Командор умел быть внезапным, как никто другой. Ланц вздрогнул от его резкого вскрика, а Янек чуть не выронил бинты.
- Не скачи так, брат Йоханн, побереги сердце.
Средства, которые использовал Тройме для того, чтобы проводить командора прямиком на край жизни и вернуть назад, как и многие сильные средства, имели свои побочные действия, и вероятности, что сердце Крестителя может дать еще один сбой, Ланц не исключал. Просто, на всякий случай. Лучше, как говорится, перебдеть. Хотя сейчас в голосе лекаря чувствовалась улыбка - Крес весьма уверенными шагами возвращался к жизни, да и у Хелль дела шли лучше, чем он ожидал.
- Так, ребятки, марш отсыпаться, - скомандовал он пажам. - Янек, сменишь меня через три часа, потом - Феликс.
О некоторых вещах Ланцу не хотелось говорить в их присутствии.
- А вот это хороший вопрос, командор, - ответил он, убедившись, что оба помощника ушли. - Если ты совершил нечто, будучи без сознания, можно ли утверждать, что это совершил ты? Тем более, что ты в данном случае был еще и без дыхания. И как у тебя это получается? - Тройме покачал головой.
Где-то за полушутливым тоном лекаря промелькнула тень тревоги. В непосредственной близости от Истока неизбежно возникало множество тревожных вопросов. Каковы границы его возможностей? Или, если уж формулировать честнее, где границы опасности, которую он может представлять для Ланца, для Хелль, для любого из братьев Ордена, и для себя самого, в конце концов? Как так получилось, что даже смерть не смогла помешать ему поджечь подвал? Или, быть может, это не было смертью? Быть может, пора пересмотреть само понятие смерти? Подвергнуть сомнению тот факт, что остановка сердца равнозначна ей. Определенно, этот случай следовало записать и поразмыслить над ним.
- А руки-то... как говаривал отец Исидор, до свадьбы заживут.
Salvavi animam meam (Редания, 1268 год)
Сообщений 41 страница 42 из 42
Поделиться412017-04-02 01:43:39
Поделиться422017-04-04 18:56:39
— Я не ору, Хелль! Я... действительно ору, — согласился Креститель, опускаясь обратно на койку. От резкого подъема кружилась голова.
Воспоминания о недавних событиях — неясные, обрывочные, спутанные — возвращались. Щербатый рот, уродливое безглазое лицо старика Фенриса, красный гад, будто престарелая курва в попытке ублажить редкого клиента ползающий по всему телу волной тошнотворных, липких, холодных мурашек; баронесса Эрмируд фон Шаттен ди Кариотта, венок из синих назаирских роз. Дети. Мальчик и девочка. Запах цветущих яблонь.
Запах моря.
Крики чаек и собственный скрипучий, незнакомый голос.
Ничего из этого не имело значения. Отныне он был прежним.
— У-у-у-у, Ланц! Почему ты всегда такой серьезный? По законам жанра, человек с твоей физиономией должен быть развеселым балагуром-шутником... — прищурив левый глаз, обернулся к господину лекарю Креститель. — А, понимаю-понимаю, профессиональный кодекс чести: ни шутки на рабочем месте, потому как задорный хохот — прерогатива гробовщиков. Значит, все-таки я, да? Жаль. Прощу прощения. На самом деле прошу прощения. Не хотел. И я не знаю, как я это делаю. Что с меня взять? Самородок! На том и порешим, согласен? — это был не вопрос, это было руководство к действию. Проще говоря, приказ.
Йоханн выдохнул. Голова кружилась. Надо думать, резко и препротивно упало давление.
— На свадьбе, к слову, я бы погулял. Так что решишься — приглашай смело. Может быть даже заготовлю подарок.
Свадьба.
Вино, музыка, танцы, синие розы Назаира и запах цветущих яблонь. Из-за скеллигской погани он совершенно забыл, что:
— Кажется, у меня провалы в памяти, — нисколько себя не сдерживая, зевнул Йоханн. — Вчера вечером командование сообщило о переводе. Через три дня мы отправляемся в Каэдвен. Точно не помню — вроде как на дорогах образовалось некое вооруженное... формирование. То ли из дезертиров, то ли еще из кого. В общем, пакуем вещи, братья. Тебя, кстати, это тоже касается, душа моя недосестра, — ухмыльнулся Креститель, ответа, впрочем, не требуя.
Еще успеется.
Впереди — жизнь.
А сейчас пора спать.