля! — вода схлынула.
Лазурный маг теперь мало напоминал себя во время императорской внеплановой аудиенции.
Лежал сейчас в канализации Эмгыр вар Эмрейс, Белое Пламя, Пляшущее на Курганах Врагов.
Лежал глубоко и некрасиво мертвый.
— Будет лучше, если они будут уверены в удачном покушении, не так ли?
Полным риторического тона вопросом задалась королевская советница и чудесная во всех отношениях чародейка.
«Кто ж угадает, как Императорское Величество на такие магические шалости реагирует?»

Отредактировано Кейра Мец (2017-06-03 14:17:36)

— Правда, — коротко подтвердил Император Величайшей Империи.
Госпожа блондинка была права: жизни некоторой процентной доли подосланных к нему убийц Его Величество действительно прервал собственнолично. И информация эта тайны из себя не представляла. Да и с чего бы, когда слухи о собственной гневливости, слухи о собственной жестокости, о скорости на расправу «эт цéтера» и, быть может, «эт цетера́» Его Величество всячески приветствовал, всячески культивировал и всячески распространял. Сам же. А как, спрашивается, не приветствовать, не культивировать и не распространять, когда император, ни ужаса, ни страха, ни хотя бы интуитивно понятного желания пред очи Его Величества прешибко обоссаться не внушающий, был не столько императором, сколько, быть может, символом — чем-то вроде грустно обвисшего над замком флага — то есть даже не столько символ, сколько без часу половая тряпка. И это, в общем-то, тоже тайной не являлось.
А вот, что тайной являться было обязано: некоторый процент от доли подосланных к нему убийц Его Величество знал поименно. Потому что сам и подсылал же. А как, спрашивается, не подсылать, когда для долгого, продуктивного, согретого лучами Великого Солнца правления страха и ужаса пред, безусловно, титанической, безусловно, тиранической фигурой Его Величества было недостаточно. И недостаточно было явно. Требовалось нечто большее — интерес народа. Его, народа, неравнодушие. В конце концов, император неуязвимый, император, не познавший на собственной шкуре ни стали, ни яда, рано или поздно превращался в балласт. От балласта же принято избавляться. Таким образом, едва свергнув Узурпатора, Эмгыр понял — хлеб хлебом, нужны еще и зрелища. Не частые, не регулярные, но памятные. Интриги, заговоры, изначально мертворожденные попытки переворота.
На худой конец — ядовитая пастила.
Эмгыр усмехнулся. Главное — не перестараться. Иначе грешным делом народ решит, будто тебя и впрямь пора свергать. Обидно бы вышло. Чрезвычайно.
Протянутую руку чародейка пожала. Эмыгр выгнул брови. Ибо не ожидал.
«Странная какая-то», — подумал Его Величество.
— Никаких порталов. Это не обсуждается.
Чародейка, по всей видимости, была согласна.
Никаких порталов. Вместо портала странноватая чародейка продемонстрировала довольно-таки изобретательное чувство юмора.
Его Величество отреагировал… никак. Всего-навсего уставился в лицо трупа. Бледное, слегка изгвазданное дерьмицом и водорослями лицо необратимо мертвого Императора Нильфгаарда.
«Так вот, как бы я выглядел, — думал Эмгыр, вглядываясь в лицо необратимо мертвого Императора Нильфгаарда. — Случись Паветте утянуть за борт и меня».
Поражало, впрочем, не это. Поражало другое — насколько дубликат оказался неотличим от оригинала.
«Неужели обманывать так просто? — почти в шутку подумал Белое Пламя. И уже без шуток добавил: — И насколько тогда просто обманываться?».
Очевидно, мысль вышла чересчур яркой, от того незамедлительно материализовалась.
— Аэп Эоган, — обернулся к рыцарю Его Величество, на всякий случай покрепче сжимая рукоять мясницкого ножа. — Здесь происходит покушение. На меня. Не очень удачное. Но… понимаю и одобряю. Покуда не выберемся, глаз с… меня не спускать. Заметишь с моей стороны что-то, пятнающее честь Империи, руби не думая. Рассчитываю на твою исполнительность. И наблюдательность.
«И все-таки. Как трудно отличить оригинал от дубликата?».
«И я… я ведь настоящий?».
У кого бы Эмгыр не спрашивал, остался без ответа.

Возможно, в канализацию их выбросило не случайно. Возможно, у дружков лазурного чародея здесь, под Новиградом, была ставка, «летняя резиденция», на худой конец — банальнейшая из банальнейших база.
И нельзя было сказать точно: успел ли маг, умирая, подать сигнал, либо дружки лазурного выследили их самостоятельно. Не так уж-то оно, если задуматься, и важно. Из примыкающих к центральному тоннелю рукавов выскочили — подсчитать Эмгыр не успел — пятеро или шестеро. С взведенными арбалетами, с мечами наголо.
На шеях двух ближайших Его Величество против воли заметил пятна, очень похожие на то, какое было у лазурного — татуировка. То ли ящерица, то ли саламандра.
Ленивый плеск канализации сменился плеском предприимчивым и деятельным — спугнутые магией утопцы взбодрились и теперь следили за происходящим. Внимательно и жадно.

— Сомкнуть ряды, поднять щиты, — ухмыльнулся Эмгыр, вполне готовый сражаться до последнего.
Не мог он все-таки подохнуть в канализации. Уж больно оригинальная смерть даже для такого в высшей степени оригинального императора.

Пояснение нильфгаардца не удовлетворило, впрочем, лучшего сейчас он и не добьется. Не время выяснять отношения, когда в канализации их найти может кто угодно. И что угодно. Здравый смысл подсказывал, что здесь может водиться что-то хуже утопцев...
Именно поэтому выбираться следовало как можно быстрее. При этом не спуская глаз ни с магички, ни с императора, чья точная копия кормила пиявок. К сожалению, уйти далеко группа нильфгаардцев не успела - помимо не совавших свой нос к источнику магии утопцев появилась группа хорошо вооруженных бандитов, стеснявшаяся куда меньше.
Защитный барьер остановил первый залп арбалетных болтов, с искрами отскочивших от него. А в словах Эмгыра была горькая ирония - щиты бы им сейчас очень пригодились. Пусть даже обращаться с ними хорошо ни рыцарь, ни император не умели, в их ситуации любая защита может помочь спасти свои жизни.
Пока нордлингская колдунья будет держать барьер - арбалетчиков можно не бояться. По-настоящему решит исход этого маленького сражения то, насколько хорошо сможет удержать меч в руках аэп Эоган.
Рыкнув, он отразил удар первого вломившегося под барьер головореза, тут же ломая ему нос сильным ударом рукоятью меча в лицо. Противник рухнул на землю, смешивая бьющую ручейком кровь со зловонными водами, громко хлюпающими под ногами нильфгаардцев и бандитов. Следующий получил удар наотмашь в бок, распоровший кирасу и заставивший пошатнуться. Фаолэн бы тут же его и прикончил, если б враг чудом не успел блокировать второй удар.
Толчок корпусом.
Замах.
Удар, сопровождаемый звуком разрубаемой плоти и клекотом.

Броня едва выдержала удар цепом в грудь, заставляя рыцаря отступить на пару шагов назад, перевести дыхание и перехватить поудобнее меч. Каким-то чудом Фаолэн увернулся от нацеленного в голову шипастого шара на цепи, и тут же контратаковал резким выпадом, пронзая нападающего насквозь и используя его тело как еще живой щит на пару секунд.
Брошенный назад взгляд заставил нильфгаардца выругаться.
- D'yaebl! Нам нужно двигаться.
Утопцы смелили не по часам, а по минутам, и медленно, опасливо, но все же крались в их сторону.
Арбалетчики же и не думали прекратить стрельбу.
Оказаться вот так меж двух огней было смерти подобно.
[AVA]http://sd.uploads.ru/v5NPU.jpg[/AVA]

Там, где спасовала женская настойчивость, прекрасно показала себя грубая мужская сила. Певчая птичка Инген обрела свободу, с которой, как и с жизнью, успела попрощаться, но очень скоро об этом пожалела. За решеткой хотя бы было безопасно. Мертвые глаза тех, кто когда-то были людьми, пусть, грешными, пусть убийцами и самоубийцами, следили за ними взглядом, в котором мешался страх и неукротимый, бессмысленный и от того еще более жуткий голод. Голод по насилию, крови и криками, приносящими подобие жизни в их столь же бессмысленное существование.
Виконтесса безропотно позволила Фаолэну взять себя за руку, словно ребенка, стараясь не отставать и ее задерживать торопящегося покинуть это место воина, что давалось ей с огромным трудом. В дыхании ее без труда различался свист, грудь все еще стискивало удушье, возбуха остро не хватало, и от того, что приходилось чуть ли не бежать на пределе сил, темнело в глазах.
Когда впереди замаячили человеческие силуэты, ей было уже все равно, свои это или враги, в голове билась одна мысль: “Минуту отдыха. Одну минуту, а потом хоть потоп”.
- Ваше Величество…
Она привалилась к стене, силясь перевести дух, и с возмутительным равнодушием смотрела на труп Императора - или иллюзию оного, - краем сознания понимая, что на самом деле происходит.

- Ты боишься войны?
- Что? О чем ты? - Рейнеке оторвался от созерцания батального панно и удивленно посмотрел на певицу.
- Провинции почти подчинились, но ведь это не конец. Он уже давно смотрит на север.
- Да. Ну и что?
- Эта война может изменить лик существующего мира. И кто знает, к лучшему ли.
Поэт смотрел на нее как-то странно, никогда раньше она не видела его таким. И оттого стало неуютно, если не сказать - страшно.
- Нет, я не боюсь войны. Но я боюсь того, как ты о ней думаешь. И того, как ты о ней говоришь. Ты понимаешь?
- Да, понимаю, - после паузы ответила она. - Ты прав, Рейнеке. Ты всегда прав…

Полуэльф был прав, бояться надо не войны. Бояться надо предательства. Кто-то предал их, и вероятный результат этого предательства лежит сейчас у ее ног в вонючей грязи. Верить, что это правда, что это на самом деле произошло, не хотелось. Слишком сильно это отразилось бы на… лике мира. А потому, подсознательно отвергнув подобную реальность, Инга приняла реальность наиболее приемлемую - Император жив, но все они по уши в дерьме. Отнюдь не фигурально. Но с этим еще можно было что-то делать.
- Благодарю… мэтресса, - виковарка удивленно посмотрела на странную чародейку, чувствуя, как по телу уже расползается живительное тепло.
Сложно сейчас было понять, почему северный маг помогает им, однако помощь ее пришлась как никогда кстати. Впрочем, буквально минуту спустя Ингу этот вопрос временно волновать перестал - задышав полной грудью, она была вынуждена заново примиряться с отравляющими воздух миазмами, и нестерпимая вонь заполнила ее сознание.
А потом опять завязался бой, в котором единственная помощь, которую она могла оказать сражающимся - это не мешаться. Держась позади чародейки, она думала о том, что не о таком мечтала, получив титул, но прошлое не желало ее отпускать.
Утопцы причмокивали.
- Мэтресса, - окликнула чародейку Инга, с трудом отрывая подол платья выше середины икр, догадываясь, что, возможно, снова придется бежать, - нужно отпугнуть нежить, пока они окончательно не осмелели.
[AVA]http://s6.uploads.ru/YRCSe.jpg[/AVA]