Риоран

✔ Раса. Дата рождения, возраст.
• Один из этой самой остроухой мерзоты, которая пожирает невинных младенцев, грабит нищих калек в их постелях и совершает иные мыслимые и немыслимые ужасы в воображении лучших представителей человеческой расы. То бишь - Aen Seidhe. Из оседлых.
• Лучшие годы для того, чтобы отправится на виселицу — вот прям сию же секунду. По крайней мере, в мире несомненно хватает людей, которые считают именно так. Они вообще придерживаются мнения, что эльф с петлей на шее в любом возрасте хорош. Особенно, если этот ублюдок целых 57 лет отравлял их жизни своим паскудным существованием.

✔ Деятельность, социальный статус.
Пожиратель невинных младенцев, грабитель нищих калек в их постелях и совершатель иных мыслимых и немыслимых ужасов. Впрочем, немыслимые ужасы кончились вместе с разгромом бригады «Врихедд» под Бренной и получением гордого статуса военного преступника на территории всех Северных Королевств, так что ныне приходится довольствоваться ужасами вполне себе мыслимыми, даже, можно сказать, обыденными — кражей коня, обведением вокруг пальца темерийских разъездов, поиском пропитания и знакомых скоя'таэлей, убийством белочек, зайчиков и свидетелей...

✔ Портрет героя, в красках и деталях.

Рост: Достаточный, чтобы смотреть на дх'ойне сверху вниз — около 180 см.
Вес, телосложение: 73 кг в самые сытые годы. Худой, жилистый и поджарый.
Цвет глаз: Светло-зеленый.
Цвет волос: Каштановый, отливающий на солнце блеклой рыжиной.

Особые приметы: Мерзкая остроухая тварь. По наглой морде прям читается, что сволочь последняя, террорист и убивец. Одним только внешним видом способен довести детей до заикания, женщин до истерики и старушек до приступов падучей. Истрепанная черная нашивка с тремя молниями на рукаве драного гамбезона при ближайшем рассмотрении усиливает эффект до проявлений неконтролируемой агрессии у людей, вооруженных колюще-режущими предметами. Тем не менее, даже без нее гадкая эльфья рожа вызывает у безобидного населения Северных Королевств нехорошие подозрения и непреодолимое желание выпустить выродку кишки на всякий случай без суда и следствия. Внушительный рубец поперек тощего брюха свидетельствует как минимум об одной подобной попытке — весьма и весьма безуспешной, если судить по неизменному пополнению в рядах заикающихся детей, истеричных женщин и припадочных старушек. Прочие многочисленные шрамы имеют куда менее драматический вид и абсолютно непримечательные истории появления, зато определенно радуют глаз любому добропорядочному человеку — особенно парочка тех, что остались на паскудной харе еще со времен бурной юности. Вот, в свое время эльфьему поганцу кто-то левую бровь раскроил и на скуле отметину оставил — мелочь, казалось бы, а приятно.

✔ Образ поведения.
То, что помогает не сдохнуть: Каждому псу на деревне известно, что хороший эльф — это мертвый эльф! А эта остроухая погань все еще смеет дергаться — и хорошим ему не бывать, покуда не перестанет. Упрямый гад — вот уже более полувека артачится, не желая отправляться на виселицу, и скалит зубы в насмешке над любыми попытками туда его спровадить. Любому такое дело осточертело бы за пару лет, этому же подлецу хоть бы хны — мало того, что бессовестно здравствует в своих лесах, жрет коренья вприкуску с падалью и дрыхнет под открытым небом, так еще и ухитряется искренне наслаждаться своим жалким существованием. Зато осторожности ему любовь к жизни особо не прибавила — как был отчаянным дураком храбрецом, так им и остался, и до сих пор уповает лишь на удачливость и собственную смекалку. Не был бы настолько хитрым и находчивым — давно бы уже болтался на перекладине на потеху доброму люду, как настоящий, правильный эльф.
То, что мешает не сдохнуть: Спесивая саркастичная гнида, не умеющая держать за зубами свой ехидный язык. Откусывает пальцы по локоть на завтрак, обед и ужин; запивает слезами оскорбленных оппонентов. Насмехается надо всеми, с кем начинает разговор, в гордом одиночестве оттачивает навыки самоиронии. О значении понятий «мораль» и «совесть» догадывается по слухам, слово «вежливость» путает с «жимолостью». При наличии собеседника, способного слышать, затыкается крайне редко и крайне неохотно. Самоуверен, как Нильфгаардская армия под Бренной. Искренне недолюбливает живых людей и по возможности стремится сделать их как можно более неживыми. Вооружен и очень опасен.
Страхи: Человеческие младенцы с жестким, сухим мясом, непригодные для пожирания. Недостаточно проникновенно плачущие сиротки. Деревни с домами из огнеупорных материалов. И дх'ойне, готовые поверить в подобный абсурд. У них, бедолаг, и без того из-за поганых эльфов, низушков и краснолюдов вся картошка померзла, корова не доится и бабы не дают. Страшно? А то.
Впрочем, пес с ними, с тупоголовыми кметами — в жизни хватает других куда более неприятных аспектов. Даже смерть среди них — не самое ужасное, что может произойти. Петля, конечно, противно царапает подбородок и давит шею, а подыхать от ран в канаве холодно, долго, одиноко и несет нечистотами, но, как ни крути, лучше уж лишиться головы, чем какой-либо ее части. Продолжать жить без языка или глаз — счастье довольно сомнительное. Едва ли в мире есть что-то более жалкое, отвратительное и противоестественное, чем эльфий калека. Одна радость — долго такому не протянуть, забьют камнями поборники справедливости, равенства и милосердия.
Чаяния (желанья): Самое благородное из стремлений — мир во всем мире. Жизнь, в которую никогда не ворвется война. Смеющиеся дети, не знавшие ни голода, ни страха. Старики, никогда не провожавшие своих сыновей на верную смерть. Солнце на безоблачном небе, которое на памяти живых не застилали тучи беспощадных стрел. Зеленый лес, исполненный пением птиц и не ведавший от века стонов раненых и умирающих. И мелодичный скрип толстой ветки, на которой под порывами ветра живописно покачивается иссушенное тело последнего дх'ойне на континенте.

✔ Несколько фактов о Риоране в хренологическом порядке.
Виновен по праву рождения.
Появился на свет зимой в Вызимском нелюдском гетто, чудом не сдох сразу в условиях экстремальной бедности и даже умудрился провести несколько вполне беззаботных лет рядом с мамкой, папкой и облезлым котом по имени Пушок. Усвоил, что «эльфов — в резервации», до того, как научился ходить, и сразу же на это наплевал. Ухитрялся раздражать своим присутствием даже самых неконфликтных соседей. В возрасте восьми неполных лет совершенно случайно пережил первый на своем веку погром в квартале нелюдей.

По гроб жизни обязан человеческому роду.
До сих пор топчет землю исключительно людской милостью, жалостью и жадностью. Их стараниями осиротел в семь лет, но тут же получил престижную должность козла отпущения и мальчика для битья на хуторе близ Вызимы, ежедневные бесплатные сеансы трудотерапии для самых маленьких и крайне результативную диету из продуктов, недоеденных свиньями. На собственном примере доказал, что любой труд терпит поражение в попытке сделать из эльфа человека. За первые несколько лет добровольно-принудительного рабства приобрел исключительные навыки кормления скотины и прополки сорняков, кое-какое подобие мышц, бессчетное количество синяков, ссадин и шрамов, привычку есть стоя и спать на животе, широкие познания в альтернативной анатомии и нецензурной лексике, иммунитет к боли и философское отношение к происходящему. Жалостью к себе никогда не страдал, в свободное от прямых обязанностей время увлекался тайным катанием на лошадках и явным доведением до белого каления всех окружающих, искренне наслаждался обоими видами деятельности вне зависимости от их последствий. В проявлениях признательности и благодарности людям, приютившим бездомного сиротку, за все десять лет жизни на теплом и уютном сеновале ни разу замечен не был.

Наш пострел везде поспел.
В дни беспокойной юности и буйства гормонов умудрился основательно сдружиться с хозяйской дочерью и по обоюдному согласию совершил посильный вклад в генофонд человечества. О результатах своих стараний может только догадываться, так как вынужден был скоропостижно искать способ избежать возмездия со стороны догадливого отца. Между преждевременной кончиной и бесславным побегом без колебаний выбрал второе и, нахально присвоив одну из лошадок, резво свалил в закат навстречу приключениям. О своем решении за последние сорок лет не пожалел аж ни разу, хотя первые полчаса новой жизни был твердо уверен, что его эффектному отступлению не хватало огонька.

Путешественник от бога.
Потратил почти год на то, чтобы добраться от Вызимы до Синих гор. За время, проведенное в пути, освоил премудрости игры в покер, продул коня, выиграл тесак, бессчетное количество раз был пойман на попытках жульничества и безрезультатно бит в назидание. Трижды имел знакомство — чуть более близкое, чем того хотелось бы — с городской стражей, провел пару незабываемых ночей, любуясь звездным небом в клеточку, и один потрясающий день в уютных колодках на площади. Вопреки такому незавидному положению все же обзавелся нужными связями и, сопровождаемый небольшой компанией малознакомых сородичей, отправился, как и положено эльфу, в резервацию. В Синих горах внезапно обнаружил у себя дремлющий талант к стрельбе из лука и под чутким руководством одного из местных охотников долго и нудно реализовывал упущенные в юности возможности. Довольно скоро влился в стройные ряды золотой синегорской молодежи, заведующей внесением разнообразия в рацион местных жителей, как особа исключительных личностных качеств и умений выращивать репу без регистрации и смс с нуля. Довольствовался набегами на ближайшие к предгорью огороды вплоть до Первой Северной войны, за эти годы основательно поднаторел в верховой езде в условиях абсолютного бездорожья при отрицательной видимости и обзавелся верным конем, кучей оружия и фисштеховой зависимостью.

Одна из причин снижения популяции рыжих пушных зверьков в Каэдвенских лесах.
При первой же возможности променял опостылевшие огороды на романтику партизанской войны, с радостью нацепил беличий хвост на шапку и принялся отправлять людей обратно в море всеми доступными методами. Звезд с неба не хватал, к лидерству никогда не стремился, увлеченно и со знанием дела занимался тем, что получалось лучше всего. С веселой компанией друзей и единомышленников грабил, убивал, калечил, устраивал засады, жег деревни, пугал младенцев. Отличался нестандартным мышлением и оригинальным подходом к выполнению партийных заданий, на этой почве периодически имел некоторые разногласия с чуть более консервативным начальством. На первых порах в заварушках особо крупного масштаба не участвовал, предпочитая сидеть в тени и не дразнить суровых ребят из регулярных войск возможностью заполучить в коллекцию еще одну пару острых ушей. Затем, освоившись, довольно быстро решил, что выучился владеть клинком на достойном уровне, успешно разделывал на запчасти кметов с серпами и вилами ровно до первой встречи с опытными наемниками, на собственной шкуре познал мастер-класс по основам ведения ближнего боя, долго отлеживался после серьезного потрясения, много думал. В итоге пришел к феноменальному выводу, что партизанить по лесам, конечно, увлекательно, а жечь деревни — весело, но действеннее примкнуть к более солидной организации, разделяющей их идею с людьми и морем.

Гордый обладатель трех серебристых молний на рукаве.
С началом Второй Северной войны крепко обосновался в рядах легкой кавалерии бригады «Врихедд», освоил команды «Кругом!» и «В атаку!», научился ездить строем, засыпать по приказу и полностью заседлывать лошадку до того, как командир закончит сакраментальное «Ghoul y badraigh mal an cuach!» (даже если поблизости нет ни лошадей, ни командира). Честно, но неубедительно пытался стать хорошим солдатом, изредка справляясь с непосильной задачей держать язык за зубами и не доносить своему непосредственному руководству собственное авторитетное мнение в далекой от устава форме. Считался довольно живучим умелым конным стрелком, принимал участие в нескольких сражениях на полях Аэдирна, по праву гордился многочисленными насечками на луке седла. После взятия Венгерберга в составе немногочисленной компании соратников увязался за недобитками из местной армии и крупно поплатился за свою самонадеянность, наткнувшись на неожиданно эффективное сопротивление с их стороны. На поле боя потерял почти всех товарищей по отряду, верного коня и около литра крови из распоротого чьим-то мечом брюха. Оклемался во вражеском лагере связанным, заштопанным и настолько бодрым, насколько это вообще представлялось возможным в подобном состоянии. Вносил посильную лепту в победу своих союзников, уничтожая съестные припасы противника под видом сотрудничества, и валял дурака, бодро докладывая общеизвестные факты. Успел рассказать о том, что империя Нильфгаард находится на юге, ее действующим правителем является некий Эмгыр вар Эмрейс, а столица носит то же название, что и государство, прежде чем дознаватель раскусил подвох и принял соответствующие меры. В процессе вежливых расспросов лишился четырех ногтей на правой руке и двух на левой, приобрел взамен пару разошедшихся швов на пузе, несколько массивных гематом, саднящее горло и охрипший голос. Едва не попрощался с любимым глазом, однако, успел вовремя потерять сознание и был ненадолго оставлен в блаженном покое. До утра имел прекрасную возможность наслаждаться затекшим телом и пульсирующей болью в пальцах, попутно раздумывая над своим поведением, но вместо этого бессовестно продрых всю ночь.

На редкость удачливая зараза.
Самый эпичный рассвет в своей жизни встретил с петлей не шее. Честно признал нецелесообразность возобновления недавней беседы в связи с внеплановым появлением разъезда черных на горизонте, очень настойчиво пытался договориться об обмене военнопленными, получил убедительную просьбу заткнуться в виде тычка под ребра. На импровизированном эшафоте познакомился с краснолюдским коллегой по неприятностям, весьма немногословным по причине утраченного языка. Ощутив веревку на горле, принялся заговаривать палачу зубы с удвоенным рвением, горячо напоминал о праве последнего желания, попеременно требовал то водички, то бабенку до тех самых пор, пока его старания не увенчались ошеломительным и весьма неожиданным успехом. По абсолютно равнодушному лицу краснолюда заподозрил, что тот определенно что-то знал о ско'ятаэльских стрелах со стандартизированным серым оперением, прилетевшим из ближайших кустов, но информацией делиться не спешил по вполне понятным причинам. Имел честь наблюдать за веселой заварушкой между белками, аэдирнцами и конницей нильфов, подоспевшей как раз к началу избиения младенцев, от начала до конца. В активную бойню не лез, но упускать возможность разжиться трофейным кинжальчиком с трупа дознавателя не стал, в остальное время прикидывался ветошью и не отсвечивал. После окончания сего действа отверг молчаливое предложение нового друга свалить в окрестные леса в качестве партизана и отправился на пренеприятнейшую беседу с командиром нильфгаардского разъезда. Спустя несколько часов долгих, нудных, но менее травмоопасных, нежели предыдущие, расспросов сумел убедить всех окружающих в собственной адекватности, невиновности и непоколебимой преданности общей цели, в итоге был отослан в лучший медико-реабилитационный центр на просторах имперского лагеря. По причине производственной травмы, полученной в ходе выполнения прямых обязанностей, на первых порах не мог продолжать службу в конных войсках, потому, сбежав после полуторадневного курса лечения из санчасти обратно в родную эльфскую бригаду, пополнил своей тушкой ряды врихеддских саперов, сразу проникся новой должностью и положил на возвращение в кавалерию огромный арбалетный болт. Живым и практически невредимым дошел до Старых Жопок, принял участие в массовом побоище при Бренне, азартно резал темерских и реданских солдат, без зазрения совести добивал раненых и мертвых. Вовремя смекнул, что пахнет жареным, попытался организованно отступить вместе с кем-нибудь из своих, быстро плюнул на эту бессмысленную затею и нахальным образом дезертировал в неизвестном направлении.

Мастер обзаводиться друзьями в любой непонятной ситуации.
Больше месяца безвылазно околачивался по лесам, избегая любых встреч с представителями человеческой расы, жрал все, что удавалось прожевать, спал только в исключительных случаях, несколько раз искренне удивлялся, дожив до утра. Дважды натыкался на дружные эльфские компании — чуть менее осторожные, чем он сам, и потому чуть более мертвые; третью, активно отбивающуюся от темерских вояк, успел ненадолго застать в добром здравии. Собственное присутствие выдал как истинный дурак герой, лихо снял с сорока шагов не ожидавшего такой подлости арбалетчика, ввязался в бессмысленный и беспощадный бой и вскоре вынужден был линять оттуда во все лопатки, преследуемый кучей разъяренной солдатни и сворой шавок, натасканных на отлов ушастой мрази, до ближайшего лесного озерца. Едва не довел до сердечного приступа меланхоличного низушка, упоенно размышлявшего о смысле жизни на рыбацком мостике, свалив на землю около него груду заточенных железяк, колчан со стрелами и тяжелый лук, рассеяно заверил, что ничего необычного не происходит, и, на всякий случай саданув бедолагу локтем по темечку, отправился бороздить водные просторы под аккомпанемент доносящихся из чащи ругани и лая. Выбираться на противоположный берег решил повременить, свил себе уютное гнездышко в камышах и, сунув в рот полую тростинку, залег на дно обнимать корягу. Вынырнул лишь тогда, когда всерьез забеспокоился о том, что стук зубов, доносящийся из воды, может выдать его хитрую стратегическую позицию, а мелко трясущийся стебель осоки выглядит несколько подозрительно в виду полного безветрия. Какое-то время изображал из себя внимательную кочку, пристально обозревая местность в поисках недавних знакомых, вместо этого обнаружил за деревьями лишь дым от костра и со спокойной совестью выполз на сушу. Мудро рассудил, что рядом с огнем по всей видимости ошиваются люди, пережил несколько минут мучительной внутренней борьбы между любопытством (пойти посмотреть, чем можно разжиться у агрессивных темерцев) и здравым смыслом (убраться по-тихому в другую сторону и насобирать себе нового оружия с трупов), сделал выбор в пользу слабоумия и отваги. Удобно расположившись за раскидистым кустом, наблюдал на поляне четырех коней, пару часовых и — внезапно — себя самого, примотанного к дереву в не самой естественной позе; долго восстанавливал способность издавать членораздельные звуки, винил во всем принятый с утра фисштех, мамой клялся завязать прямо здесь и сейчас. Сообразил, что не мешало бы вернуть отвисшую челюсть на место и начинать действовать, раз уж пришел, когда когнитивный диссонанс достиг своего апогея и охреневать дальше стало попросту некуда. Первым делом устроил дозорным кратковременный разрыв шаблона, почти породив миф, что эльфы в случае крайней опасности способны размножаться почкованием, без зазрения совести пырнул ножом ближнего своего в правое подреберье, тут же получил внушительную резаную рану на плече от дальнего, в пылу битвы опрокинул булькающий котел тому на сапоги и лишь благодаря этому коварному маневру сумел улучить момент, чтобы основательно полоснуть лезвием по его запястью, заставляя выпустить из руки меч. Из-за спешки вынужден был быстро и безболезненно добить противника его же клинком под протестующие вопли своего второго я, бьющегося у сосны в веревках. Освобождать утраченного в младенчестве брата-близнеца так запросто не решился, терзаемый смутными сомнениями, что такового отродясь не существовало и где-то здесь кроется подвох. В пол-уха выслушивая малоубедительные истории о тяжкой судьбе неких допплеров, чуть менее, чем наполовину состоящие из незнакомых слов, успел дважды обойти лагерь по периметру, отыскать свой не так давно утраченный арсенал оружия, недосчитаться дюжины стрел, продегустировать остатки похлебки из котла и, проинспектировав карманы часовых, павших смертью храбрых, незначительно пополнить запасы белого порошка, пока ветер не донес из леса уже знакомый матерок и собачью грызню. Отметив, как ловко эти нежные звуки вдруг всколыхнули в памяти старую истину о враге моего врага, заставили пересмотреть приоритеты и изменить мнение по поводу невозможности временного союза с собственной копией, шустро организовал путь к отступлению на двоих, нагло приватизировал всех четырех лошадок, по доброте душевной оставив темерцам седла из-за катастрофической нехватки времени, и повел свою бюджетную кавалькаду в сторону Марибора, в глубине души надеясь, что его странный спутник свалится под копыта где-нибудь по дороге, и проблема решится сама собой. На первом же привале честно поделил коней поровну — себе оставил пару лучших, тех, что похуже, сплавил новому другу, который к моменту сделки снова стал выглядеть меланхоличным низушком с рыбацкого мостика и одним своим видом вызывать приступы нервного тика у публики, оказавшейся морально неподготовленной к созерцанию процесса перевоплощения. Настоятельно рекомендовал неведомой зверушке исчезнуть с глаз долой, используя в качестве аргумента свой социальный статус и приятные воспоминания о совершенных военных преступлениях, вместо ожидаемого ужаса в глазах получил полуторачасовый курс лекций о прелестях пацифизма, отвар крапивы и аккуратный шов на плече, рассудил, что рукастые медики в союзниках лишними не бывают, даже если они излишне миролюбивы, и смирился со всеми возможными неприятностями, сопряженными с командной работой. До сумерек наверстывал упущенную за прошлый месяц возможность присесть на уши живому существу, невзирая на периодически доносящийся со стороны благодарного слушателя зычный храп, впервые за долгое время почти спокойно проспал первую половину ночи, оставшееся до рассвета время стерег низушка, лошадей и костер, выстраивая в голове хитрый план дальнейших действий. С первой зарей бессовестно растолкал товарища, снабдил двумя лошадьми и отправил в город менять на еду, одеяла и оружие. Оружия предсказуемо не дождался. К вечеру уже мог вкушать плоды совместной деятельности по переоборудованию временного лежбища двух оленей в довольно состоятельный лесной лагерь, за миской горячей похлебки принял толковое решение переждать основные народные волнения в чаще и позволить себе насладиться заслуженным отдыхом. До середины осени занимался исключительно охотой, обворовыванием окрестных огородов, философскими дебатами с единственным собеседником, способным отвечать, и абсолютным бездельем. Получал от процесса неописуемое удовольствие.

Способен устроить неприятности для всех даром, и пусть никто не уйдет обиженным.
С наступлением первых заморозков, когда тяга к разрушениям сделалась совсем невыносимой, а пинать балду на свежем воздухе стало холодно и не комфортно, единолично решил продвигаться на запад к Брокилону в поисках лучшей жизни с братьями по разуму по оружию. Был настолько ошарашен тем, как легко его миролюбивый товарищ поддержал эту авантюру, что даже не стал его отговаривать. Выбравшись за пределы своего дикого леса, быстро выяснил, что хитрейшая выжидательная тактика провалилась чуть более, чем полностью, и на дорогах вопреки ожиданиям теперь куда ни плюнь — то застава, то подстава, и всюду шныряет агрессивная солдатня. Из соображений собственной (в первую очередь) и чужой (в последнюю) безопасности устраивал ночные марш-броски по весьма непредсказуемым траекториям, обходил десятой дорогой поселения и оживленные тракты, блуждал по непролазным чащам в компании ноющего философа, недовольного свалившейся на его ученую башку ответственностью за лошадей и провиант. Во время одного из подобных рейдов неподалеку от Вызимского озера обнаружил искомых вооруженных братьев, едва не наступив на их малолетнего часового, дрыхнущего у потухшего костра без задних ног. Опасная шайка разбойников состояла из шести пар острых ушей — двоих мужских и четырех женских — и одной полуострой детской. К рассвету, когда страшные бандиты принялись продирать глазки, уже успел осмотреться, накрыть спящего ребенка своим гамбезоном, попробовать местную стряпню из общего котла, оценить положение в общем и прийти к неутешительным выводам о том, что двум дамам с четырьмя лихорадящими ранеными и мелкой безответственной полукровкой долго не протянуть. Пережив малоприятное знакомство всех со всеми и чудом избежав ножа между ребер, великодушно предложил эльфам ручного хирурга во временное пользование и, пока те были слишком заняты, чтобы обращать внимание на что-либо вокруг, незаметно слинял из поля их зрения, едва ли не впервые в жизни ведомый практически бескорыстным желанием помочь. Будучи в полудне езды от фермы, на которой в далеком прошлом наслаждался лучшими днями своего детства, решил долго не думать и попытать счастья в родных пенатах, встретиться с давними друзьями, поболтать о жизни, возможно, выпросить лошадей и телегу. Абсолютно не учел, что с момента его исчезновения прошло около сорока лет, и немного удивился, застав во дворе вместо брошенной им девчонки милсдарыню почетного возраста в окружении толпы внуков, но виду не подал. Приемом без фанфар и распростертых объятий ничуть не был смущен, долго и настороженно приглядывался к скопищу детишек, но повышенной ушастости у них не заметил и несколько успокоился. Подробно изложил, за чем пришел, по старой памяти сболтнул немного лишнего, в уютной домашней обстановке утратил надлежащую бдительность и совершенно упустил из виду внезапное исчезновение самого старшего спиногрыза из ошивающихся по двору. Догадался, что дело неладно, когда в ворота въехало полдюжины добрых молодцев из отряда специального назначения, по убедительной рекомендации перепуганной хозяйки триумфально вывалился в окно, вскочил на неоседланного коня и, потоптав копытами недостаточно торопливых свиней, перемахнул через низкий забор загона от греха подальше. Трое суток блуждал по полям и лесам, играя с возможными преследователями в зайчика, а, вернувшись наконец на место стоянки, обнаружил там погром, разруху и четыре вздувшихся трупа. Ни своего низкорослого друга, ни полуэльфскую девчонку среди мертвых не обнаружил, потому кусал локти и винил во всем себя недостаточно рьяно. Посовещавшись с собственными тараканами в голове, решил наплевать на осторожность и отправится на поиски оставшихся в Вызимские казематы, как в наиболее вероятное место содержания пойманных преступников. Понял, что несколько опоздал, на площади, обнаружив на виселице обеих своих знакомых эльфок и заодно хозяйку фермы в назидание потенциальным гавенкарам. Осознав тщетность любых попыток отыскать в огромном городе существо, способное по желанию левой пятки обращаться кем угодно, свалил в привычный ареал обитания и занялся любимым делом — принялся бесцельно блуждать по окрестному лесу, надеясь, что низушек как-нибудь в ближайшее время найдется сам.

✔ Способности, навыки.
Опасная партизанская дрянь. Качественно сливается с кустами нездоровым цветом морды, вероломно нападает исподтишка, метко прошивает человечка стрелой с пятидесяти шагов, в любой непонятной ситуации переходит в ближний бой и довольно умело машет клиночком вместо того, чтобы предусмотрительно свалить в закат. Нагло эксплуатирует лошадок любой степени заседланности, если понимает, что иначе далеко не уедет, эффективно отстреливается с их спин на галопе. Любит и умеет плавать, если того требуют обстоятельства и травля собаками. В свободное от активной партизанской деятельности время строит коварные планы диверсий и саботажа, устанавливает хитроумные ловушки на лесных тропах и пытается добывать пропитание охотой. Довольствуется в основном кроликами и надеждой на светлое будущее. Давно бы скопытился в своем лесу от дизентерии, цинги или заражения крови, если бы не элементарные навыки первой медицинской самопомощи. Ловко штопает собственную шкуру в доступных местах под наркозом из фисштеха и махакамского самогона, закусывает ивовой корой, почти не морщась. Обладает исключительным навыком прекращать пить до того, как возникнет желание поболтать о политике. Способен произнести фразу «Людей в море!» на пяти языках и написать на двух, свободно владеет всеобщим и Старшей Речью, ориентируется в Нильфгаардском диалекте и Скеллигском жаргоне. Не обделен слухом, голосом, музыкальной памятью и неистощимым желанием извлекать звуки различной степени мелодичности из всего, что попало под руку, при полном отсутствии опыта игры на музыкальных инструментах.

✔ Важные примечания и описания.
• Упрямо не желает отправляться на виселицу, как положено правильным эльфам, однако, наверняка испытывает подсознательное стремление утопиться к вящей радости всех дх'ойне. Иначе как еще объяснить патологическое желание окунаться в каждую достаточно глубокую лужу, попадающуюся по пути, если она не покрыта льдом?
• Очень, очень плохой пример для подражания. В свое время довольно крепко сидел на фисштехе и, не смотря на многочисленные попытки, от зависимости до сих пор не избавился. Утверждает, что стратегический запас наркотика нужен ему исключительно в медицинских целях, но поправляет здоровье несколько чаще, чем это бывает необходимо.
• Перманентно голоден. Если есть возможность жрать за троих, будет жрать за троих, восполняя недоеденное в далеком детстве. Особенно любит мясо. Не обязательно человеческих младенцев; за добрый кусок хорошо прожаренной оленины готов рассмотреть любые предложения насчет предательства собственных идеалов и гордо их отвергнуть. Ибо, если хорошенько подумать, даже бельчатина на безрыбье не так уж и сильно отдает хвоей.

✔ Имущество или постоянные атрибуты.
• Конь — слишком ворованный для того, чтобы иметь имя — и уздечка, которая шла с ним в комплекте. Седла для слабаков и тех, кто знает, где их можно украсть.
• Набор начинающего стрелка: короткий лук, натяжением в каких-то шестьдесят фунтов, заплечный колчан с двумя дюжинами длинных кедровых стрел, увенчанных невинными зазубренными наконечниками и, разумеется, пара истрепанных перчаток — без них-то никак не выйдет выдавать себя за начинающего.
• Три отменных зубочистки — чудесный изогнутый клинок родом из Синих Гор, предназначенный для шинковки врага в ближнем бою, трофейный кинжал, что одинаково удобно ложится как в ладонь рукоятью, так и обоюдоострым лезвием в незащищенную печень, и неказистый ножичек для дел куда более обыденных и скучных, вроде нарезания моркови в похлебку.
• Несметные богатства в мешке из-под репы: серебряная шкатулка с витиеватым орнаментом снаружи и белым порошком — наверняка мука — внутри; пара кожаных фляг — с водой, склонной к возгоранию, и водой, к нему не склонной; моток крепкой веревки на случай непредвиденной казни через повешение; огниво и трутница с сухой травой, чтобы было, чем жечь спящие деревни; намокшая соль в тряпице для приготовления жаркого из младенцев и моток шелковой нити с кривой иглой.
• Подтверждение гордого социального статуса: драный гамбезон с нашивкой бригады «Врихедд» на рукаве, используемый вместо одеяла холодными осенними ночами, истрепанный плащ, прекрасно подходящий для тех же целей, старые сапоги, держащиеся исключительно на честном слове, и единственный комплект одежды, в долгой дороге принявший совсем уж непритязательный вид.

✔ Откель пришли, где нашли?
Репутация у вас хорошая:)