— Упыри, упыри. И это неплохо, — кивал Эмиель Регис, после непродолжительных колебаний решая смазать костяшки Феликса камфорным маслом. — Собственно, ежели нам вдруг приспичит посвятить будущее Искусству, вплотную занявшись цирковой карьерой, я, друг мой, уже подготовил название для нашего коронного номера: «Два дебила против мира и Удивительный, Невероятный Пес». Успех, подозреваю, гарантирован. А какой богатейший для карьерного роста и творческой самореализации диапазон! Словами не передать! Да, Дружок?
Дружок склонил голову набок, вытянул передние лапы; демонстрируя ребристое, в черных пятнах нёбо, сладко, одобрительно зевнул.
— Вот и все, — оставляя Феликса в покое, вернулся на койку Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.
Прощупал подушечками пальцев уже собственный фингал — к этому времени он должен был исчезнуть полностью. Однако не исчезал.
То ли хваленая регенерация опять в самый неподходящий момент дала сбой, то ли для того, чтобы вытряхнуть дерьмо из конкретно взятого престарелого вомпера-анализатора требовалась нечто большее, чем близкий катарсису, разрушительно-очистительный, столь же насыщенный, сколько и напыщенный мордобой. А, может быть, дело в том, что, самозабвенно колошматя по зеркалу, морду — собственную, разумеется, морду — от кривизны не спасешь.
Необходимо нечто большее.
Например, компот.
Но лучше — покой и сон.
— Думаю, пара часов на отдых у нас все-таки есть, — разглядывая уже свои разбитые, перетянутые темно-синими жгутами вен руки, выявил надежду философ, ментор, весёленько разукрашенный фингалами монстр. — Рекомендую поспать, Фил. День, мнится мне, будет долгим.
Других он все равно не помнил.
Стекла затянуло инеем. Похоже, ударил мороз.
Еще немного и от пепла ничего не останется. Еще немного и пепел превратится в лед.