Ведьмак: Глас рассудка

Объявление

НОВОСТИ

✔ Информация: на данный момент проект находится статусе заморозки. По всем вопросам обращаться в ЛС на профиль Каролис.

✔ Для любопытствующих: Если видишь на картине: кони, люди — все горит; Радовид башкой в сортире, обесчещен и небрит; а на заднем фоне Дийкстра утирает хладный пот — все в порядке, это просто наш сюжетный поворот.

✔ Cобытия в игре: Несмотря на усилия медиков и некоторых магов, направленные на поиск действенного средства от «Катрионы», эффективные способы излечения этой болезни пока не найдены. На окраинах крупных городов создаются чумные лазареты, в которые собирают заболевших людей и нелюдей, чтобы изолировать их от пока еще здоровых. Однако все, что могут сделать медики и их добровольные помощники – облегчать последние дни больных и вовремя выявлять новых пациентов. Читать дальше...
ИГРОКИ РАЗЫСКИВАЮТ:

Супердевы Цвет эльфской нации Патриоты Старый волчара

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » Книжные полки » Разорванная нить (Каэр Морхен, январь 1269г.)


Разорванная нить (Каэр Морхен, январь 1269г.)

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Время: 25 января 1269 года.
Место: Каэр Морхен
Участники: Трисс Меригольд, Эскель, Геральт.

Почти месяц тревог, неизвестности и страха за жизнь Геральта довели Трисс до того состояния, когда забываешь о голосе разума и подчиняешься лишь буре эмоций, скопившихся внутри. Боль и страдания часто идут рука об руку с разрушениями.

+1

2

Она проснулась, почувствовав горячую влагу на щеках, но, глядя в темный, мрачный потолок, не сразу поняла, что это слезы. Смятые простыни и мокрая подушка, подсказали, что сон ее был тревожным. Трисс все еще чувствовала, как ее потряхивало, как дрожали колени, а пальцы крепко – остервенело – стискивали край одеяла. Но это не был кошмар. Это был сон, полный тревог и страха, полный отчаяния. Сон, который она чувствовала, но не помнила.
Рассвет еще не занялся, но за окном темнота принялась блекнуть – наступали предрассветные сумерки. Трисс поднялась с постели, рванув с себя одеяло, и зажгла свечу. Фитилек на маленьком восковом огарке потрескивал и дрожал, отчего и тени на стенах приходили в движение, а Трисс мимоходом смахивала со щек соленые слезы и шмыгала носом.
Нужно было занять себя чем-то, как-то унять дрожь волнения, и Трисс принялась перелистывать пожелтевшие страницы старой книги, испещренной рунами Старшей речи, замысловатыми символами и печатями. Не читала – просто листала, то и дело смахивая со щек соль печали. Последнее время так немилосердно тянуло в груди, как будто гудел и болел шрам, полученный в битве на Холме. От застрявшего в горле кома было тяжело дышать. Шел восьмой – бесконечный – день ее мучений.
Мысль написать письмо возникла не сразу. Трисс гладила желтый лист книги, пальцами скользила по рунам, терзалась думами, что же еще она может предпринять, чтобы узнать о судьбе Геральта, и образ старого, доброго Весемира, всплывший в памяти, дал зацепку. Вот оно! Вот к кому нужно обратиться.
Выдернув из стопки бумаг чистый пергамент, Трисс обмакнула в раскрытую чернильницу аккуратно заточенное гусиное перо. Нужно написать письмо. В Каэр Морхен. Весемиру.
Со скрипом скользя по бумаге, перо выводило вязью письмена – послание из самого сердца. Всегда такие ровные, теперь буквы в письме Трисс плясали и были разной толщины. Ее руки дрожали. Но она скоро кончила письмо, не поставив ни одной кляксы и не переписав его ни разу.

***

Вскрывая восковую печать, ее руки дрожали так сильно, что будь в них стакан, полный вина, оно давно бы уже оказалось на ковре, который Трисс меряла шагами, тяжело дыша и собираясь с духом, чтобы прочесть ответ Весемира. Прошел ровно месяц – тридцать один день – с тех пор, как она последний раз видела Геральта. Живым и невредимым. А ведь как все хорошо начиналось в тот праздничный день…
Плотная бумага зашелестела в дрожащих руках Трисс. Она развернула письмо, и взгляд побежал по строчкам, жадно впитывая каждое слово.
Живой.
«Живой», – звенело в ушах Трисс, опустившей письмо – желтый лист выскользнул из рук и упал на пол.
Живой.
И это было восторгом, на секунду утопившем в себе горечь и боль.
Живой, но…
Обеими ладонями прикрыв рот, Трисс сползла по стене и разразилась рыданиями.

***

Она открыла портал прямо посреди внутреннего двора крепости, шумом разрывающегося пространства вспугнув зачем-то привязанного тут на выпас козлика. Вышла и осмотрелась.
— Где он? – без всякого приветствия Трисс сразу обратилась к казавшемуся немало удивленным ее появлением Эскелю. – Где Геральт?
Она была необычно бледная, с залегшими под глазами темными кругами – свидетельством бессонных ночей, – но даже не дождавшись ответа – он не был ей нужен, – двинулась вверх по каменной, полуразрушенной лестнице с той решимостью, которая могла сворачивать горы и поворачивать реки вспять.
В два счета она добралась до дверей замка и, взмахнув руками, раскрыла их магией такой силы, что они ударили в стены, осыпав на пол мелкую крошку, и едва не слетели с петель.
Внутри было как всегда темно и мрачно. Эхо вторило стуку ее каблучков, когда Трисс прошагала по главной зале и, приметив знакомый, горячо любимый силуэт, направилась к обеденному столу. Ей истово хотелось разреветься. Но она сдержалась.
— Почему? – Трисс уперлась ладонями в стол, стоя прямо напротив Геральта. Голос дрогнул. Снова ни здравствуй, ни привет. – Почему ты даже не предупредил меня? – с хрипотцой накопившихся в горле слез. – Ты же… ты не помнил меня, но говорил, что чувствуешь, как я тебе дорога. Тогда почему?!
Она в отчаянии взмахнула рукой и вся стоявшая на столе утварь полетела в стену, гремя, рассыпая всю снедь, разливая напитки и падая на пол.[AVA]http://funkyimg.com/i/2mVJj.png[/AVA]

Отредактировано Трисс Меригольд (2017-01-02 19:37:16)

+2

3

Холодный зимний воздух приятно освежал голову Эскеля, стоявшего во внутреннем дворике Каэр Морхена. Он только недавно закончил осмотр родного замка и позволил себе немного отдыха, погрузившись в мысли. В мысли о том, сколько всего им с Геральтом пришлось пережить, прежде чем они наконец добрались домой. О том, как удивленно и в то же время радостно встретил их Весемир, тяжело переживший былую новость о смерти Волка. И уже в который раз он мрачно подумал о том, как подозрительно совпало воскрешение старого товарища со слухами о сошедшем с ума мире, с кошмарным праздником в Новиграде и визите в, казалось бы, непримечательную деревеньку Подлесовка.
Приглаживая растрепанные волосы и глубоко вдыхая морозный воздух Эскель не мог отделаться от ощущения, что всё это было частью какой-то череды событий, которая могла изменить его привычный мир, как бы пафосно и глупо это не звучало. И даже отдохнув несколько дней в родной обстановке, залившись спиртом и набив брюхо до отвала теплой едой, он не мог полностью расслабиться. "Скольким еще знакомым Геральта предстоит с удивлением узнать, что он жив? Особенно тяжело придется Трисс - Весемир отправил ей письмо, насколько я понимаю, но даже со всей его мудростью вряд ли он сможет утихомирить ту бурю эмоций, что будет кипеть в сердце Меригольд. Она примчится сюда, едва не разрушит всё к чертям, потом они привычно поссорятся с Геральтом... и таки разрушит всё до основания", - подумал Эскель, глядя на уныло блеющего козлика, которого он тотчас назвал Колокольчиком.
Шум разрывающегося пространства прямо рядом с ним застал его врасплох, и обычно спокойный ведьмак теперь с отчетливым удивлением обнаружил себя смотрящим прямо в глаза чародейки, что он только что упоминал в своих мыслях. И боги, как она ужасно выглядела - бледная, с кругами под глазами, словно не спала с той самой поры, когда умер Геральт и с совершенно безумным взглядом.
- О... он там, в замке Трисс, - наконец совладал с собой Эскель, но было поздно и потерявшая всякое терпение Меригольд уже спешила вверх по лестнице, будто учуяв Волка по запаху.
"Чему бы я совсем не удивился", - успел отметить про себя ведьмак, после недолгого колебания всё же бросившийся за ней вслед. "Нехорошо встревать в чужие разборки, но чует моё сердце - им сейчас совсем не помешает немного холодного голоса разума. Моего голоса..."
При всей своей ловкости и скорости, Эскель не мог сравниться с обезумевшей от бури эмоций чародейке, отрастившей себе невидимые крылья. Этот коктейль чувств придавал ей невероятную силу, и она уже начала крушить всё на своем пути, пробиваясь к любимому Геральту - так она едва не сорвала с петель старые, могучие двери, применив магию колоссальной силы и заставив медальон подпрыгнуть на шее Эскеля. Затем раздался ее хриплый, отчетливый голос и залетевший в замок Эскель как раз успел увидеть, как вся утварь, лежавшая на столе, разлетелась об стену легким движением руки.
"Постою пока в сторонке, но если что - придется ворваться и утихомирить их. Даже Трисс, которая имеет полное право орать на Геральта..."

+2

4

Давно спокойствия не было в жизни ведьмака, привычного к жизни под открытым небом, чуткому и недолгому сну во время путешествий на большаке, неприятностям, прораставшим с небывалой скоростью из одного сказанного слова, одного неправильного жеста, колющей совести или человеческой глупости. Возвращение в Каэр Морхен было таким... сюрреалистичным. Места, где он жил, тренировался, страдал от боли и где он поседел, места, населенные призраками нескольких поколений мальчишек, так и не ставших ведьмаками и проклявших своих учителей распоследними словами, все окрестности полуразрушенного замка были одновременно знакомы и нет. Чего Геральт не мог отрицать абсолютно - своего чувства родства с этим местом. Здесь его ждали - реакция Весемира на прибытие Белого Волка домой была хоть и ошарашенной, но очень теплой.
По-семейному теплой.
Говорят, что у ведьмаков семьи быть не может. Ошибаются. Семья у них есть, но связана она с ведьмаками не узами крови. Нет, эта нить гораздо крепче кровного родства.

И намного крепче старых дверей в главный зал замка, едва не попрощавшихся с петлями и осыпавших половину зала мелкой каменной крошкой после того, как их кто-то с силой распахнул. Кто-то, кого Геральт оставил в Новиграде и не раз об этом пожалел. Медальон шевельнулся, почуяв магию, но было поздно - вся посуда, утварь, приборы уже улетели со стола, разбиваясь на тысячи осколков и превращая обеденный зал в комнату, по которой словно прошелся пьяный полк темерских солдат, недовольный снедью и пойлом.
Трисс была опаснее полка темерцев. Чтоб понимать это, не нужно быть Высоготой из Корво.
- Трисс... - Геральт поднялся из-за стола, медленно приближаясь к чародейке.
Слова для пояснений, оправданий, неловкой попытки выставить то, что произошло, в более белом свете, чем оно на деле было, найти оказалось очень трудно. Практически невозможно. В такие моменты Волк был отчаянно рад тому факту, что в отличие от Йеннифэр Трисс крайне редко читала его мысли.
А что он мог сказать? Сослаться на забывчивость? Наглая ложь, к тому же по отношению к до сих пор дорогому ведьмаку человеку. Выдумать серьезную причину? Нет, снова нет.
Остается сказать лишь правду, горькую правду. И мириться с последствиями. "Лишь бы крепость не разнесла... Весемир меня из могилы достанет и еще раз убьет, если так."
Пауза затягивалась. Напряжение в воздухе росло, готовое разорваться, сотрясти воздух и обрушиться на землю кучей маленьких зеркальных обломков, которые обратно уже никогда не собрать. Мысленно вздохнув, он продолжил.
- Потому что я увлекся, Трисс. Ответы, которые я искал, были рядом - только руку протянуть. Я... я не мог упустить этой возможности. И не думал ни о чем другом. Я не видел свой дом очень долго, Трисс. Очень долго для человека, который даже не помнит свой дом.
Ведьмак сглотнул, осторожно приближаясь к Меригольд и надеясь, что ему не переломают все ребра и не свернут шею на месте. Геральт приметил тоже ворвавшегося в замок Эскеля, благоразумно держащегося в стороне, и едва заметно помотал головой, давая знак, что вмешиваться пока не стоит.
И вправду, Геральт, почему ты ее не предупредил? Потому что часть твоего сознания понимает, что чародейка всегда найдет способ тебя отыскать, если захочет? Или потому что часть твоего черствого сердца знает, кому оно предназначено?
Тот, что отрицает Предназначение, падает его жертвой. Не первый раз.
И спасен был им не единожды. Все это сейчас значения не имело.
- Это непростительно, я знаю. - тихо заключил Геральт. - Но что сделано, то сделано.

+2

5

Он так долго не отвечал – хранил напряженное молчание, в тишине которого было слышно, как капает со стола на пол какая-то жидкость, пролитая буйным порывом магии, – что Трисс не выдержала и некуртуазно шмыгнула носом, глотая слезы. Геральт медленно, словно пытаясь не спугнуть пришедшего на приманку зверька, подступал, но Трисс отмахнулась от протянутых к ней рук, на секунда словно обжегшись искоркой пробежавших по пальцам эманаций. Она не хотела чтобы он приближался – слишком боялась, что Геральт снова сведет на нет ее отчаянную попытку добиться от него искренности, подменив это вынужденной – да, вынужденной! – лаской.
— Не трогай меня, – хрипло выпалила Трисс и отступила на шаг.
В тишине вновь наступившего молчания было слышно, как покатилась по полу оловянная кружка, которую Трисс случайно задела каблуком, малодушно отступая назад. Она бросила взгляд через плечо – позади, являя собой спокойную, мрачную тень, застывшую на почтительном расстоянии, стоял Эскель. Когда он успел здесь появиться? Распахнув двери замка, Трисс и думать забыла, что здесь есть еще кто-то кроме нее и Геральта. Весемир? Ламберт?
Голос – вынужденно успокаивающий и заботливый – звучал под каменными сводами зала гулко. По спине прошла легкая дрожь. Трисс была напряжена, и когда первые слова сорвались с губ Геральта, вздрогнула.
— Увлекся? – медленно, словно не понимая его слов, повторила Трисс. На ее бледном лице появилось выражение странного, завороженного непонимания. Она даже не отступила назад, хотя Геральт с каждым осторожным шагом был все ближе и ближе.
Всматриваясь в его лицо, Трисс видела… слышали лишь «Не надо, Трисс», «Успокойся, Трисс». С болью в сердце вспоминала свое прежнее посещение Каэр Морхена. Он что, снова чувствует только вину и ничего более?
— А ее… – кривя хорошенькое личико от коловшей в груди боли, произнесла Трисс. Ее уже не было. Она больше не стояла на пути. Но раз за разом именно с ней сравнивался каждый шаг. Каждый поступок. Каждый его поцелуй и каждое его прикосновение. – А ее ты тоже бросил бы? – на диво нервно и истерично выкрикнула Трисс. – Тоже не взял бы с собой? Увлекся бы и сбежал? … Ты не поступил бы с ней так, как со мной!
Она задавала вопросы и сама отвечала на них. Сама распаляла себя, давая выход копившимся столько дней боли и панике. Все то, что скрывала и утаивала от него, теперь рвалось наружу с такой силой, что Трисс просто не могла устоять на месте. Метнувшись к Геральту, она толкнула его ладонями в грудь, но без чар это была бесполезная попытка – все равно, что сдвинуть вставшую на пути гору. Но она не остановилась – толкнула еще раз.
— Йеннифэр мертва! – в отчаянии выкрикнула Трисс. Слезы застили ей глаза и она почти не видела взгляда Геральта, не могла прочесть на его лице реакцию, и смахнуть соленую влагу с лица тоже не могла, продолжая лишь неосознанно мстить и утолять свою собственную боль, причиняя боль другим. – Ее больше нет. Она не вернется. Но ты все еще не любишь меня! Почему я все еще тебе безразлична?!

+2

6

Тревожные колокола звенели все громче, настойчиво предлагая Геральту остановиться, не делать ни шага вперед, замолчать и дать Трисс выпустить пар, послать его к чертям и эффектно исчезнуть через портал. До этого самого момента он откладывал чувство вины в дальние закрома самой темной кладовой, отмахивался от него, говорил сам себе, что разберется с этим позже. Но вот - это самое "позже" настало, и бежать от ответственности больше некуда. Совершенно некуда - в какой поворот не заглянешь, везде найдешь лишь тупик.
Он не знал, как поступить правильно. Может, правильного выхода и нет? Есть лишь только обрыв, в который все полетит так или иначе.
- Ее там не было. Я не знаю, что бы произошло, будь она там. Не хочу гадать. Больше того, я ее до сих пор не помню. - его тон становился суше и раздраженнее, пусть он и сам того не желал. - Но по дороге сюда мне помогли  вспомнить многое.
В последнем предложении отчетливо можно было слышать разочарованность, злость, горечь и сожаление одновременно. Он не хотел этого разумом, но обмануть сам себя он не мог - Геральт чувствовал себя обманутым за все те три или четыре месяца, что он с таким удовольствием провел с Трисс в Туссенте.
Что бы он сделал, узнай столько подробностей о своем прошлом раньше? Кто знает. Может, наплевал бы на все и продолжал впитывать в себя боклерское солнце, иногда охотясь на сколопендроморфов или кикимор...
Сейчас же он стоял напротив плачущей чародейки, выкрикивающей, что Йеннифэр мертва. Геральт машинально схватил Трисс за руки, толкавшие его в грудь - не для того, чтоб обезопасить свою и без того безобразную рожу, а скорее чтоб она себя не покалечила и не сожгла кого, размахивая в истерике руками.
Мертва. Это слово эхом отдавалось в его голове, однако один момент беспокоил ведьмака. Даже наслушавшись от друзей историй о том, как ведьмак был влюблен в Йеннифэр и как она отправилась за ним за край мира, туда, откуда не возвращаются, сейчас он не ощущал пустоты в сердце или душе. Не ощущал боли, не чувствовал того горя, что обычно врезается в сознание влюбленного, потерявшего свою любовь.
Конечно, все можно свалить на амнезию. Можно придумать миллионы объяснений, но они все не нужны были ведьмаку. Мысли метались туда-сюда, между той реакцией, которая бы выглядело нормально и уместно, и реакцией честной, которая ведет... неизвестно куда.
Он действительно не знал, не понимал, не осознавал, что ему делать. В очередной раз он не просил оказываться в такой сложной ситуации. В очередной раз кто угодно скажет, что он сам себя в нее загнал, и теперь мечется, ища идеальный выход.
Идеального выхода нет.
И малой толикой жертвенности тоже не обойтись.
- Не безразлична. - все, что сумел выдавить из себя Геральт, негромко, так, что даже Эскель наверняка этого не слышал.
Возможно, его старый друг и ровесник говорил правду все это время? И множество раз до "этого" времени.
Он отпустил руки чародейки, глядя ей в глаза.
- Не безразлична. Но почему ты молчала столько времени?

+2

7

— Лгун! – хрипя скатившимися к горлу слезами, выкрикнула Трисс и попыталась отпрянуть, но была схвачена Геральтом за запястья.
Она дернулась назад и потянула руки на себя, но не смогла освободиться и лишь отвернулась, чтобы не смотреть ему в глаза. Зажмурилась, все еще шмыгая носом и глотая слезы. Спасаясь от Геральта, хотелось зажать и уши, чтобы не слышать такую приятную, тихую, сказанную лишь ей в этом большом зале ложь. Ведь лгал же! Лгал?
Хватка ослабла. Облаченные в вышитые серебряной нитью открытые перчатки, ее запястья выскользнули из рук ведьмака. Трисс вновь отступила, открыла глаза и смахнула со щек соленые слезы – соль горечи от сказанных ею слов.
— Лгун, – еще раз с болью в голосе повторила она.
Ей хотелось кричать так громко, чтобы треснул каменный свод зала, чтобы эхо вторило ей заглушая все вокруг. Как кричит и корчится в муках несчастный, лишившийся конечности без всякой анестезии, вопя от естественного желания исторгнуть боль из тела через крик.
— Почему не сказала? – и несмотря на подсохшие на щеках слезы, голос был все таким же ломким и нервным. – Почему я молчала?!
В мысли вновь вернулась Йеннифэр. Она всегда возвращалась. Всегда стояла за спиной у Геральта. И Трисс вздрогнула, хотя на ней был короткий, подбитый мехом плащ; поджала бледные губы.
Она хотела чтобы Йен никогда не было – где-то в глубине темной души желала этого, – напрасно надеясь, что тогда никто не будет стоять на пути. Прикрываясь добротой и отчаянными страданиями по потерянной подруге, она была уязвлена тем, что бессердечная, скупая на ласку Йеннифэр отдала жизнь за Геральта, доказав силу и искренность своей любви. Она знала, что здесь ей, Трисс Меригольд, не было места. Знала, но не менее отчаянно пыталась заполучить желаемое. Украсть. Отнять. Забрать себе. Любой ценой! Спрятать воспоминания о Йеннифэр, стереть ее из полуразрушенной ведьмачьей памяти. Занять чужое, не предназначенное ей место. Но эти тридцать дней безумия заставили понять – ничего не изменилось. Ровным счетом ничего. Он любил ее – любил по-своему, – но никогда его чувства не могли сравниться с теми, что были предназначены не ей.
В тишине вновь воцарившегося молчания, чуткий слух ведьмака мог расслышать частое, взволнованное дыхание. Еще одна крупная слезинка скатилась с ресниц, пробежала по щеке и упала на пол.
— Посмотри на меня, Геральт, – Трисс всплеснула руками. – Ты еще спрашиваешь почему я молчала? Она – моя подруга, но в глубине души я была рада, что ее больше нет. Я не хотела, чтобы ты ее когда-нибудь вспомнил, – в отчаянии выпалила она. – Посмотри в кого я превращаюсь из-за любви к тебе!
Она сама не понимала, что говорит. Боль, вина и отчаяние смешивались в Трисс воедино, путая мысли, подменяя чувства, оставляя лишь безумное желание бросить все и сбежать, повернуть время вспять и вновь стать девочкой из башни Марибора. Девочкой, которая никогда не знала Геральта из Ривии.

Отредактировано Трисс Меригольд (2017-01-27 22:44:15)

+2

8

Как понять, кто тебе небезразличен? Это не сложно.
Просто слушай свое сердце и не забывай о разуме.
Как понять, кому ты небезразличен? И по какой причине? Этого, к сожалению, не знает никто. Одни люди пойдут с тобой до конца, даже если ты отправляешься за пределы края света, а кто-то будет идти рядом лишь до тех пор, пока ты не перестанешь быть нужен. Пока не иссякнет твоя полезность. Пока не подвернется новый кандидат для безграничной преданности и клятв.
Геральт перестал понимать, что происходит в его взаимоотношениях с большинством старых новых знакомых. Уверенность в товарищах по цеху - дело одно, но что остальные?
Особенно когда начинает открываться много правды. Неудивительной, но все еще болезненной правды. Свет, пролитый на эти задворки извилистого и бесконечного лабиринта, не кажется чистым и теплым. Он тускл, холоден, он прорезает тьму ножом, а не факелом.
Легко винить кого-то иного в том, что делаешь ты сам. Бесспорно, ведьмаку порой тоже хотелось кого-то обвинить, свалить груз со своих плеч.
Это сейчас и делала Трисс. Будто пыталась пристыдить Геральта, но зачем?
Какой в этом смысл, если исход теперь не изменится?
Чтобы вылить еще больше горечи в реку, что неизбежно разделяет этих двоих?
Он не знал многого, до сих пор, ведь память невозможно вернуть по щелчку пальцев, всю, полностью и бесповоротно.
Но ему и не нужно было знать. Ведьмак отвернулся и отошел к очагу, в котором мирно потрескивали горящие поленья, делая тишину менее гнетущей.
Но не менее тяжелой.
Такой же тяжелой, как слова, тихим приглушенным эхом разнесшиеся по залу.
- Уходи, Трисс. - Геральт старался говорить как можно нейтральнее, беззлобнее. - Я не хочу тебя видеть. И не хочу превращать тебя в чудовище ни минуты более.
Он не сумел избежать ядовитых оттенков в последних его словах, но вернуть время вспять даже на несколько мгновений уже невозможно.
Этому обрыву предстоит зарастать травой и кустарником очень долгое время.
Возможно, даже дольше, чем найдется обходная тропа.

+2

9

Ответ Геральта – сухой и решительный – окончательно выбил Трисс из равновесия. К своему ужасу она вдруг поняла, что не это нужно было говорить любимому. Вспомнила, что ее уделом было терпеть и, несмотря ни на что – любой ценой, – оставаться рядом, быть понимающей, прощать ему все. От страха сердце пропустило удар. Она сглотнула сухой ком в горле.
— Г-геральт, – дрожащим от волнения голосом.
Трисс потряхивало легкой дрожью. С ней боролись чувство страха от безысходности и желание упасть перед Геральтом на колени, забыв о гордости – забыв обо всем, – умолять его о прощении. Но это не принесет результата. Она никогда не займет место Йеннифэр. Это мысль билась в голове, отдаваясь в ушах заглушающим все звоном. Как быть? Что делать? Почему?
Она сделала шаг вперед и громко, несдержанно всхлипнула, прикрывая рот ладонью.
— Мы могли бы… – фразу не получилось произнести до конца. – Геральт, прошу… – тихим, сдавленным шепотом.
Лишь широкая, крепкая спина. Он не хотел даже смотреть на нее. Он отвергал ее. Снова. И это всколыхнуло в душе ярость.
— О-о, – с горечью и злобой, после долгой паузы, потянула Трисс, – если бы это была Йен, ты бы так не поступил.
Она подошла еще на шаг ближе. Боль и отчаяние сплетались в ней в клубок ненависти – точно десятки змей зашевелились внутри, выползая наружу и щекоча все тело.
— Как удобно прикрываться тем, что ты её не помнишь! – голос срывался от чувств, рвавших ей сердце.
Несмотря на мокрые от соленых слез щеки, Трисс все больше начинала казаться угрожающей, а не жалкой, являя собой присущую всем женщинам, а особенно чародейкам, сторону – злобу обиженной и оскорбленной женщины, злобу сущей ведьмы.
— Но ведь я могу это исправить, – она даже усмехнулась. – И ты вспомнишь ту, кого потерял. И никогда больше не обретешь!
В конце ее голос сорвался на крик и, то ли это привлекло внимание Геральта, то ли сам смысл ее фразы. Но это не имело значения – прежде, чем он успел обернуться и что-то сказать, Трисс сшибла его с ног телекинетическим ударом.
Он отлетел недалеко – лишь врезался в обеденный стол и лавку, распластавшись на них. И Трисс не дала ему времени опомниться. Горящая бледно-голубым светом, ее ладонь легла на лоб Геральта, прикрывая глаза и немилосердно впиваясь пальцами в щеку.

«Йеннифэр. Очаровательная и прекрасная. Фыркающая, задирающая свой носик и просто улыбающаяся – лукаво и обещая многое. Темные, словно ночь, волосы. Запах сирени и крыжовника. Удивительная женщина, в воображении завистливой, но все же любящей ее подруги, была прекрасней себя настоящей. Потому, что сама того не осознавая, Трисс показывала Геральту все то лучшее, что могла видеть в ней и что так в ней ценила, чем восхищалась.
Она вспомнила, какими счастливыми они ей казались. Чередою ярких образов вспомнилась картина чужого счастья, которого Трисс не видела, но была уверена, что оставаясь наедине, они дарят друг другу те самые улыбки и ту нежность, которые она показывала сейчас Геральту.
Одно за другим тянулись воспоминания – иногда правдивые, иногда невольно преукрашенные, – и Трисс с каждой секундой теряла контроль над ними.
Тот образ смерти Геральта и жертвы Йеннифэр вспыхнул в голове резко и невольно. Потянув за собой горечь потери. Не только его, но и ее. Нет, Трисс сожалела и не хотела смерти Йеннифэр, что бы там ни говорила прежде. Она вспомнила, как искала ее. Вспомнила слова одного из разведчиков, передававшего слухи из Нильфгаарда. Чародейка. Чародейка при дворе императора Эмгыра. Чёрное и белое. Запах сирени и крыжовника. Ах да, Трисс же хотела проситься в посольство Фольтеста в Нильфгаард чтобы самой увидеть. Она жива? Прав ли оказался разведчик? А прав ли тот, который сообщал о девочке с пепельными волосами? Цирилла. Цирилла вернулась? Орден пылающей розы...»

Слезы из раскрытых, но не видящих ничего глаз капали на щеку Геральта. И пускай касание Трисс длилось секунды, мысли были куда более скоротечны. И бесконтрольны.
Пальцы Трисс задрожали. Она вдруг с ужасом поняла, что показывает Геральту не то, что хотела. Снова не то, что нужно.

+3

10

Его заметили, подали знак, и он послушно остался в стороне, наблюдая из тени за происходящим. Ведьмак и чародейка ругались и ни потеря памяти Геральта, ни горячий характер Трисс не помогали им закончить всё миром. Эскель прекрасно понимал, что отчасти виной была любвеобильность его товарища, как и влюбленность рыжеволосой девушки. Этот неуютный, болезненный треугольник, что сотворил в своё время Волк в какой-то момент должен был сыграть свою коварную роль. Как и было сейчас - разрушив его, было легко порезаться об осколки этой любовной фигуры.
Сперва Геральт защищался, а Трисс нападала, вспоминая о темноволосой холодной чародейке, что погибла одновременно с ведьмаком во время погромов. "Он сам заварил эту кашу, переспав и заведя отношения с обеими женщинами, не способными делиться, и теперь обречен страдать в попытке наконец завершить эту историю. Надеюсь только, что твоё неумение делать выбор не разрушит нашу крепость к чертям собачьим... или неумение Трисс сдерживаться себя!" - подумал в какой-то момент Эскель, наблюдая за разгоравшимися страстями. Он сам прекрасно помнил отчаяние рыжеволосой девушки, когда-то пытавшейся соблазнить даже его. Да, он получил бы незабываемое наслаждение тогда в горах... но он умел держать себя в руках и думать не только промежностью. "Весемир задаст хорошую трепку после этой встречи, если никто не умрет". Что же думал сам Эскель, жалел ли он кого-нибудь из них двоих? Он не любил жалость - она была мерзким чувством, способным убивать и калечить не хуже клинка. Потому он всё был всё так же скептичен и хладнокровен, как и всегда. Хоть кому-то в этой истории надо было остаться голосом разума и Эскель взял на себя эту роль.
Эмоции подобно могучим чарам были ощутимы в воздухе, наэлектризовывая его. И когда Геральт произнес слова, отвергающие Трисс, призывающие уйти с его глаз - столько долго копившееся напряжение взорвалось одновременно с горячим нравом чародейки. Эскель не успел среагировать, как девушка ударила ведьмака чарами и повалила его на стол. Запоздало ринувшись из тени с удивительной для своей комплекции скоростью, он всё равно не успел добраться до них прежде, чем она положила руку на лоб Волка и начала возвращать ему воспоминания.
- Трисс, стой! - рявкнул Эскель, невероятным прыжком оказавшись наконец рядом с чародейкой, и пытаясь оттащить её от друга.
Схватив её за талию, он поднял её легкое тельце в воздух и перенес подальше от Геральта.
- Что ты делаешь, Трисс?! Держи себя в руках! - он опустил её на землю и закрыл собой стол.
"Руки... чародеи и чародейки колдуют с помощью рук!" - вовремя промелькнуло у него в голове, и он взял её изящные ручки в свои, опасаясь новых чар. Ситуация стремительно выходила из-под контроля, как забродившее вино и оставалось надеяться, что Геральт не сильно пострадал от магического удара.

+1

11

Мысленная связь оборвалась так внезапно и так оглушающе, что Трисс показалось, что она оглохла и ослепла разом. Размытая картина мрачной обеденной залы плясала перед глазами массой причудливых пятен, которые постепенно сливались, приобретая более узнаваемые черты. Как слабый, безвольный котенок, она повисла в руках Эскеля, первые секунды совершенно не понимая что происходит, оставаясь на границе невысказанных, не переданных Геральту мыслей и неизбежной реальности происходящего. Голос Эскеля поначалу звучал глухо и тихо – словно пробиваясь сквозь толщу воды, – но затем слух вернулся так резко, что Трисс болезненно зажмурилась. А потом…
Ее пальцы задрожали от прикосновений. Эманации стремительно приводили ее в чувства, позволяя во всей красе ощутить происходящее. Уже нельзя было сказать себе, что все приснилось. Что она, возможно, просто лишилась чувств от переживаний и Геральт вовсе не велел ей убираться с глаз долой, а она не…
— Не трогай меня! Не трогай! – отчаянно вырываясь, закричала Трисс. – Убери от меня руки! Не прикасайся!
Она высвободила ладони и отступила на несколько шагов назад. За спиной Эскеля показалась та самая картина, которую он от нее прятал – оглушенный потоком ее мыслей Геральт.
— Нет, – коротко пискнула Трисс и зажала рот ладонями. По щекам вновь покатились слезы.
Она отступала. В страхе – в ужасе! – глядя то на одного ведьмака, то на второго. Она сама все разрушила. Она не сдержалась. И теперь, когда Геральт все знает, у нее не было ни единого шанса. Ни единой надежды.
Трещали в камине поленья. Где-то вдалеке белял выведенный на мороз Колокольчик. Трисс не нужно было приходить сюда. Это была самая большая… непоправимая ошибка.
Мысль о неизбежном конце и потере последней надежды, так шокировала Трисс, что она задрожала и едва не споткнулась. Нужно было бежать отсюда. Бежать скорее. Спрятаться на краю земли. И забыть. Все забыть. Больше никогда не вспоминать Геральта из Ривии!
Она сорвалась с места и метнулась прочь из зала. Выскочила на слепящий, дневной свет, вновь едва не споткнувшись и не слетев с неровных ступеней полуразрушенного крыльца. Нужно было мчаться. Но куда?
Только добежав до металлической решетки ворот, Трисс вдруг поняла, что не понимает ничего. Где ее лошадь? Как она сюда добралась? Где ей спрятаться?
Вновь тревожно заблеял потряхивающий бородой Колокольчик.
Почти бессознательно Трисс раскрыла портал и шагнула в него.

+1

12

Не успел Геральт развернуться, чтобы твердо и уже по-настоящему раздраженно высказать все, что он думал о ситуации и настоятельно потребовать от Трисс, чтоб она ушла, как его сшибло с ног. По спине болезненно прошелся край скамьи, а затылок едва не пострадал от непробиваемой обороны обеденного стола, но все это не значило ничего.
Абсолютно ничего.
Потому что поток образов и воспоминаний, вложенный в голову Геральта следующим касанием Трисс, заглушил весь остальной мир.
Он не видел никого и ничего, кроме Йеннифэр. Себя с ней. В этих воспоминаниях она выглядела еще красивее, чем ее описывал Лютик на пути в замок. Поток воспоминаний о том, как счастливы они были, несмотря на все невзгоды, затягивал Геральта, словно трясина в болотах Велена.
Пепельноволосая девочка, дитя-Предназначение, та, чье имя ускользает от Волка. Цири. Княжна Цинтры. Ужасненькая проказница. Воспоминания обрывочны, но понятно одно - между ними есть связь, связь та, что крепче кровного родства.
Геральту не хотелось покидать этот мир смешанных цветов, сливающихся в яркий поток покоя и радости. То, что хотели бы получить многие ведьмаки. То, что они никогда не получат, и прекрасно это осознают. С Пути свернуть невозможно.
По крайней мере, не преуспел еще никто.
Именно поэтому разум Белого Волка так отчаянно цеплялся за этот воображаемый мир, яростно сопротивляясь рассеивающейся магии.
Возвращение в обыденность было болезненным. И неприятным, повергающим Геральта лишь в еще более мрачное настроение. Медленно он поднялся со стола, ощупывая ребра и руки-ноги. Переломов нет. По крайней мере, физических.
Но Трисс показала ему кое-что, определенно заинтересовавшее ведьмака. То, что может дать ему цель.
Ведь Геральт не знал, что он собирается делать после зимовки в Каэр Морхен. Все, о чем он мог подумать - выехать на большак и отправиться куда глаза глядят. В поисках банального пропитания, возможно, новых приключений.
Жить типичной жизнью ведьмака, как это делает Эскель. И Весемир.
Это было очень заманчиво и звучало так... правильно?
Да.
Но теперь бесцельно слоняться по тракту не придется.
Как только сойдут снега, Геральт покинет Каэр Морхен и направится в Нильфгаард.
Путь будет долгим и трудным. В Городе Золотых Башен ведьмаку не обрадуются.
Геральту было плевать. Он был благодарен Трисс за показанное ему, пусть все еще был на нее очень зол.
Время вылечит.
И все расставит на свои места.
По крайней мере, так говорят живущие в глуши аскеты, у которых нет иных собеседников.

+1


Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » Книжные полки » Разорванная нить (Каэр Морхен, январь 1269г.)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно