Ведьмак: Глас рассудка

Объявление

НОВОСТИ

✔ Информация: на данный момент проект находится статусе заморозки. По всем вопросам обращаться в ЛС на профиль Каролис.

✔ Для любопытствующих: Если видишь на картине: кони, люди — все горит; Радовид башкой в сортире, обесчещен и небрит; а на заднем фоне Дийкстра утирает хладный пот — все в порядке, это просто наш сюжетный поворот.

✔ Cобытия в игре: Несмотря на усилия медиков и некоторых магов, направленные на поиск действенного средства от «Катрионы», эффективные способы излечения этой болезни пока не найдены. На окраинах крупных городов создаются чумные лазареты, в которые собирают заболевших людей и нелюдей, чтобы изолировать их от пока еще здоровых. Однако все, что могут сделать медики и их добровольные помощники – облегчать последние дни больных и вовремя выявлять новых пациентов. Читать дальше...
ИГРОКИ РАЗЫСКИВАЮТ:

Супердевы Цвет эльфской нации Патриоты Старый волчара

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » Книжные полки » Разделяй и властвуй (Третогор, январь 1269)


Разделяй и властвуй (Третогор, январь 1269)

Сообщений 21 страница 31 из 31

21

Те несколько мгновений, что Филиппа провела в коридоре уютных дворцовых казематов в ожидании ответа своего спутника, показались ей вечностью. Ибо, когда ведешь дела со столь блистательным партнером, обладающим невообразимым множеством достоинств, одним из которых является талант к превращению любой беседы, даже столь прозаической и обыденной, как обсуждение способов добычи сведений государственной важности, в ярчайший образчик риторики, тогда каждая минута, проведенная без возможности наслаждаться этим, поистине, изумительным даром, превращается в самую настоящую пытку. Но упомянутая государственная важность не позволяла госпоже Эйльхарт всецело предаться эстетическому наслаждению, а потому необходимо было ответить своему визави, причем, постараться, чтобы красочность формы не уступала значимости содержания, иначе это нанесло бы непоправимый урон не только красоте момента, но и государственным же и, что гораздо важнее, личным чародейским интересам.
- Сиги, дорогой мой, я прекрасно осознаю, что твои, как ты выразился, скромные способности – один из столпов нашей государственности. Одни твои познания в способах обесчестивания чего стоят. Обращаться мне отныне в ощипанную курицу, а не в гордую ночную птицу, ежели я ранила твою тонкую душевную организацию, – Филиппа склонила голову на бок. - Однако, позволю напомнить, что ты сейчас беседуешь не только со своим  добрым  другом, безмерно ценящим все твои достоинства, но и с лицом официальным, а именно, с советницей Его Величества, короля Редании, а ты, как я уверена, и сам ни на минуту не забываешь, находишься у упомянутого короля на службе, и все это милое заведение, даже если оно вопреки твоим заверениям всё-таки окажется передвижным борделем – казенное учреждение, посему: что, как, когда, в каком количестве и прочие подробности рациона твоих подчиненных  - это моего ума дело. Это во-первых.

Во-вторых, чтобы делать своё дело хорошо, вовсе не обязательно любить его всей душой, достаточно просто знать, как достичь нужного результата. Ежели ты у нас теперь приверженец старой доброй ахимсы, а я нисколько не сомневаюсь, что с твоим уровнем профессионализма можно себе это позволить, то я и мои люди всего лишь скромные маги и чародеи, не владеющие таким богатым  арсеналом методов ведения допроса. Да и ни к чему это, у нас другая специализация, а отбирать хлеб у твоих людей было бы не коллегиально. А мы ведь с тобой коллеги, Сиги. Оба слуги государства. Так вот в нашем распоряжении всего-то пара –тройка заклинаний по глубинному проникновению в чужое сознание, но мы, уж теперь ты мне поверь, их отточили до совершенства, и используем с не меньшим мастерством, чем твои откормленные профессионалы пользуют свои методы. И вот мы, в виду узости спектра доступных мер, применяем их в том числе и к инвалидам, более того, буду с тобой откровенна, не редкость, когда изначально пышущие здоровьем субъекты инвалидизируются уже в процессе допроса. Конечно, с изяществом мастеров вашего цеха это не сравниться, но вот что я тебе скажу, по эффективности им не уступает, что бы ты мне тут ни говорил. Да, этот подход, в виду упомянутой инвалидизации, иногда ограничивает возможности повторного использования допрашиваемого, ну это неизбежные издержки профессии, и нашей, и его, допрашиваемого, тоже. У любой профессии есть издержки, и не важно, плотницкое ли это дело на задворках мира или должность императора всея юга.
Что до причин моего волнения, которое я и не думала от тебя утаивать, потому что а)это не возможно в принципе, б)ни к чему и не зачем, учитывая нашу исключительную взаимную симпатию, тягу к кооперации и не знающее аналогов доверие; причина в неприятном саднящем ощущении в спине, которое возникло вскоре после начала моего визита. Язык не поворачивается назвать его ощущением воткнутого ножа, скорее, неприятный зуд после чьих-то когтей, не слишком острых между прочим. Нет, я, конечно, не против пары игривых царапин, оставшихся на память о бурной и страстной ночи, но сейчас не тот случай и это меня немного нервирует. Если хочешь, мы поговорим об этом и я изолью тебе душу, но не здесь и не сейчас ибо я не любитель вести  душеизливаетльные беседы посреди застенка.  К тому же я ещё не сказала тебе самого главного, - чародейка смотрела на собеседника необычайно серьезным даже встревоженным взглядом, а голос её стал твёрже камня. - Сиги, я тебя прошу, как друг и как должностное лицо, во имя блага Редании и всех Северных королевств – выкинь из головы эти еретические мысли о похудении!
Если вес твоей персоны хоть сколько-нибудь снизится, это повлияет на глобальную расстановку сил и повлечет за собой самые печальные последствия для жителей континента  и островов вместе взятых. Посему прошу, не вноси раскол в земную твердь и не порть мне удовольствие от лицезрения твоих прекрасных форм – оставь все как есть.

+2

22

— Заигрываешься, дорогая Филиппа, заигрываешься, — очень ласково улыбнулся шеф реданской разведки Сигизмунд Дийкстра. — Ступаешь на зыбкую почву. А зыбкая почва, госпожа Эйльхарт, имеет нехорошую тенденцию предательски глубоко затягивать того, кто шагнул в болото, ненароком запамятовав — оказывается, туда, где легко шагается грубым, примитивным лаптям вход дорогостоящим лодочкам, как правило, заказан. Внимательнее, госпожа Эйльхарт, внимательнее… И ни в коем случае не бери пример с меня. Я-то человек простой, грубый, изящная словесность мне по роду службы… противопоказана. Что поделать, служба такая — не терпит двоемыслия. Но ты… ты, дорогая Филиппа, женщина зрелая, мудрая, образованная, на коллегиальных собраниях чародейского Ордена, надо думать, выступала не раз и не два, понимаешь, знаешь, догадываешься — уху простому, грубому, примитивному твоя изящная элоквенция может послышаться — боги, избавьте, разумеется, — недобрым шушуканьем очень уж самонадеянно возомнившей себя канцлером… обыкновенной бордель-маман. Вру, необыкновенной. Ибо сильно озабоченной вопросом хлебов, посеянных, пожатых, запеченных с хрустящей корочкой совершенно чужими руками для совершенно чужого рта. Словом, какое везение, что других грубых ушей, за вычетом моих собственных, здесь не наблюдается. Не тайна же, дорогая Филиппа, хлеб мы с тобой едим общий. С общего же стола. Королевского. Да-да, хлеб, со стола того самого короля, который юношескую страсть к продажным дамам утратил давно и благополучно. Уточню: к дамам, вне зависимости от их социального статуса, официальности положения, изящности слога и остроты ума. Это… — на мгновение Дийкстра задумался. — В-четвертых. В-пятых, за краткий экскурс в интимные области твоей прямо или косвенно связанной с инвалидизацией населения профессии признателен искренне, нижайше и сердечно. Однако же… не станем изменять бордельной традиции — как бы ни были профессиональны собственные курвы со всеми своими достоинствами и недостатками, умалять полезности чужих курв все-таки не надо. Профессия-то у нас ведь тоже общая. И честь профессии, получается, одна. Поэтому, дорогая Филиппа, для оттачивания навыков красноречия выбери кого-нибудь другого. Сама понимаешь, в моем случае оно а) невозможно в принципе; б) ни к чему и не зачем; в) бесполезно; г) бессмысленно. И — вне списка, но, безусловно, важно — покуда наша взаимная симпатия по-прежнему такая симпатичная, покуда мы по-прежнему тяготеем к кооперации и жизни не видим без не знающего аналогов доверия, я, вероятно, единственный человек во всем мире, кому твоя поцарапанная спина не просто не интересна, но, грубо и примитивно говоря, банально не выгодна. Потому что моим прекрасным пропорциям соответствует примерно тех же габаритов душа. Огромная, Филиппа, воистину огромная! На а поскольку с обменом любезностями, я надеюсь, мы покончили, — улыбаясь, чуть склонился к чародейке Его Сиятельство. — Вот тебе мое грубое, очень чуткое и, несомненно, политически весомое ушко. Шепни имя. Кто, по-твоему, оказался настолько… самоуверен, что отчаялся увести корочку хлеба из-под носа самой незаменимой Филиппы Эйльхарт? Спрашиваю не любопытства ради, — одними губами произнес Дийкстра. — Как я уже сказал, к продажным женщинам Его Высочество интерес утратил… было бы обидно, воспылай он интересом к праведным мужам.

Отредактировано Сигизмунд Дийкстра (2017-04-18 18:52:08)

+1

23

- Я всегда догадывалась, Сиги, - Филиппа сделала движение на встречу Дийкстре, и тоже понизила голос - что размеры твоей  души столь же величественны, сколь и твои формы. И ты не представляешь, как я счастлива, что тебя так заботит состояние моей спины. Более того, мою душу, а представь, у меня она тоже есть, безмерно греет мысль, что состояние моего здоровья напрямую связано с твоей личной выгодой. Это вселяет в меня надежду на то, что ты поможешь разобраться с негодяями, которые посягнули на наш общий хлеб и, как выяснилось, на значимые для нас обоих части тела. И прежде всего,  - она перешла на шёпот, - твоя помощь будет неоценима как раз в вопросе выяснения имени этого злоумышленника и расхитителя хлебных закромов родины. Но уже сейчас я готова назвать тебе имя, которое, в прочем, тебе и так хорошо известно. И именно этот человек в состоянии не просто вонзить нож в спины нам обоим, но провернуть его и протолкнуть так глубоко, что он выйдет с другой стороны, пройдя прямиком сквозь сердце. Я говорю об Эмгыре вар Эмрейсе.
И если Радовид, отринув мою продажность, обернется всецело к твоей праведности, клянусь, я буду этому только рада, потому что…. А к чёрту это все. Сиги, я буду говорить на чистоту, совершенно откровенно и искренне, а ты уж сам решай, верить мне или нет. Более того, я вверяю тебе нож, и право выбирать, всадить ли его мне в спину или объединиться и пустить кровь нашему общему врагу. Я знаю, что моё влияние на нашего мальчика ( да, Сиги, мы оба взрастили Радовида и равно несём ответственность за то, что выросло) ослабевает. Я вижу, как он всеми силами стремиться стать самостоятельным. И ухватится за любую возможность, чтобы достичь желаемого, даже, если это сыграет на руку главному врагу государства. Но вот в чём вопрос, Сиги – готов ли наш мальчик к самостоятельности? Я считаю, что не готов. Если я перестану, так или иначе, сдерживать и направлять его, кто у него останется? Ты сможешь удержать его от необдуманных поступков, последствием которых станет расширение границ южной империи за счет крови северян? Вся эта возня с приступами религиозности, провоцирующими вражду между людьми и нелюдями, людьми и чародеями, теми самыми, что отдавали свои жизни под Содденом. Я вот думаю, что на всем этом лежит жирная тень черного нильфгаардского солнца. С тех пор, как мы выступили единым фронтом и победили, они постоянно пытаются разделить и ослабить нас. Я никогда не забуду Танедд. И чёрт возьми, Сиги, я лучше умру, чем позволю им ещё раз провернуть подобное. Если ты не веришь в мой патриотизм, так подумай вот о чём, ты знаешь - я никогда не мелочилась. Ложа, роль советницы короля – это все мелочи. Редания, Север – вот моё дело, вот моё детище. Я ни за что не отдам их Эмгыру, пока жива! И я готова на всё ради этого. А теперь, Сиги, я повторю свой вопрос: справишься ли ты с этим в одиночку? Сможешь ли ты  не допустить вторжения Нильфгаарда, если Редания будет полыхать в пламени гражданской войны?

+2

24

Глаза шефа реданской разведки округлились. Это было натуральное, подлинное искреннее, ничем не замутненное изумление.
— Ты серьезно, Филь? Правда, Филь, ты серьезно? — дважды повторил Дийкстра, нисколько не пытаясь скрыть изумления. Чувство было необычным и редким, он должен был выжать из него все.
— Филь, ты знаешь меня достаточно давно, достаточно тесно… курва! Ты знаешь меня во всех интимных… подробностях и… ты серьезно, Филь? Это какая, спрашивается, инфернальная зараза должна была размягчить мне мозги, чтобы я вдруг решил отнести свою монументальную фигуру дивной величественности к праведным мужам? О, нет, разумеется, нет! Я говорил не о себе. Я говорил о наших добрых рыцарях, которые с недавних пор пламенно и жарко поглядывают в сторону твоей братии. Говорил о тех самых рыцарях, чей возрожденный из пепла и несколько… модифицированный с учетом нынешних повседневных нужд Орден, собственно, возрожден и модифицирован, признаю, был не без участия подобных нам с тобой официальных лиц. Тут, полагаю, обязательно пояснение: не по моей инициативе, однако и не то чтобы без моего на то согласия. Рыцари, вот, где воистину праведные мужи! — ахнул Дийкстра. — К сожалению, еще большие любители хлеба с маслицем, чем иные миряне. Но это не новость. Чем чище и благороднее душа, тем больше она жрет. Очевидно потому, что колоссальная вера нуждается в колоссальной же подпитке. А посты, — ухмыльнулся Дийкстра. — Что посты? Посты, это так — пыль в глаза, ну и, само собой, вполне эффективная профилактика запоров, для натуры алчной явления, как ты знаешь, стабильно регулярного. Далее. Наш мальчик, — перешел на заговорщицкий шепот глава контр, внешней и внутренней разведки Редании. — Действительно грезит о самостоятельности. Увы, именно самостоятельность нашему мальчику прямо-таки категорически противопоказана. И ты отлично знаешь, почему. Потому что наш мальчик по складу характера — не будем выяснять, чье именно тут сказалось воспитание, твое или мое, — что угодно, но только не умный, мудрый, дальновидный правитель. Поэтому от нашего профессионально-официального дуэта я ни в коем случае не отказываюсь. Напротив. Заинтересован в нем также, как праведный монах после длительной аскезы — в сочном и жирном шницеле. То есть очень и очень сильно. А пока девочка дозревает, пока незнакомый тебе мальчик предвкушает, быть может, главнейшее в его жизни событие, я по-прежнему внимательно тебя слушаю. Итак, найдется ли в арсенале незаменимой мэтрессы Эйльхарт нечто настолько действенное и сокрушительное, что заставит поджать хвост нильфгаардского императора? Он ведь не трус и не дурак. Мы же с тобой, Филь, славимся тем, что умеем уважать чужие достоинства.
Говорил Дийкстра открыто, был уверен — их не подслушивают.
— К слову, заметь. Только что мы оба подписали себе смертный приговор. Подстрекательство к государственному перевороту и измена родине. Теперь-то ты веришь… в мое доверие и в мою искренность?

+1

25

Полные искреннего изумления, ставшие значительно больше и значительно круглее, глаза шефа реданской разведки были зрелищем столь уникальным и удивительным, а кроме того, сулящим возможность удачного исхода этой взаимной откровенности, что госпожа чародейка решила идти до конца, что в сложившихся обстоятельствах означало «ва-банк». Да как иначе могла развиваться беседа двух смертников, собственноручно себя в это смертническое положение поставивших?!
- Ты совершенно верно подметил, Сиги, мы с тобой  умеем уважать чужие достоинства. А потому с моей стороны было бы откровенной профанацией, умерить достоинства твои собственные, среди огромного множества которых, упомянутая праведность выделяется весьма отчетливо. И хотя ты так искренне от нее отнекиваешься, но именно она встала в свое время между нами, заставив тебя отвергнуть мою грешную натуру и разбить моё сердце. И как женщина некогда влюбленная и отвергнутая, я в виду минутной слабости истолковала не верно твои слова о моей продажности, которой, конечно, не выстоять против попраний высокоморальных мужей. В чём совершенно искренне и глубоко раскаиваюсь, как и в своих грешности со слабостью, а более всего в том, что позволила своему разбитому сердцу, пусть и не надолго, но взять вверх над первостепенностью интересов государственных. Однако, спешу заверить тебя, что я уже встала на путь исправления и освобождения от этих пороков и верховенство общего блага для меня теперь превыше любых чувств, и ни что не укрепит меня на этом пути так, как твои доверие и искренность. Они для меня бесценны, дорогой мой, так же как и твои жизнь, здоровье и цветущий вид. Поэтому любому вознамерившемуся сплетничать о подробностях нашей с тобой искренней и доверительной беседы (если найдется такой самоубийца) пришлось бы совершенно безуспешно пытаться опровергнуть тот факт, что беседа эта была ничем  иным, как выяснением отношений между бывшими любовниками, в результате которого, во-первых, было все выяснено, во-вторых, оставлено позади и в-третьих, воссоздан официально-профессиональный дуэт, единственной целью, задачей и чаянием которого является благо Реданской державы и личное благополучие её Государя. Во имя них мы с тобой, умеря на время обоснованную жажду к кровопусканию, обратимся к вопросам более житейским, а именно: наведение порядка в доме, возвращение нашего мальчика под теплое, семейное крылышко и таки да, пока придется обойтись учебно-воспитательным шлепаньем по шаловливым рукам соседского мальчишку, который возомнил, что может безнаказанно гадить на нашей территории, облачившись в местные цвета и выкрикивая всуе местные святые имена. А вот когда с домашними делами будет покончено, - Филиппа  коснулась щеки своего собеседника и хищно улыбнулась, - тогда, Сиги, мы с тобой сами распустим свои не менее длинные и шаловливые, но, надеюсь, более ловкие ручки.

+2

26

Дийкстра скосил глаза. На остренькие коготки. И вовсе даже не птичьи.
— Я когда-нибудь говорил, что люблю тебя, Филь? Знаю, не говорил. И не скажу, — добавил шеф реданской разведки, пряча за спину румяных морских котиков, от чего вмиг делаясь до безумия похожим на кашалота. Вполне теперь дружелюбного.
— Но сама мысль, сама мысль, Филиппа.
К сожалению, расточать комплименты и далее судьбой было не предназначено.
— Ваше Сиятельство! Ваше Сиятельство!
Дийкстра обернулся.
— Что?
Вопившего звали Коржиком и был он одним из завсегдатаев казематов, то есть почтенным, уважаемым охранником. И пил безбожно.
— Пятый, Ваше Сиятельство, — тяжело дышал Коржик. Потный, синюшный, категорически безрадостный.
— Что пятый? Кто пятый?
— Пятая камера, ф-у-у-ух, — глотал воздух почтенный охранник. Аж захлебывался. — Арестант. Обдолбался, значица.
— Обдолбался? О, курва! Я же говорил. Я, курва, предупреждал, еще хоть раз какая-то сука протащит на территорию хоть пылинку фисштеха — вздерну. Всех вздерну. И тебя, Коржик, в числе первых. Начинай приготовления.
— А? Что? Нет! Нет-нет, Ваше Сиятельство! — затараторил Коржик. — Не в этом смысле. Не фисштехом. Башкой обдолбался. Пятый-то. Долбал, долбал лбом об стену, ну и вот. Обдолбался.
— Постой. Пятый — это орденец?
— Так точно, Ваше Сиятельство.
— О, курва! Вызвал лекаря?
— Вызвал, — кивнул тюремщик. — Да когда ж его дождешься-то. Вот кто завсегда обдолбанный, — авторитетно заявил Коржик и поспешно добавил: — Фисштехом.
— О, курва, — в третий раз повторил Сигизмунд Дийкстра, обернулся к Филиппе: — Что ты там говорила об инвалидизации? И как насчет обратного процесса? Это возможно? Должно, Филиппа. Обязано.

Пятый был молод, невысок, худ. Острижен неровно — короткие рыжие клочки волос торчали во все стороны. Очевидно, стригся сам, без посторонней помощи.
Молодым было и лицо, красивое или некрасивое — не разберешь. Мешала кровь — густо, обильно сочащаяся из глубоких ран на лбу — и уже подсыхающая.
Тем не менее, Пятый был жив — выдавали губы. Мелко дрожащие.
«Шепчет? Что он шепчет?», — глядя на пятого, еще подумал Коржик.
Но вскоре понял — нет, не шепчет.
Хочет улыбнуться. А не получается.

+2

27

Вот так да!  Удача, говорят, часто является неожиданно. В этот раз она появилась вместе с тем очень эффектно. Да ещё во главе с таким колоритным вестником – взмокшим, перепуганным тюремщиком-алкоголиком.  Госпожа Эйльхарт не привыкла рассчитывать на внезапную удачу, особенно в такой день, когда вскрылось очередное предательство, допрос пришлось отложить, не добившись ничего путного,  да ещё и откровенничать, а это - самый нелюбимый ход, потому что он прочти всегда оказывается слабоват  и чаще всего неоправданно рискован.Входя в камеру с «обдолбанным пятым», Филиппа ещё не догадывалась, что здесь её ждёт подарок судьбы. А меж тем, это был именно он. И выглядел он ещё более эффектно, чем вестник, даже, поистине, драматично.
На полу валялся юноша, он был ещё жив и более жизнеспособен, чем казалось на первый взгляд. Залитое кровью лицо и раны на голове смотрелись ужасно, но были не опасны для жизни. Часто во время наступления магической инвалидизации, упомянутой Его Сиятельством, люди начинали бегать по комнате, очень похожей на эту камеру, и биться головами об стену, тоже очень похожим образом.  И т.к. эти события иногда начинали происходить раньше, чем была получена вся нужная информация, приходилось заботиться о целостности сведений, а значит о сохранности содержащих их голов. И вот особенность голов, заключалась в том, что повреждения кожи на них очень сильно кровоточили, но серьезной опасности для жизни, как правило, не представляли, ибо нарушение целостности черепной коробки дело весьма непростое, если нету под рукой подходящих приспособлений. А так как голова пятого размещалась на теле весьма тщедушном, вряд ли могущем нанести себе удар такой силы, чтобы кости хотя бы треснули, то, вероятнее всего, парень потерял сознание прежде, чем  сумел совершить по-настоящему серьезное членовредительство. Но, кто бы мог предположить, что такие подробности могли быть известны советнице короля?
- Ты, живо, притащи сюда ведро воды! – обратилась чародейка к колоритному вестнику.
- Вам для колдовства, ваша милость? Какая вода нужна? А то у нас только обычная.
- Да,  для колдовства. Обычная подойдет, только чистая.
Вестник мигом метнулся за дверь и через несколько мгновений вернулся с полным ведром. Чародейка сделала легкие движения пальцами и ведро, поднявшись в воздух, выплеснулось на лицо пятого и отлетело в угол. Мальчишка дернулся, но в себя не пришёл. Филиппа опустилась рядом с ним на колени («Платье придется выбросить, но что поделать – дело … спасения Редании требует жертв»). Найдя на голове более-менее чистое от крови место, она прикоснулась рукой к его виску.
Зрачки у чародейки расширились, взгляд обратился в пустоту, а сознание… её сознание отправилось в путешествие по закоулкам сознания пятого, погружаясь все глубже и глубже, выискивая нужные сведения.

Молитвы. Аскезы. Постриг. Молитвы. Девушка. Вожделение. Стыд. Самобичевание. Молитвы. Аскезы. Исповедь. Проповедь. Религиозный экстаз. Самоотверженное служение. «Слава Вечному Огню – меня заметили! Я буду состоять при уважаемом  рыцаре Ордена!» Гордыня. Стыд. Самобичевание. Благоговение. Важное поручение.
Мужчина в доспехах Ордена  говорил,  понизив голос, хотя в комнате и так никого не было кроме них:
- Эта статуэтка была найдена среди развалин храма. Возможно, эта святая  реликвия – самая древняя из ныне известных. Но сначала нужно подтвердить её подлинность, а до того, само её существование должно оставаться в тайне. Тебе оказана велика честь и доверие - ты встретишься с нашедшими её людьми и доставишь статуэтку в Орден для изучения. Это очень ответственная, важная и, главное, тайная миссия!

Волнение. Благоговение. Душевный подъём. «Я справлюсь! Я должен! Вечный Огонь, помоги мне!»
Двое странных мужчин. Безлюдный переулок. «Статуэтка! Она у меня!». Звон доспехов. Крики – стража! Бежать! Сильный толчок в спину. Падение. «Нет! Нет! Реликвия! Она разбилась! О, Вечный Огонь, что я наделал! Откуда внутри древней статуэтки нильфгаардские флорены?!» Сильная боль в затылке. Темнота.
«Ах, ты ж курва! – подумала Филиппа, а может даже и вслух сказала, - Все прошерстить, перетряхнуть каждый уголок этого плоского, фанатичного сознания!»
Зрачки чародейки расширились ещё больше, а сознание тараном устремилось все глубже и глубже, выискивая новые сведения и перепроверяя детали.
Пятый начал дергаться, а затем и трястись всем телом, изо рта пошла пена. А потом он затих. Чародейка поднялась с колен.
- Прости, Сиги, он был уже не жилец – ты сам видел. Пусть твои люди им займутся, а нам надо поговорить. Немедля!

+2

28

Едва ли бы Дийкстра когда-нибудь сознался, наблюдать за чародеями ему нравилось. Не только за некой конкретной чародейкой, чьи талант и мастерство ни у кого не вызывали сомнений, по степени эффектности воздействия на стороннего наблюдателя конкурируя разве что с ее же амбициями, а вообще за всеми.
С одной стороны это было практическое любопытство, то самое, которое призывало держать друзей близко, врагов — еще ближе; с другой — именно в моменты занятия любимым делом человек являл миру свое истинное, подлинное лицо.
Лицо Филиппы Эйльхарт, возможно, наиболее могущественной чародейки современности, при всей своей рассудочности было взволнованным. И немножечко — возбужденным.
«Об этом я подумаю позднее», — решил Дийкстра.
Мальчишка, по всей видимости, помер. И, очень может быть, помер не спроста. Все-таки Филиппа Эйльхарт, не смотря на все ее частые и довольно-таки убедительные призывы к сотрудничеству, к кооперации, к работе на пару, была жадиной. Впрочем, странно было бы, если бы не была.
На ее счастье, при желании Дийкстра мог раздобыть себе еще с телегу таких вот обдолбанных мальчишек, и делать с ними все, что душе угодно. Заставить молиться, каяться, бренчать на балалайке и плясать канкан.
Вероятно, так он и поступит. Но уже без свидетелей, без лишних ушей и без лишних глаз.
— Филь, обойдемся без приказного тона, — дружелюбно улыбнулся Сигизмунд Дийкстра. — Как ты, верно, еще не забыла — нет для меня большего наслаждения, чем перспектива разделить с тобой пищу для ума. Вернемся в мой кабинет? А что до нашей раскрасавицы то ли нильфгаардки, то ли не нильфгаардки — никуда она не денется. И, пожалуй, велю-ка я ее связать.

+1

29

Отворачиваясь от лежавшего на полу, мокрого и перепачканного в собственной слюне и крови мертвого тела, обращая свой взгляд к живым и здравствующим участникам разыгравшейся только что драмы,  чародейка не скрывала заговорщицкой и довольной улыбки.  Не видела смысла скрывать.
- Сиги, с каких пор ты стал цепляться к словам и тону, тем более, к моему?
Словесные реверансы и расшаркивания пришло время сменить на более эффективную в новых обстоятельствах и, что уж греха таить, более привычную, манеру говорить и действовать.
- Милейший, принеси-ка мне ещё воды.  Госпоже чародейке надо руки помыть, работенка пыльная оказалась, - окликнула она  белого как полотно, начинающего осознавать, как сильно он напортачил, вестника Филиппиной удачи и его, вестника, надо полагать, погибели.
- А что до нас, - обратилась она к Дийкстре, когда на негнущихся ногах Коржик вышел за дверь, - Я поделюсь с тобой всей пищей, которую мне удалось раздобыть, только приведу себя в порядок.

Чародейка понимала, шеф разведки не настолько глуп, чтобы не догадаться, что она покопалась в мозгах мальчишки, перед тем как тот отошёл в мир иной. Более того, если был бы хоть малейший повод заподозрить его в том, что он не догадается, то бишь, даже намек на то, что этому человеку можно вменить недостаточную сообразительность, её самой бы тут не было. Но она была, и была весьма довольна своим пребыванием, не смотря на то, что последнее время местом этого пребывания были казематы. И дело было не только в том, что в её руках оказалась информация, значимость которой  переоценить было сложно. Возобновленный альянс открывал не просто перспективу взаимного удовольствия от преломления интеллектуального хлеба, но и огромные возможности, и обоюдные выгоды. Потому крохоборничать и зажимать сведения, было не просто неразумно, а откровенно глупо.  А глупость, как известно - самое страшное преступление, и совершать его госпожа Эйльхарт была не намерена. 

Спустя короткое время, они вернулись в более приятную и, к счастью, более привычную для бесед обстановку рабочего кабинета Дийкстры. Удобно устроившись в гостевом кресле напротив своего собеседника, Филиппа говорила спокойно, уверенно и доброжелательно:
- Не будем оскорблять друг друга пустым притворством, Сиги, мы  оба знаем, что я не могла позволить ценной информации кануть в небытие вместе с её носителем. Конечно, перед смертью мальчишки я покопалась в его воспоминаниях. Да, не буду отрицать, это, возможно, несколько приблизило его кончину. Однако, думаю, ты согласишься, в данных обстоятельствах упрекать меня за это не стоит. Время дорого, а кто знает, когда бы ваш обдолбанный доктор привел его в форму и привел бы вообще. И  информация того стоила! Мальчишка был лишь пешкой, посыльным, если конкретнее. Он сам не понимал, зачем и куда на самом деле шёл. А шёл он на встречу с двумя мерзкими рожами, которые передали ему нильфгаардские флорены, эффектно упакованные в древнюю реликвию Ордена, которую наш барашек должен был вернуть в лоно церкви. Последнее воспоминание – как его нежно приголубила стража, надо полагать, твои люди, следившие за ним или за мерзкими рожами. Что было дальше, надеюсь, уже ты мне расскажешь, особенно интересно послушать ту часть, где бравые стражники преследуют тех двоих хранителей церковных реликвий. Я же, могу добавить кое-что стоящее из более ранних событий. Рыцарь, который давал мальчишке поручение, он однозначно был в курсе происходящего. Я не слишком знакома со всей этой сворой фанатиков и имени его не знаю, но лицо я запомнила. И если мне представиться возможность, узнаю его без труда. И теперь, когда я рассказала тебе все, что ценного содержалось в этой набитой религиозными догмами голове, давай же преломим этот лакомый кусочек и подумаем, как лучше всего разыграть тот козырь, что мы только что достали из рукава храмовников и положили в свой.

Отредактировано Филиппа Эйльхарт (2017-06-26 03:16:14)

+2

30

— Козырь? — постучал кончиком пальца по стопке сложенных на столе бумаг Сигизмунд Дийкстра. — Ну, не такой уж это и козырь. Картишка, обыкновенная картишка. Причем посредственная. Поэтому, моя дорогая Филиппа, прямо здесь, прямо сейчас, завтра, после завтра и даже всю неделю — разумеется, в отсутствие чрезвычайных происшествий — мы не будем делать ровным счетом ничего. Во всяком случае ничего такого, что радикально расходилось бы с привычным нам будничным графиком. Таким образом, дорогая моя Филиппа, мы будем спать, пить, есть, назначать деловые свидания и проводить не менее деловые встречи.
Я не хочу спугнуть птичку покрупнее. Все очень просто, Филь, это не карта. Это наживка. И мне бы крайне не хотелось через день-другой обнаружить здоровенный крючище прямо у меня под жабрами. Ну или у тебя, что, как мы оба понимаем, нашему обоюдно выгодному творческому партнерству может си-и-и-ильно навредить.
Неожиданно, да? Неожиданно, — выгнул левую бровь глава реданской разведки. — А ничего неожиданного. Знаешь, где находится штаб-квартира Ордена? В Вызиме. В стольном граде нашего доброго друга и соседа королевства Темерия. Темерия — это Фольтест. И я не могу поверить, вот нисколечко, даже капельку не могу поверить, мол-де, братья-рыцари поганствуют без его ведома. Или того веселее — благословения. Не такой он, Его высочайшее Высочество, человек. И тебе об этом известно.
Посему, повторюсь, Филь, мы будем ждать. Не очень долго, но будем, — загадочно улыбнулся Сигизмунд Дийкстра. — Как говорится: кто предупрежден — тот вооружен. Другое дело, имея на руках премощное оружие, только дурак начинает тотчас же палить во все стороны. Сперва… сперва, дорогая моя Филиппа, надо прицелиться.

Отредактировано Сигизмунд Дийкстра (2017-07-12 09:36:40)

+1

31

- Ждать и целиться говоришь? – Лукаво улыбнулась советница короля Редании, «жемчужина Третогоского двора», поборница дела магии и восхитительно талантливая чародейка Филиппа Эйльхарт. – Ну что ж, подождем. Столько, сколько потребуется. А что до крючка, Сиги, мы с тобой не какая-нибудь … плотва. Мы – рыбки покрупнее и позубастее. И если понадобится, сможем утащить на дно самого рыбака.
Филиппа вновь взглянула на карту, висевшую на стене кабинета шефа реданской разведки.
- Забавно получилось, собирались прибраться, а в итоге участвуем в ловле на живца. – Она вновь улыбнулась, вспоминая события этой встречи, подошедшей к концу. – Удачный выдался день!

+1


Вы здесь » Ведьмак: Глас рассудка » Книжные полки » Разделяй и властвуй (Третогор, январь 1269)


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно